Парусник № 25 и другие рассказы

Эйкен беззвучно усмехнулся: «Вчера вечером я был в кино и смотрел фильм под названием „Василиса: очарованная принцесса“».

«О! Сказочный фильм? Я хорошо знаю эту сказку. Об Иване и зловредном Морском Царе».

«В кино Василиса – очаровательная, красивая девушка. У нее шелковистые длинные волосы – совсем как у тебя. У нее голубые глаза – как у тебя. По сути дела… – Эйкен запнулся перед тем, как произнести судьбоносные слова. – По сути дела, она была тобой».

«Мной?»

«Да, тобой. Василиса – Кэрол Бэннистер».

Кэрол рассмеялась: «Вы мне льстите! Я никогда не была актрисой, даже в начальной школе. Мама вечно изображала всякие страсти, и у меня пропало всякое желание этим заниматься».

«Но в фильме снималась именно ты».

«Этого не может быть!» – девушка улыбалась, но ее улыбка тревожно дрожала.

«Постановщиком фильма был Виктор Мартинон. Мартинон ошивается в больнице Кребиуса. Ты здесь живешь. Это не может быть совпадением. Здесь кроется что-то неладное».

Кэрол молчала. Она задумалась. На ее лице появилась усмешка.

«Вчера я видел еще один фильм, – продолжал Эйкен. – Эпизод из „Одиссеи“».

«„Одиссея“… Виктор читал мне „Одиссею“. И сказку про очарованную принцессу».

«Все это очень странно», – заметил Эйкен.

«Да. А в последнее время…» Девушка покраснела – буквально вспыхнула розово-пунцовым огнем.

«Что случилось в последнее время?»

«Он стал говорить довольно-таки ужасные вещи. Задает вопросы».

Эйкен почувствовал, как медленно натягивалась кожа у него под затылком. Кэрол повернула голову так, словно на самом деле могла его видеть, подняла руку, прикоснулась к лицу: «Вы злитесь!»

«Да, я разозлился».

«Но почему?» – Кэрол недоумевала.

Эйкен разразился потоком слов: «Может быть, ты не поймешь – или поймешь, не знаю. Вчера вечером я видел этот фильм. Я видел Василису и – тебе это может показаться очень странным – все, что она делала, каждый поворот ее головы, каждое движение – что-то значили для меня. Я понимаю, что это звучит, как признание школьника, но я влюбился в Василису. И поэтому пришел, чтобы с тобой увидеться».

«Но я не Василиса», – сказала девушка.

«Да, ты – Василиса. Заколдованная Василиса. Василиса, замороженная в куске льда. Я хочу тебе помочь, хочу освободить тебя, чтобы ты снова стала Василисой».

Кэрол рассмеялась: «А вы – Иван».

«В глубине души, – отозвался Эйкен, – я – Иван».

Она снова протянула руку и прикоснулась к его лицу, но в этот раз прикосновение было другим, не таким отстраненным: «Но вы не такой, как Иван».

«Я не выгляжу, как Иван из сказки».

Дверной проем загородила фигура в белом халате. Кэрол опустила руку и обернулась.

«Господин Эйкен! – сказал Кребиус. – Я был бы очень благодарен, если бы вы согласились поговорить со мной – у меня в кабинете».

Эйкен медленно поднялся на ноги: «Через несколько минут, доктор».

«Сию минуту, если вы не возражаете».

«Хорошо!» – Эйкен повернулся к Кэрол. Девушка тоже встала и взяла его за руку.

«Доктор, вы хотите говорить обо мне?» – спросила она.

«Да, дитя мое».

«Я не ребенок, доктор Кребиус. Если дело касается меня, я хочу присутствовать при этом разговоре».

Врач находился в явном замешательстве: «Но, Кэрол, это мужской разговор».

«Если этот разговор – обо мне, я хочу слышать все, что вы скажете».

Эйкен вмешался: «Вы хотите меня выгнать? Если так, не беспокойтесь – я уйду без разговоров».

«Следуйте за мной!» – рявкнул Кребиус. Развернувшись, он протопал через приемную к своему кабинету и распахнул дверь.

Эйкен и Кэрол, все еще державшая его за руку, направились туда же. Кребиус приподнял ладонь, загораживая дорогу девушке: «Вернись к себе в палату, дитя!»

«Вам придется говорить в ее присутствии, – тихо возразил Эйкен. – И вы расскажете нам всю правду – иначе я обращусь в городской отдел здравоохранения и потребую, чтобы провели расследование. Я предъявлю вам обвинение в недобросовестной практике!»

Рука Кребиуса упала, как мокрая тряпка: «Вы мне угрожаете? Мне нечего скрывать! Моя репутация – выше всякой критики!»

«В таком случае почему вы позволяете Мартинону эксплуатировать Кэрол в своих целях?»

Кребиус выпрямился, сурово и надменно: «Вы говорите о вещах, в которых ничего не понимаете!»

«Я в них тоже ничего не понимаю», – заметила Кэрол.

«Ладно, заходите! – уступил Кребиус. – Заходите, оба!» Повернувшись, врач замер, глядя на свой письменный стол. Там лежали, лицевой стороной вверх, четыре глянцевые фотографии, 8 на 10 дюймов каждая. Кребиус бросился к столу, схватил фотографии и попытался засунуть их под пресс-папье. У него дрожали руки; одна из фотографий упала на пол. Эйкен поднял ее и скептически рассмотрел, закуривая сигарету. Кребиус выхватил фотографию у него из пальцев, яростно засунул ее вместе с другими под пресс-папье и уселся за стол.

«Это не настоящие снимки! – хрипло произнес он. – Это подделки! Махинация!» Вскочив на ноги, он ударил кулаком по столу: «Вздор, бессмыслица, бред!»

«Ладно, – отозвался Эйкен. – Я вам верю».

Тяжело дыша, Кребиус снова присел.

«Мартинон шантажирует вас этими снимками?» – спросил Эйкен.

Кребиус непонимающе взглянул на него.