Нечестивый город

– Мильядьябло флоренцент! – в невольном изумлении воскликнул Вик Руиз.

Последствия этой простодушной верскамитской фразы оказались весьма неприятными, поскольку она привлекла внимание поклонявшихся чиам-минов. Они обернулись и увидели, что мы разглядываем их Белую Богиню.

В ту же минуту по меньшей мере десять копьеносцев схватили нас и, обращаясь с нами без малейшей учтивости, повели к джурке джифа всех чиам-минов. Нас бросили к его ногам и заставили лежать ничком, пока копьеносцы излагали своему повелителю историю нашего преступления.

Вик Руиз несколько раз пытался подняться и опровергнуть их обвинения, но они с помощью своих копий заставляли его снова прижаться к земле; время от времени меня тоже покалывали острыми наконечниками.

Джиф чиам-минов, человек гигантского роста и могучего телосложения, судя по всему, не любил долгих разговоров. Он приказал копьеносцам замолчать и спросил:

– Ва? Снугги ва? Сунд ной туи тален? – Ему ответил толстый копьеносец:

– Месси со е! – гневно воскликнул он.

– Стилли? – осведомился джиф. – Стилли ор таф?

– Стуук! – возбужденно закричали все копьеносцы.

– Ум, – сказал джиф. Потом он встал и поднял руку. – Физл. Бурп. Валува роул симфип. Чисси на ной тан де Лайя.

– Чингратта майза совьявинта! – задыхаясь от негодования, проговорил Вик Руиз. И я спросил его, о чем тут говорилось.

– Сударь, – прошептал он, – нас привлекли к суду и признали виновными. Джиф приказал бросить нас Лайе.

– Да что это за штука? – поинтересовался я

– Не знаю, сударь, – признался Руиз. – Но, по-моему, что-то страшное.

– Черт побери! – возмутился я. – Но ведь мы не совершили никакого преступления. И даже если совершили, почему нам не дали возможности оправдаться?

– У чиам-минов это не принято, сударь, – пояснил Руиз. – Наше преступление состоит в том, что мы смотрели на Белую Богиню. Мы осквернили ее своими взорами, потому что, глядя на нее, питали нечистые мысли. Я, по крайней мере, питал; думаю, что и вы, сударь, тоже. Во всяком случае, это и есть то преступление, в котором нас обвиняют, а оно считается у чиам-минов страшным злодеянием. Теперь нас без всяких проволочек доставят к Лайе. Ей-богу, сударь, сегодня утром я проснулся с предчувствием скорой насильственной смерти, но в моем предчувствии не было ни малейшего намека на что-либо подобное. К тому же я вовлек в эту историю и вас, сударь. Вы должны сказать, что прощаете меня, иначе предстоящая смерть будет просто невыносимой.

По правде говоря, я не мог решить, стоит мне прощать его или нет. Он так уверенно утверждал, будто является старым добрым другом чиам-минов, и восхвалял их традиционное гостеприимство – и вот теперь мы лежали на земле, и нас кололи этими проклятыми копьями, а в ближайшем будущем нам предстояла встреча с какой-то жуткой Лайей. Нет, мне совсем не хотелось прощать Вика Руиза.

По приказу джифа копьеносцы взяли нас за руки и за ноги и вынесли из его чертога. Все остальные чиам-мины уже собрались вокруг джурки предводителя, чтобы узнать, какое решение он вынес по нашему делу. Услышав, что мы будем немедленно брошены к Лайе, они пришли в чрезвычайное возбуждение.

– Физл роул де Лайя! – визжали они. – О, физл роул де лумпиг Лайя!

И чиам-мины пустились в дикий пляс, подпрыгивая, выделывая всевозможные курбеты и принимая устрашающие позы.

Копьеносцы поволокли нас с Виком Руизом дальше и наконец доставили на большую арену, находившуюся очевидно за пределами самого стойбища.

– Прежде, чем мы навек расстанемся, – шепнул мне Руиз, – я бы хотел обратить ваше внимание на эту арену. Она очень древняя; чиам-мины построили ее много веков назад и восстанавливают каждый год, когда приходят сюда, чтобы разбить лагерь и собрать кротовой травы, археологи из Хейлар-Вея считают, что это самая древняя грязевая постройка в мире, сударь.

