– Да ладно тебе.
– У меня дела.
– Какие дела?
– Просто дела.
– И что ты собираешься делать? Топать домой и слушать мамочкины пластинки Перри Комо?
Я исподлобья посмотрел на него. Донни знал, что перегнул палку.
Мы все были фанатами Элвиса.
Он рассмеялся.
– Как знаешь, дружище. Тогда погодь с минутку. Я быстро вернусь.
Из гостиной он направился в свою спальню, и я задумался, как они все размещаются теперь, когда с ними поселились Мег и Сьюзан, в смысле, кто где спит. Я прошел к дивану и взял выпуск «Пластик-Мэна». Полистал немного и бросил. Потом прошел через гостиную в столовую, где на столе лежало свернутое постиранное белье, и наконец нырнул на кухню. Я открыл холодильник. Как обычно, еды там было человек на шестьдесят.
Я крикнул Донни:
– Ничего, если я колу возьму?
– Конечно. И открой бутылочку для меня, лады?
Я взял две колы, потянул на себя правый ящик кухонного шкафа и достал открывалку. Столовые приборы в ящике были начищены и аккуратно уложены. Мне казалось странным, что у Рут всегда полным-полно еды, но приборов – только на пять человек: пять чайных ложечек, пять вилок, пять столовых ножей, пять ножей для стейка и ни одной ложки для супа. Конечно, кроме нас, у Рут не бывало других гостей, но сейчас-то в доме жили шестеро. Я подумал: может, она в конце концов сдастся и прикупит пару приборов.
Я открыл бутылки. Донни спустился вниз, и я вручил ему колу. Он был в джинсах, кедах и майке. Майка плотно обтягивала его пузо. Я похлопал его по животу.
– Следи за собой, Дональд, – сказал я.
– Ты за собой последи, гомик.
– А, значит, я гомик, так?
– Дебил ты, вот ты кто.
– Я дебил? А ты шлюшка.
– Шлюшка? Шлюшками бывают только девчонки. Девки и гомики – шлюшки. И ты шлюшка. А я титулованный боец. – Он подкрепил это заявление легким ударом в плечо, я ответил тем же, и мы слегка побоксировали.
Мы с Донни были близки настолько, насколько это было возможно в нашем возрасте.
Через заднюю дверь мы вышли во двор, потом по подъездной дорожке к выезду из двора и направились к Эдди. Игнорировать тротуар было делом чести. Мы шли посередине дороги. Шли и потягивали колу. Движения на нашей улице все равно никогда не было.
– Твой брат мучает червяков в саду, – сообщил я.
Он, обернувшись, посмотрел на меня:
– Славный мальчонка, верно?
– Ну и как тебе это нравится? – спросил я.
– Нравится что?
– Что у вас теперь живут Мег и ее сестра?
Он пожал плечами:
– Не знаю. Они же только приехали. – Он глотнул колы, отрыгнул и улыбнулся: – Но эта Мег симпатичная, верно? О черт! Моя кузина!
Я оставил это без комментариев, хотя был полностью с ним согласен.
– Но троюродная, ты понял? А это большая разница. По части крови и всякого прочего. Не знаю. Раньше мы их никогда не видели.
– Никогда?
– Мама говорит: один раз виделись. Но я был слишком мал, чтобы запомнить.
– А как ее сестра?
– Сьюзан? Да никак. Она еще ребенок совсем. Сколько ей там, одиннадцать или вроде того?
– Вуферу только десять.
– Ну да, верно. И что такое Вуфер?
Спорить не приходилось.
– Ее круто покалечило в той аварии.
– Сьюзан?
Он кивнул и показал на мой живот:
– Да. Переломала все отсюдова до самого низа, мама рассказывала. Все кости до единой. Бедра, лодыжки – все.
– О господи.
– Она до сих пор еле ковыляет. Вся в гипсе. И на ней эти – как они называются? – металлические штуковины, трубки, их привязывают к рукам, и ты на них опираешься. Их носят, когда у тебя полиомиелит. Забыл, как называются. Ну вроде костылей.
– О господи. Так она сможет снова ходить?
– Она ходит.
– Я имею в виду, нормально?
– Не знаю.