Дарий Великий. Владыка половины Древнего мира

Судьи, к которым обратился Камбиз, хорошо понимали, что от них требуется. После обстоятельного совещания они прислали царю ответ такого содержания: хотя им не удалось найти закона, позволяющего мужчине жениться на своей сестре, имеется в наличии много законов, позволяющих монарху действовать по своему усмотрению. В соответствии с этим заключением Камбиз немедленно осуществил свое намерение жениться. Сначала он взял в жены старшую сестру по имени Атосса. Впоследствии она стала выдающимся историческим персонажем. Атосса была дочерью Кира, женой Дария и матерью Ксеркса. Она явилась связующим звеном трех могущественных властителей Востока. Насколько сестры желали разделить вину за кровосмесительные браки, остается тайной. Та из них, что отправилась в египетский поход с Камбизом, отличалась мягким и покладистым характером, будучи в этом отношении полной противоположностью своему брату. Возможно, вступив с ним в брак, она лишь уступила деспотической воле Камбиза.

Помимо сестры, Камбиз взял в египетский поход своего брата Смердиса. Он был младше Камбиза, но превосходил его в физической силе и других достоинствах. Камбиз относился к этому весьма ревниво. Он не осмелился оставить брата править в Персии на время своего отсутствия, опасаясь, что тот воспользуется временной властью для захвата трона. Камбиз решил увезти Смердиса в Египет, а временное управление государством оставить двум регентам-магам. Маги занимали в правящей иерархии высокое положение, но не имели наследственных прав на престол. Как полагал Камбиз, это уменьшит опасность узурпации ими власти. Случилось так, что одного из магов звали тоже Смердис. Это совпадение имен мага и царевича привело в конечном счете к весьма серьезным последствиям.

Стесненность и зависть, которые Камбиз испытывал в общении с младшим братом, не исчезли полностью после того, как тот отправился вместе с царем в египетский поход. Находясь под личным наблюдением царя, Смердис в ряде случаев проявил мужество и такие военные способности, что Камбиз стал опасаться его влияния на командиров и солдат. Наконец произошел случай, который распалил зависть царя еще больше, и он решил отправить брата назад в Персию. А произошло следующее.

После того как Камбизу удалось завладеть всем Египтом, он наряду с другими безрассудными планами задумал вторжение на земли эфиопов, проживавших во внутренних районах Африки вокруг истоков Нила и за ними. Эфиопы славились своей свирепостью и храбростью. Перед выступлением в поход Камбиз захотел разведать их территорию и решил послать туда своих шпионов. Но поскольку Эфиопия была далеко, а ее жители сильно отличались от других народов по обычаям, языку, одежде и поведению, персидским лазутчикам вряд ли удалось бы пробраться тайком в земли эфиопов и добыть там информацию, не обнаружив себя. Фактически вызывала сомнения сама возможность для лазутчиков добраться до Эфиопии.

Но далее в верховьях Нила, близ водопадов, в районе, где река расширяется и образует нечто вроде лагуны, находился большой и плодородный остров Элефантин, который населяло полудикое племя иктиофагов. Туземцы промышляли главным образом ловлей рыбы, и поэтому у них было много лодок, на которых они привыкли совершать продолжительные путешествия вверх и вниз по реке. Название племени происходило от его основного занятия. Это греческое слово, и оно переводится буквально как «едоки рыбы». Образ жизни и обычаи полуцивилизованных или диких народов тесно связаны со способом добывания ими средств существования. Некоторые из них зависят от охоты на диких зверей, другие – от скотоводства, третьи – от земледелия, четвертые – от речного или морского рыболовства. Эти четыре различных способа добывания пропитания ведут к такому же количеству совершенно различных образов жизни; любопытно, однако, что в то время как племя охотников существенно отличается от племени скотоводов или рыбаков, хотя они могут жить по соседству, все племена охотников, какие бы расстояния их ни разделяли, очень похожи друг на друга по характеру, обычаям, способам общения. Так обстоит дело и с остальными упомянутыми выше племенами, связанными с другими видами деятельности. Греки заметили эти особенности различных диких племен и, где бы они ни встречали племя, промышлявшее рыбной ловлей, называли его иктиофагами.

Камбиз связался с иктиофагами с острова Элефантин, попросив их предоставить проводников, знающих путь в Эфиопию и эфиопский язык. Он сформировал из них посольство и снабдил послов подарками, которые надлежало передать правителю Эфиопии в знак дружбы. Подарки, однако, были лишь предлогом для посещения страны послами, фактически шпионами. Расчет строился на том, что под этим предлогом послы посетят эфиопскую столицу и двор правителя, не подвергая себя опасности, а затем доставят Камбизу добытую информацию.

Подарки представляли собой такие безделушки и украшения, которые, по мнению персов, понравятся свирепому правителю. Среди них было несколько богатых облачений разной окраски, золотые цепочки на шею, золотые браслеты, алебастровая шкатулка с весьма ценными духами и другие изделия подобного рода, а также большой кувшин вина.

Иктиофаги взяли с собой подарки и отправились в путь. После длительного путешествия они прибыли в страну эфиопов и доставили их правителю подарки с сопроводительным письмом Камбиза. Подарки, сказали они, посланы Камбизом в знак его желания стать другом и союзником эфиопского правителя.

