– Не беспокойтесь! Ваше имущество останется в полной сохранности – так, как если бы оно было моим. А теперь прошу меня извинить – я хотел бы отдохнуть несколько часов перед тем, как приступлю к выполнению обязанностей.
– Обязанностей? – Капитан удивленно нахмурился: – Каких таких обязанностей?
– Сольдинк поручил мне кое-какие простейшие функции.
– Странно. Он ничего об этом не говорил. Бундерваль – новый суперкарго. Кроме того, насколько я понимаю, какой-то длинноногий чудак-иностранец назначен помощником червячника.
– Я согласился занять должность червячника, – строго пояснил Кугель.
У капитана отвисла челюсть:
– Ты – помощник червячника?
– Насколько мне известно, – подтвердил Кугель.
Кугелю указали на узкую койку в самой глубине носового трюма – там, где форштевень соединялся с килем. На койке лежал мешковатый матрас, набитый сушеным тростником; рядом стоял ящик, содержавший вонючее тряпье, – Вагмунд не позаботился забрать его.
При свете огрызка свечи Кугель оценил состояние своих ушибов. Судя по всему, ни один из ударов не нанес ему увечий, чреватых долгосрочными последствиями, хотя поведение капитана Бонта вышло за рамки любых представлений о сдержанности.
Послышался гнусавый окрик:
– Кугель, куда ты пропал? На палубу, живо!
Кугель застонал и, хромая, поднялся на палубу. Там его ожидал высокий упитанный молодой человек с плотной копной черных кудрявых волос и маленькими, близко посаженными черными глазками. Он разглядывал Кугеля с нескрываемым любопытством.
– Моя фамилия – Сачковский, я – червячник первого разряда и, таким образом, твой начальник, хотя мы оба пляшем под дудку старшего червячника Дрофо. В данный момент Дрофо желает произнести вдохновляющую речь. Если ты дорожишь своей шкурой, слушай внимательно. Пошли!
Дрофо стоял у мачты: тот самый тощий верзила с темной красно-коричневой бородой, которого Кугель заметил, как только поднялся на борт «Галанте».
Дрофо указал на выступающую из палубного настила крышку люка:
– Садитесь.
Кугель и Сачковский уселись и, вежливо повернувшись к начальнику, приготовились слушать.
Наклонив голову и сложив руки за спиной, Дрофо молча разглядывал подчиненных. Через некоторое время он заговорил монотонным глубоким басом:
– Я могу вас многому научить! Слушайте – и вы наберетесь мудрости, неведомой академикам Института, жонглирующим консенсусами и парадигмами! Не заблуждайтесь, однако! Слова не имеют никакого веса, как случайная дождевая капля, упавшая за шиворот! Для того чтобы на самом деле знать, нужно делать! Проплыв десять тысяч лиг и уморив сотню червей, вы сможете наконец сказать: «Мы постигли мудрость жизни!», что равносильно утверждению «Мы – червячники!». Набравшись мудрости, будучи мастерами-червячниками, вы забудете о тщеславной болтовне. Вы поймете, что молчание – золото, что ваши незаменимые навыки говорят сами за себя! – Дрофо переводил взгляд с одного лица на другое. – Я достаточно ясно выражаюсь?
Сачковский почесал в затылке:
– Не совсем. В Институте ученые регулярно измеряют вес индивидуальных дождевых капель. Это хорошо или плохо?
Дрофо вежливо ответил:
– Мы не обсуждаем полезность исследований, которые ведутся в Институте. Мы говорим об обязанностях червячника.
– А! Теперь все понятно!
– Вот именно! – поддакнул Кугель. – Продолжайте, Дрофо, ваши замечания весьма любопытны.
Продолжая держать руки за спиной, Дрофо сделал шаг к левому борту, развернулся, сделал шаг к правому борту.
– Наше призвание воспитывает в человеке истинное благородство! Дилетанту, слабаку, глупцу не под силу стать настоящим червячником! Пока плавание идет как по маслу, любой бездельник радуется и веселится – он играет на гармони и пляшет джигу; все смотрят на него и думают: «У червячника не жизнь, а малина!» Но затем неизбежно наступает беда! Безжалостно хлещет черный спорогной, закупорки с грохотом вылетают, как канонада Судьбы, червь ревет и рвется в глубины океана – только тогда проверяется характер бахвала и самозванца: он забивается в дальний угол трюма и трясется от страха!
Пока Кугель и Сачковский размышляли о предостережениях начальника, Дрофо снова сделал шаг к левому борту, развернулся и шагнул к правому борту.
Протянув руку, Дрофо указал длинным бледным пальцем на морской горизонт.
– Туда мы плывем, между небом и бездной, туда, где тайны всех времен кроются во мраке, которому суждено поглотить планету, когда погаснет Солнце!