– За всю жизнь не видел ничего гнусней, – отозвался я.

Арена представляла собой неправильную кольцевую стену, сложенную из необожженных кирпичей, которые скреплялись грязевым раствором. Двери и какие-либо другие отверстия отсутствовали. Внутрь можно было попасть лишь по приставленным к стене лестницам. По одной из них, самой широкой, копьеносцы спустили нас и бросили на землю. Потом стали появляться остальные чиам-мины. Они рассаживались по краю стены, свесив ноги вниз, кричали и швыряли в нас комьями грязи.

Мы сидели на земле, потирая ушибы и ссадины, а вокруг нас валялись кости, в основном с остатками протухшего мяса. Я узнал останки панды, гиены и капибары, но были и еще какие-то крупные кости, которые мне не удалось определить, и я указал на них Руизу.

– Это, очевидно, останки льва, – объявил он.

– Значит, Лайя убила льва? – спросил я.

– Да, сударь, похоже на то. Я никогда ее не видел, но, судя по слухам, Лайя чрезвычайно свирепая и сильная тварь. Несомненно, так оно и есть, если она способна убивать львов.

– Да, это несомненно, – согласился я, – и, судя по всему, очень скоро нам предстоит помериться силами с Лайей.

– Увы, сударь, боюсь, вы правы. О Господи, какой отвратительный и жалкий конец. – И Руиз вздохнул.

Между тем на арене произошло некоторое волнение. Мы взглянули наверх и увидели, что джиф чиам-минов занимает свое почетное место – небольшое возвышение на стене, сооруженное из дополнительных кирпичей.

Вик Руиз поднялся, медленно прошел к краю арены и остановился напротив трона джифа. Он вскинул правую руку на манер фашистского приветствия и воскликнул:

– Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!

Старый джиф кивнул и сделал ответный жест.

– Бурпла рууп, – произнес он благосклонно.

Затем произошло новое оживление, и мы увидели копьеносцев, которые тянули на веревках что-то весьма тяжелое. Наконец им удалось затащить на стену свой груз – клетку с Лайей.

Чиам-мины завизжали от восторга.

– Физл роул де лумпиг Лайя, – вопили они. – О Физл роул де Лайя!

Копьеносцы спустили клетку со стены. Когда она достигла земли, один из них дернул за веревку, и дверь раскрылась. Лайя вышла из клетки.

– Веннччи челна вейта! – воскликнул Вик Руиз, употребив ради такого случая самое ужасное из всех верскамитских ругательств.

У Лайи были когти ящера и панцирь черепахи. Голова ее, размером с пивную бочку, напоминала голову змеи, вооруженную челюстями акулы. Лайя высунула и тут же втянула длинный язык, понюхала воздух и, учуяв нас, зарычала. С минуту она беспокойно топталась на месте, потом встала на задние лапы и, поглядывая на нас через плечо, принялась точить свои когти о кирпичи стены.

Я смотрел на нее, словно завороженный, и думал о кордитовых зарядах и фугасных бомбах. Потом внезапно я кое-что вспомнил. Под пальто у меня по-прежнему находился большой автоматический пистолет, который я взял в самолете у погибшего пилота. Пистолет лежал в кобуре, пристегнутой к поясу, я достал его, поднес к губам и поцеловал красивый вороненый ствол.

Вик Руиз восхищенно присвистнул:

– О, чародей: Как вам удалось совершить такое чудо?

Но я сказал только:

– Посторонитесь, чтобы я мог с помощью могучей силы науки развеять этот суеверный кошмар.

И я зарядил мой чудесный пистолет пулями весом в двести тридцать гран, развивающими скорость восемьсот футов в секунду.

Лайя стала приближаться к нам, ступая твердо и уверенно. Чиам-мины визжали и плясали на стенах: они кричали ей что-то, словно желая предостеречь ее от моего оружия. Но Лайя только подняла заднюю ногу и с презрительным видом осквернила груду костей; потом зашипела на меня и принялась яростно чесаться.

– Поди сюда, инкуб, – закричал я, – поди сюда! – Лайя опустила голову и двинулась вперед. Вик Руиз встал за моей спиной.

Я взял пистолет обеими руками.