От удивления у Лизетт расширились глаза.
– Ты меня увольняешь?
– Господи, нет, – отмахнулся Джонатан. – Что за глупости? С какой стати мне увольнять лучшего сотрудника?
– Тогда в чем дело?
Джонатан сглотнул.
– Ты согласна поужинать со мной? – тихо спросил он. – Поедем куда-нибудь на побережье. Туда, где нас никто не увидит. Мне нужно обсудить с тобой очень щекотливый вопрос. Я не хочу пользоваться твоей добротой, поэтому предупреждаю: ты вольна ответить «нет».
Лизетт на мгновение задумалась.
– Джонатан, я очень давно тебя знаю. Совместный ужин – это замечательно. И посторонние нам не нужны. Я понимаю: то, что ты собираешься сказать, очень важно. И я с радостью тебя выслушаю.
– Спасибо.
Лизетт оглядела себя. На ней была юбка цвета хаки и топ без рукавов.
– Мой сегодняшний наряд подойдет?
Джонатан кивнул.
– Можно даже устроить пикник, а не ехать в ресторан. – Так будет меньше вероятности того, что их услышат.
– Тогда я готова. Мне сесть за руль? – спросила она. – Ведь ты, кажется, принимаешь сильные препараты?
– Нет. Все в порядке. Я бы ни за что не подверг тебя опасности.
Быстро попрощавшись с Джеральдом, они вышли из дома. Джонатан забросил в багажник джипа два складных стула, и они отправились в путь. Сидя рядом на передних сиденьях, оба чувствовали себя неловко. Лизетт волновалась из-за предстоящего разговора, а Джонатан никогда не умел вести светские беседы.
Пока они ехали вдоль берега, он обдумывал свой план. Через полчаса они въехали в маленький рыбацкий городок, припарковались у пирса, зашли в ресторан, больше популярный среди местных, чем среди туристов, и заказали навынос две порции креветок и лимонад.
– А я считала, что ты предпочитаешь пиво, а не лимонад, – пошутила Лизетт.
Джонатан пожал плечами:
– С моими препаратами алкоголь пить нельзя.
– Ой, конечно. Я забыла. Извини, – поспешно проговорила она.
На пляже было пустынно – к этому часу дня люди уже разошлись по домам, чтобы принять душ и подготовиться к ужину. Джонатан нес стулья, Лизетт – еду и напитки. Выбрав местечко почти у линии прибоя, они стали готовить свой пикник. Все это время оба молчали.
Дул слабый ветерок, по стального цвета водной глади шла легкая рябь. Небо уже окрасилось в розовато-золотистые тона, хотя до заката было еще часа два.
Наконец они расселись, и Джонатан со вздохом откинулся на спинку стула. Всю свою жизнь он прожил в Чарльстоне. Море стало частью его. И песок. И мерный шум волн. Почему он так много времени проводил в четырех стенах?
Наверное, такова природа человека, подумал он, воспринимать все как должное. Как-никак, море всегда будет здесь. А вот то, что его здесь не будет, ему просто в голову не приходило. Теперь же ему предстоит измерять свою жизнь месяцами, а не годами. Через какое-то время – еще более мелкими единицами. Неделями. Днями.
Сидевшая рядом Лизетт молча ела креветки. Ее взгляд был устремлен к горизонту. Что ж, пора, сказал себе Джонатан. Только вот с чего начать? Уж больно нелепыми выглядят все слова. «Да, кстати, мне осталось недолго. Я решил, что ты должна знать».
Лизетт наклонилась и ввинтила свой стакан в песок, потом собрала мусор в пакет, откинулась на спинку стула и прикрыла глаза.
– Как здорово, – проговорила она. – Надо бы ужинать на берегу каждый день.
– Неплохая идея.
– Так в чем твой большой секрет? – спросила она после короткого молчания. – Рассказывай, Джонатан.
У него от страха скрутило желудок.
– У меня опухоль мозга, – ровным голосом произнес он. – Неоперабельная. Неизлечимая.
Лизетт будто обдало холодом. Она медленно повернулась к Джонатану.
– Ты уверен? – Глупый вопрос. Никто не разбрасывается такими заявлениями, не имея на то оснований.
– Да, – ответил Джонатан, глядя вдаль. – Сегодня утром получил результаты обследования.
– Мне жаль, – прошептала Лизетт.
– Не знаю, сколько мне осталось, – продолжил он. – И не знаю, чего мне ожидать. Вот поэтому я и вызвал тебя на этот разговор. Я пока не хочу рассказывать родным. Я подумал, что ты лицо незаинтересованное… – Он замолчал, подыскивая правильные слова.
– Друг? Коллега? – Лизетт все еще не могла прийти в себя.
– Ты больше, чем друг, чем коллега, – глухо проговорил Джонатан. – Я полностью доверяю тебе. Я хочу передать тебе власть принимать решение на тот случай, если со мной будет совсем плохо. Понимаю, что прошу тебя о многом, но ты получишь соответствующую компенсацию. И должность будет у тебя другая.
– А разве не Хартли должен взять на себя эту роль? – Лизетт до сих пор не понимала, почему брат Джонатана исчез.
Выражение его лица стало жестким.
– Мой брат пропал и не вернется. Это не та тема, что я могу обсуждать с тобой.
– Твои родные должны все знать. Ты не имеешь права скрывать от них диагноз.
– Я это понимаю. – Он сжал подлокотники кресла. – Но я должен выбрать правильное время. Поэтому я буду ждать как можно дольше.
Лизетт хотелось поспорить с ним, однако она давно на собственном опыте уяснила: если Джонатан Тарлтон принял решение, то легче сдвинуть с места огромный валун, чем заставить его передумать.
Все еще не придя в себя от услышанного, она пыталась представить, каково это будет – изо дня в день наблюдать, как приближается неизбежное. Это в итоге погубит ее именно из-за любви к нему. Но разве может она бросить его в тот момент, когда он нуждается в ней?
– Я хотела бы обдумать твое предложение, – наконец сказала она. – Боюсь, я не тот человек, который должен управлять компанией. Есть много других, которые справятся с этим лучше меня.
– Я начальник. Как я решил, так и будет.
– А что насчет совета директоров? И твоего отца? И что будет, когда ты уже не сможешь работать? Что скажут люди, когда ты дашь мне широкие полномочия?
Ее глаза обожгли слезы. Он назвал ее незаинтересованным лицом. Как же сильно он ошибается!