Две недели спустя у полиции появилась первая зацепка. Тринадцатого февраля детектив Алан Корсон из полиции штата Орегон опросил Кэрол Коупленд, барменшу из B&I, которая работала накануне того дня, когда нашли тело. Корсон сообщал:
Мисс Коупленд заявляет, что в тот день Танья Беннетт пришла в бар B&I около часа дня. Она утверждает, что Танья была одна; мисс Коупленд заметила, что она была вся мокрая, как будто шла до бара под дождем. Ей показалось, что Танья была в хорошем настроении, она купила пива в баре и заплатила мелочью…
Мисс Коупленд заявляет, что Танья начала общаться с другими посетителями бара. Она заговорила с двумя мужчинами, которые играли в бильярд. По ее словам, Танья продолжала разговаривать с ними и играть в бильярд, после чего около 16–16:30 подошла к стойке и спросила Кэрол, не хочет ли та пойти с ней на дискотеку, когда закончит работу в 17:00…
Кэрол заявляет, что сказала Танье никуда не ходить с двумя мужчинами, потому что Танья их не знает и это небезопасно. Танья ответила, что с ней все будет в порядке, и вернулась к мужчинам, игравшим в бильярд.
Вечерняя барменша описала одного из игроков как мужчину около тридцати лет, ростом около метра восьмидесяти, с короткими светлыми волосами. Второй тоже был блондин, но ниже ростом. Она запомнила, что они заказали кувшин пива. Около 20:00 она заметила, что мужчины и Танья Беннетт ушли.
Прошло еще две недели, и полиция объявила, что нашла убийц. Но ими оказались не игроки в бильярд, а парочка завсегдатаев местных баров, Джон Сосновски и Лаверн Павлинак. Пятидесятисемилетняя, дважды побывавшая замужем бабушка нескольких внуков, сотрудница государственной больницы, в подробностях рассказала об убийстве, в котором обвиняла тридцатидевятилетнего Сосновски, работавшего на лесопилке и находившегося на условно-досрочном освобождении за несколько мелких преступлений. Седовласая Павлинак сообщила полиции, что ее любовник познакомился с Таньей Беннетт в баре и привез ее в овраг возле ущелья Коламбия-ривер, где она держала у девушки на шее петлю, пока Сосновски насиловал ее и убивал. Полная солидная дама предъявила отрезанную ширинку от джинсов «Левайс» и указала полиции точное место, где они с любовником выбросили труп.
Джон Сосновски свою вину отрицал, но провалил два теста на детекторе лжи. После того как ему предъявили обвинение в убийстве, он пытался свалить вину на приятеля-алкоголика, который оказался невиновен. Полиция нашла у Сосновски записку, где было нацарапано: «Т. Беннетт: Лакомый кусочек». Каштановые волосы Сосновски соответствовали тем, что были найдены в ладони у трупа.
Дело о банальном мелком убийстве было закрыто.
1
Кит Хантер Джесперсон – 1
1
Кровавое убийство
Обычно преступник утверждает, что в момент совершения преступления был расстроен и зол. Чаще всего его состояние можно охарактеризовать как комбинацию гнева, раздражения, неудовлетворенности и подавленности, а правонарушению, как правило, предшествуют неприятные события, зачастую, хотя и не всегда, с участием значимой женщины из его жизни.
Э. Николас Грос, Х. Джин Бернбаум,
«Мужчины, которые насилуют»
Был один из тех дней, которые всегда навевают на меня тоску, – ветреный, серый и тоскливый. Я с самого утра был в плохом настроении. Все в моей жизни полетело кувырком. Я подумал: Не могу я сидеть в этом жутком старом доме больше ни минуты. Мне надо выйти. Я устал и был сердит. Изнасилование и убийство были последним, о чем я мог подумать.
Слоняться без дела для меня было нелегко. Я привык работать. Вся моя семья была такой – работа, работа и снова работа. Но у меня накопилось слишком много штрафов, чтобы вернуться на работу дальнобойщиком, по крайней мере в ближайшее время. Я получал пособие по безработице и половину отправлял бывшей жене. Что означало, по сути, безденежье. И скуку.
