И едва наступил мрак, как преследующий их вой и справа, и слева, и сзади стал еще ближе, временами он раздавался настолько близко, что собаки начинали метаться в постромках.
После одного из таких припадков панического страха, когда Генри наконец успокоил собак, Билл сказал:
– Хоть бы удалось этим чертям найти где-нибудь добычу: авось убрались бы и оставили нас в покое!
– Да, слушать их приятного мало! – согласился Генри.
Больше они не обменялись ни словом вплоть до новой стоянки.
Нагнувшись над кипящим котлом с бобами, куда он подбрасывал колотый лед, Генри был изумлен звуком удара и резким визгом собак. Он выпрямился и увидел, как по снегу исчезала в темноте какая-то неясная тень. Потом разглядел стоявшего среди собак Билла, не то торжествующего, не то раздосадованного, с толстой дубинкой в одной руке и с хвостом копченого лосося в другой.
– Удалось вырвать только половину, – сообщил Билл, – но зато здорово хлопнул его. Слышал, как завизжал?
– Кто же это был?
– Не мог рассмотреть. Но у него четыре лапы, пасть и шерсть, как у пса.
– Может, это прирученный волк?
– Будь оно проклято, такое приручение! Являться во время кормежки и отнимать рыбу у собак!
Ночью, когда после ужина они сидели на ящике и курили трубки, круг из блестящих глаз сузился еще больше.
– На стадо лосей напали бы они, что ли, лишь бы оставили нас! – сказал Билл.
Генри проворчал что-то далеко не любезное, и с четверть часа оба просидели молча. Генри пристально смотрел на костер, а Билл— на круг горящих глаз, сомкнувшийся в темноте недалеко от костра.
– Хотел бы я, – начал Билл, – чтобы в эту минуту мы подходили к Мак-Горри.
– Да прикуси ты язык со всеми твоими желаниями и твоим карканьем! – не вытерпел наконец Генри. – Изжога у тебя, оттого и ноешь. Выпей соды – сразу полегчает, и мне с тобою будет веселее.
Утром Генри разбудил поток ругательств. Он приподнялся на локте и увидел товарища, стоявшего у костра среди собак с перекошенным от бешенства лицом и размахивавшего в исступлении руками.
– Эй! – крикнул Генри. – В чем дело?
– Убежал Фрог!
– Быть не может!
– Говорю, значит, убежал.
Генри выскочил из-под одеяла и кинулся к собакам.
Он тщательно пересчитал их вместе с товарищем и проклял ужасную пустыню, которая в течение двух дней отняла у них двух собак.
– Фрог самый сильный в упряжке! – мрачно заключил Билл.
– И уж совсем не глупый, – прибавил Генри.
Такой была вторая за эти два дня эпитафия.
Завтрак прошел невесело. Уцелевших собак запрягли в сани. День был повторением многих предыдущих. Люди с трудом брели по замерзшей пустыне. Молчание нарушалось лишь воем преследователей, которые невидимками шли по их следам.
С наступлением темноты, которая пришла почти сразу за полднем, вой приблизился. Преследователи не изменяли своей тактики. Собаки дрожали от страха, метались в панике, путая постромки, что еще больше угнетало людей.
– Ну, теперь, безмозглые твари, никто из вас не сбежит, – сказал с довольным видом Билл, когда на очередной стоянке закончил свою работу.
Генри оторвался от стряпни и подошел посмотреть. Его спутник привязал собак по индейскому способу, к палкам. Вокруг шеи каждой собаки он обвил кожаный ремень, а к ремню, настолько близко от шеи, чтобы собака не могла достать зубами, привязал толстую палку длиною в четыре или пять футов. Другой конец палки был притянут к вбитому в землю колу. Собака не могла перегрызть ремень около шеи, палка же мешала ей добраться зубами до ремня на другом конце. Генри одобрительно кивнул.
– Это единственный способ удержать Одноухого, – сказал он. – Этот пес перегрызает ремень так чисто, как будто перерезает ножом, и с такой же быстротой.
– Все собаки, надо полагать, окажутся целы при утренней кормежке.
– Держу пари, что окажутся, – подтвердил Билл. – Если пропадет хоть одна, я откажусь завтра от кофе.
– А ведь знают, что у нас нечем хватить по ним, – заметил Генри, указывая на сверкающие точки. – Если бы послать в них пару зарядов, они стали бы держаться попочтительнее. Каждую ночь они подходят все ближе… Отведи глаза от костра и посмотри внимательно вон туда. Видишь?
Некоторое время оба с интересом наблюдали за движениями неясных силуэтов за чертой озаренного костром круга. Пристально всматриваясь в пару сверкающих глаз, удавалось разглядеть смутные очертания зверя. Можно было даже видеть, как эти звери переходят с места на место.
Возня собак привлекла внимание мужчин. Одноухий с резким визгом рвался в темноту, все время пытаясь схватить палку зубами.
– Смотри, Билл, – прошептал Генри.
В круг, освещенный костром, боком скользнул зверь, похожий на собаку. Он двигался трусливо и в то же время нагло, все внимание обращая на собак, но не упуская из виду людей. Одноухий тянулся к нему на всю длину палки и нетерпеливо скулил.
– Это волчица, – шептал Генри, – она погубила Толстяка и Фрога. Она завлекает собак, а стая набрасывается и сжирает их.
В огне затрещало. Головня откатилась с шипением. При этом звуке странный зверь отпрыгнул во мрак.
– Я думаю, Генри…
– Что ты думаешь?
– Я думаю, что этого-то зверя я и попотчевал дубинкой.
– Вне всякого сомнения, – был ответ.
– Я хочу лишь обратить твое внимание на то, – продолжал Билл, – что она привыкла к кострам, – и это подозрительно.
– Да, она знает больше, чем полагается знать уважающей себя волчице, – согласился Генри. – Волчица, хорошо знающая время кормежки собак, немало повидала на своем веку.
– У старого Виллэна когда-то собака ушла с волками, – размышлял вслух Билл. – Мне надо бы это помнить. Я же и застрелил ее в стае волков, когда мы охотились на лосей у Литл-Стика. Старик Виллэн плакал тогда как ребенок. Он не видел ее около трех лет, как он говорил. Все это время она провела в стае и совершенно одичала.
– Считаю, что ты близок к истине, Билл! Это не волк, а собака, которая не раз ела рыбу из рук человека.
– Если представится случай, я покончу с ней, будь она волк или собака. Мы не можем больше терять собак.
– Да, но у тебя всего три заряда, – возразил Генри.