Префект Алмахий, в гордости задетый,
Спросил ее: «Откуда резкость эта?»
«Откуда? – молвила Цецилья. – Внушена
Мне совестью и верою она».
«А не страшит тебя, – спросил Алмахий, -
Префекта власть?» Она ж ему в ответ:
«Земная власть держать не может в страхе
Того, кому открылся правды свет.
Ведь ничего в ней, кроме спеси, нет,
Как в пузыре: проткни его иглою -
И сморщенный комок перед тобою».
«Ты на плохом пути стоишь сейчас, -
Он молвил, – и упорствуешь напрасно;
Про августейший слышала приказ?
Смерть христианам! – говорит он ясно. -
В том только случае, коль ты согласна
Немедленно отречься от Христа,
Жизнь у тебя не будет отнята».
«И государи могут в заблужденье
Впасть, как и все, – ответила она -
Несправедливы ваши обвиненья.
Скажи, в чем наша состоит вина?
Не в том ли, что душа у нас полна
Любви к Христу, что мы всегда готовы
Святое имя защищать Христово?
Дороже жизни имя это нам».
Префект ответил, помолчав немного:
«Иль нашим жертву принести богам,
Или от вашего отречься бога
Должна ты, – вот к спасению дорога».
С улыбкой, осветившей ей уста,
Ответила любимица Христа:
«Судья мой, принуждая к отреченью
От горней чистоты, меня ты сам
На тяжкое толкаешь преступленье. -
Лукавит он, – ужель не ясно вам?
Ведь это видно по его глазам».
«Молчи! – вскричал префект, – ни слова боле!
Про власть мою ты не слыхала, что ли?
Что воле ты подчинена моей,
Тебе – скажи! – ужели неизвестно?
В моих руках и жизнь и смерть людей.
Гордыню брось, – гордыня неуместна».
Она в ответ: «Я говорила честно,
Не гордо, – ибо гордости порок
Нам ненавистен и от нас далек.
Коль не боишься правды, то скажу я
Тебе во всеуслышанье, судья:
Сейчас изрек ты похвальбу пустую,
Сказав: «И жизнь и смерть дарую я».