Рождество меня совсем разорило. Я продал последние пожитки, чтобы купить подарки моим детям. Уступил мой восемнадцатискоростной «Твин Вояджер» за триста пятьдесят баксов – половину настоящей цены. Продал графитовую удочку, «Гарсия 5000», и с ней поплавки, леску, наживки, которые собирал с тех пор, как был ребенком. Все продал, чтобы подсобрать деньжат к Рождеству.
Я жил в маленьком домике на ранчо моей девушки в Портленде, близ шоссе 84. Бросил жену и детей ради этой Пегги Джонс (псевдоним), а теперь она, мелкая сучка, снова вышла на трассу и уехала с другим дальнобойщиком. Пять дней спустя после Рождества отправилась на стоянку грузовиков и начала крутить там хвостом. Домой в ту ночь не вернулась и не позвонила – ничего нового, такова Пег.
Сразу после Нового года телефон зазвонил и оператор сказала: «Звонок за счет вызываемого абонента, Киту Джесперсону». Это была Пегги: она, мол, в Ноксвилле с новым приятелем. И велит мне убираться вон из ее дома. «Съезжай! А если останешься, будь добр платить мне аренду». Она велела выслать ей деньги, обозвала говнюком и бросила трубку.
Мне ужасно захотелось кого-нибудь ударить, хотя вообще мне это не свойственно. Я присел на крыльцо и тут увидел бродячую кошку. Я заманил ее в дом и загнал в угол, откуда она не могла выбраться. Потом я ее задушил. Терпеть не могу кошек – тут я в отца. Я убивал их еще с пяти или шести лет. Какое-то время это даже было моей работой. Убить кошку для меня – раз плюнуть. Зато помогло сбросить напряжение.
С людьми я никогда не был жестоким, но и тряпкой меня было не назвать. Спустя несколько дней после того, как Пег сбежала с другим дальнобойщиком, я пошел на рынок Альбертсон подработать – грузил там тридцатикилограммовые мешки. Восемь парней, постоянных грузчиков, погнались за мной с клюшками и бейсбольными битами. Я схватил первого и сломал ему руку его же битой. Второму перебил ногу. Они бросились бежать, как олени в лесу. Когда твой рост два метра, ты весишь сто десять килограммов и неплохо боксируешь, ты сам по себе – смертельное оружие.
Пегги всегда хотела, чтобы я изображал строгого папашу с ее детьми. Я отказывался. Она лупила их, но я ни одного ребенка ни разу пальцем не тронул, и ни одну женщину тоже. Я никогда не бил своих детей, никогда не поднимал руки на бывшую жену или других женщин. Однажды я так разозлился на жену, что пробил кулаком дверь, но на нее даже не замахнулся.
Без моей девушки мне было одиноко, и я мечтал, чтобы она вернулась. Она доставляла уйму проблем, но у нас был отличный секс. Без нее мое общение сводилось к походам за кофе и болтовней с другими водителями на стоянках грузовиков в окрестностях Портленда. В остальное время я смотрел телевизор, гулял без всякой цели или играл в барах в бильярд. Обычно я задерживался там допоздна, лишь бы не уходить домой. Мне не нравился жуткий домишко Пег, и я пользовался любым предлогом, чтобы подольше в него не возвращаться.
В середине января она снова позвонила и сказала, что приняла твердое решение остаться с новым парнем, а между нею и мной все кончено. Я одновременно рассердился и расстроился. Теперь моей единственной компанией были призраки, обитавшие у Пег в доме. У них в семье говорили, что это двое парней, которые повесились там то ли пятьдесят, то ли шестьдесят лет назад. Клянусь, я чувствовал, как они витают в воздухе. Так вот идешь по коридору, и по тебе проскальзывает что-то – а ты не видишь. По ночам они кружились надо мной и Пегги в кровати. Тени на стенах появлялись откуда ни возьмись, а потом пропадали. Иногда призраки стонали, и выли, и стучали в стены. Мы привыкли не обращать на них внимания. А что еще делать?
В то отвратное утро 21 января 1990 года я вышел из дому всего с парой баксов, чтобы не потратить лишнего. Как обычно, я просто убивал время и подумать не мог, что кончу убийством человека.