Будто для того, чтобы подчеркнуть слова Дрофо, солнечный диск на мгновение подернулся темноватой пленкой, как старческий глаз – слизистым выделением. Моргнув, дневное светило задрожало и снова разгорелось – к огромному облегчению Сачковского, хотя Дрофо даже не заметил этот астрономический инцидент. Бывалый червячник продолжал покачивать указательным пальцем:
– Червь – дитя океана, плоть от плоти его! Червь мудр, хотя ему известны только шесть вещей: солнце, волны, ветер, горизонт, темные глубины, правильное направление, голод и насыщение… Сачковский, почему ты считаешь на пальцах?
– Нет, ничего, просто так…
– Мудрость червя не означает, что он хитер, – продолжал Дрофо. – Червь не умеет лукавить, у него нет чувства юмора. Умелый червячник прост, как его черви. Червячник ест то, что ему дают, и не жалуется на качество довольствия, червячник спит, когда ему вообще удается найти время для сна, не беспокоясь о том, успел ли высохнуть его промокший комбинезон. Если черви тянут судно прямо вперед, если непрерывно плещет кильватерная струя, если вода заглатывается и выталкивается часто и регулярно – червячник безмятежен. Ему больше ничего не нужно от жизни, он не жаждет ни богатства, ни ленивых чувственных наслаждений в объятиях женщин, ни блестящих украшений вроде того, какое нацепил на шляпу Кугель. Душу червячника наполняет морской простор!
– Вдохновляющая перспектива! – воскликнул Сачковский. – Я горжусь своей профессией! Кугель, что скажешь?
– Целиком и полностью разделяю твои чувства! – отозвался Кугель. – Призвание червячника достойно восхищения! А что касается украшения на шляпе, оно не имеет никакой ценности, кроме сентиментальной, – я унаследовал его от родителей.
Дрофо безразлично кивнул.
– Теперь мне предстоит познакомить вас с важнейшей аксиомой червячника – равносильно применимой, по сути дела, в любой профессии. Она заключается в следующем. Человек может представиться и заявить: «Я – мастер-червячник!», или же мастер-червячник может стоять в стороне и не говорить ни слова. Как узнать, кто из них на самом деле мастер? Об этом позволяют узнать только черви.
Позвольте пояснить подробнее. Если вы видите желтушное создание со вспухшими фосиклами, с жабрами, покрытыми коростой, с закупоренным клотом – кто несет за это ответственность? Червь, который не знает ничего, кроме моря и простора, или тот, кому поручено ухаживать за ним? Можно ли назвать такого человека червячником? Судите сами. Но вот другой червь – здоровый и сильный, сохраняющий безошибочное чувство направления, розовый, как лучи утренней зари! Такой червь свидетельствует о прилежности червячника, неустанно шлифующего линктуры, прочищающего клот, обрабатывающего жабры скребком и гребнями, пока они не начинают блестеть, как серебряные! Он находится в состоянии мистической общности с морем, с его волнениями и успокоениями – и тем самым постигает безмятежность, доступную только червячнику!
Не стану больше ни о чем говорить. Кугель, ты мало знаком с нашим ремеслом, но хорошо уже то, что тебя буду обучать я, так как мои методы нельзя назвать щадящими. Либо ты научишься, либо утонешь, или попадешь под удар прихвостней, или, что еще хуже, навлечешь на себя мой гнев. Но лиха беда начало – я тебя научу или проучу! Не смей думать, что я слишком суров или превышаю свои полномочия – это было бы самоубийственной ошибкой! Я строг – да, я предъявляю жесткие требования и слежу за их выполнением, но когда я скажу, что ты стал настоящим червячником, ты сам меня поблагодаришь!
– Да уж, восхитительная перспектива! – пробормотал Кугель.
Дрофо пропустил мимо ушей замечание новичка.
– Сачковский! Тебе, пожалуй, не хватает мышечного тонуса Кугеля, но ты уже совершил плавание бок о бок с Вагмундом. Жаль, что Вагмунд повредил ногу! Я уже указывал на некоторые твои ошибки и недостатки. Мои замечания надежно запечатлелись в твоей памяти, я надеюсь?
– Они словно вырублены топором! – с натянутой улыбкой отозвался Сачковский.
– Хорошо. Покажи Кугелю лотки и мешки, выдай ему добротный зачистной бур и пинкты. Кугель, у тебя есть пара надежных шпор?
Кугель покачал головой:
– Никак не мог их раздобыть – пришлось собираться в спешке.
– Жаль… Что ж, ты можешь воспользоваться прекрасным оборудованием Вагмунда, но тебе придется следить за тем, чтобы оно оставалось в отличном состоянии.
– Разумеется, я за этим прослежу.