Я решил сыграть в бильярд. В местных барах так заведено, что платят проигравшие, а победитель – нет, поэтому обычно я играл бесплатно. Особенно я был хорош в девятке. Мне удавались и резаные, и дуплеты, и винты, и массэ – разные хитрые удары. Наверное, я мог бы играть профессионально.
Часа в два я добрел до бара B&I с одним или двумя баксами в кармане. Бар ничем не отличался от дюжины других таких же в Грешеме. Старая забегаловка в рабочем квартале с простыми деревянными домами, кафешками и винными магазинами да парой продуктовых лавок. Там воняло выхлопными газами от грузовиков, проезжавших по Бернсайд и другим шоссе. Портленд называют «городом роз», но в этой части города розами точно не пахло.
Три стола были свободны, так что я взял кий, сделал ставку и разбил пирамиду. Подошел к бару заказать себе черного кофе – я следил за весом. А когда развернулся, увидел одну девчонку, которая как раз начала играть с двумя блондинистыми парнями. Она была ростом чуть пониже метра семидесяти, с темными волосами до плеч, худенькая – сильно походила на мою бывшую жену Роуз, только симпатичнее. Лицо у нее было круглое, со счастливой улыбкой во весь рот, будто ей на все плевать.
Когда она заметила, что я на нее пялюсь, то подбежала и сразу обняла. Барменша покрутила пальцем возле уха и сказала:
– Ты почему его обнимаешь? Вы с ним незнакомы. Он тебе никто.
Потом она мне объяснила, что эта девчонка умственно отсталая и шляется со всякими бездельниками по барам и бильярдным. Она очень милая и добродушная, но с головой у нее не все в порядке.
Я сам сделал пару ударов, и девушка предложила мне перейти к ней и к парням. Сказала, ее зовут Танья. Я был бы не против сыграть с ними по-дружески, но увидел, что столик у них пустой. Значит, они искали, кто купит им пива. Я плюнул и пошел домой.
Дома я час-другой посмотрел телевизор, но мне было ужасно одиноко и тоскливо. Я все вспоминал, как та девушка обняла меня, а барменша сказала, что у нее не все дома. Фантазия у меня разыгралась.
Я сел в двухдверную «Нова-74», которую мне одолжили, и поехал обратно в B&I, размышляя: Кажется, я ей по-настоящему понравился! Дурочка она или нет, но такое бывает нечасто. Приехал в бар я уже на взводе.
Когда я заходил, она выходила. Я пошел за ней на парковку. Я подумал: Если смогу усадить ее к себе в машину, то постараюсь затащить домой и заняться с ней сексом. Если будет сопротивляться, то даже силой. Четыре или пять лет назад я пытался силой взять девчонку у себя в грузовике, но она убежала. После этого я больше не пробовал. Но теперь захотел опять. Вся моя жизнь пошла под откос, и я был в полном дерьме. Что мне было терять?
Я подошел к девушке и сказал:
– Привет. Как поживаешь? Помнишь меня? Я сегодня днем был в баре – и ты меня обняла.
Она улыбнулась и ответила:
– Ну да, я тебя помню. Что ты хочешь?
Я сказал:
– Я собирался пойти куда-нибудь поесть. Может, поужинаем вместе, а потом еще поиграем в пул?
Кажется, она именно это и хотела услышать.
– Конечно, здорово, – ответила она.
Я проводил ее к своей машине, и она села внутрь. Я открыл кошелек, чтобы показать, что у меня нет с собой денег, но сказал, что есть двадцатка дома, в тумбочке.
– Отсюда всего шесть кварталов. Может, заедешь со мной на пару минут?
Она кивнула.
Я припарковался на подъездной дорожке возле старенького «Форда Пинто» Пегги. Сказал ей:
– Хочешь, давай зайдем вместе. Я загляну в ванную, надо бы побриться.
– Ладно, давай, – согласилась она. – Я оставлю плеер и сумку в машине.
Я и правда думал свозить ее поужинать, в основном потому, что надеялся: если я ее угощу, она точно уступит. Но мне надо было осуществить свою фантазию. Я все еще думал про то, что сделал с кошкой.