Правитель, вместо того чтобы поверить в лицемерный обман, сразу же разоблачил его. Он сказал, что прекрасно понимает мотивы отправки к нему Камбизом такого посольства, и порекомендовал Камбизу довольствоваться тем, что имеет, а не строить агрессивные планы насчет своих соседей. Затем эфиопский правитель обратился к подаркам, которые привезли послы. Он взирал на них с пренебрежением. Потом он заметил пурпурное облачение и поинтересовался, натуральная или искусственная окраска ткани, из которой сшито платье. Гонцы ответили, что ткань окрашена, и стали объяснять процесс покраски. Однако, вопреки ожиданиям гонцов, полагавших, что их разъяснения произведут впечатление на туземного властелина, этого так и не дождались. Он проникся лишь еще большим презрением к тому, что считал фальшивым великолепием. «Красота облачений Камбиза столь же обманчива, – сказал он, – сколь и его заверения в дружбе». С тем же пренебрежением правитель отнесся к золотым браслетам и цепочкам, усматривая в них компенсацию за навязывание эфиопам оков и цепей. Он сказал, что эти вещи, может быть, подходят изнеженным персам, но они чрезвычайно малы для него. Вино, тем не менее, властителю понравилось. Он выпил его с большим удовольствием и сказал послам из племени иктиофагов, что это единственный подарок, который заслуживает того, чтобы его принять.

В ответ на присланные Камбизом подарки правитель Эфиопии, отличавшийся необычайной силой, вручил послам свой лук, дабы они передали его Камбизу в качестве символа непреклонности Эфиопии. Он предложил царю проверить, есть ли в его армии воин, способный согнуть этот лук. «Скажите Камбизу, – добавил эфиоп, – что он сможет помышлять о вторжении в Эфиопию только тогда, когда его воины смогут сгибать подобные луки, а пока же он может почитать за счастье, что эфиопы не так амбициозны и жадны, чтобы стремиться напасть на него».

Когда посольство вернулось к Камбизу с ответным посланием из Эфиопии, самые сильные персидские воины, разумеется, захотели убедиться, смогут ли они согнуть лук. Смердис оказался единственным, кто смог это сделать. Доказав свое превосходство в силе над другими, он прославился еще больше. Возросли также ревность и раздражение Камбиза в связи с этим. Он решил отправить Смердиса назад в Персию. Будет лучше, думал он, подвергнуться риску восстания дома, чем держать брата при дворе, постоянно подвергая себя унижению и огорчению из-за бесконечных демонстраций его превосходства.

Однако царь не успокоился после отъезда брата. Напряженные думы и беспокойные сны, в которых являлся Смердис, не давали ему покоя. Однажды ночью царю приснилось, что он видит Смердиса сидящим на троне и разросшимся в размерах до такой степени, что его голова касалась неба. На следующий день Камбиз, посчитавший, что сон пророческий и Смердис собирается захватить царский трон, решил разом покончить со всеми своими тревогами и страхами. Он вызвал воина дворцовой стражи – того самого Прексаспа, сына которого убил выстрелом из лука, как было рассказано в предыдущей главе, и велел ему немедленно отправляться в Персию, чтобы убить Смердиса. Убийство сына Прексаспа, рассказ о котором иллюстрировал скверный характер Камбиза, произошло на самом деле после того, как Прексасп вернулся из Персии.

Прексасп уехал в Персию и убил Смердиса. Имеются различные версии того, как это произошло. По одной из них, посланец царя придумал способ утопить Смердиса в море; по другой – брат Камбиза был отравлен, по третьей – его убили в лесу, когда он отправился на охоту. Как бы то ни было, дело было сделано, Прексасп вернулся в военный лагерь Камбиза и доложил, что царю больше не нужно беспокоиться о замышляемых братом планах.

Между тем Камбиз становился с каждым днем все более деспотичным и жестоким. Однажды он велел по ничтожному поводу закопать живьем двенадцать своих царедворцев. Поразительно, что в государстве могут быть установления и правила, позволяющие одному человеку так возвыситься над другими, что подобные его приказы выполняются беспрекословно. В другой раз сестра и жена Камбиза, горевавшая из-за смерти Смердиса, отважилась посетовать мужу на это. Присев на край стола с цветком в руке, она стала медленно обрывать его лепестки и отрывать от стебля кусочки, оставляя их на столе. Женщина спросила Камбиза, какой цветок нравится ему больше: целый или разорванный на кусочки. «Разумеется, целый», – сказал Камбиз. «Однако ты, – упрекнула его жена, – начал рвать на части и уничтожать нашу семью, как я только что уничтожила этот цветок». Услышав этот упрек, Камбиз метнулся к сестре с яростью тигра. Он швырнул ее на пол и стал топтать ногами. Слугам удалось оттащить и увести ее. Однако побои оказались роковыми, женщина тяжело заболела и умерла.

За этими внезапными и ужасными припадками гнева Камбиза следовали, как это часто бывает, раскаяние и нытье. Иногда его воины, предвидя смену настроений господина, не выполняли его жестоких приказов, а прятали жертву его слепой и безрассудной ярости, пока она не проходила. Так было в случае с Крёзом. С годами Крёз превратился в почтенного старца. Он был долгое время другом и преданным советником отца Камбиза. Он знал Камбиза с детства. Кир поручил ему смотреть за сыном, помогать советами во всех необходимых случаях исходя из своего опыта и умудренности жизнью. Во время последней встречи с сыном перед своей гибелью Кир и его обязал оберегать Крёза как старого и надежного друга отца, относиться к нему с уважением и вниманием.

В связи с этим Крёз посчитал себя вправе указать однажды Камбизу на неуравновешенность его поведения и жестокость. Он сказал царю, что следует сдерживать свои вспышки гнева, что, хотя персидские воины и подданные прошли с ним такой длинный путь, они могут не выдержать его чрезмерных жестокостей и восстать. Таким образом царь может неожиданно лишиться власти, которой пользуется столь невоздержанно и безрассудно. Крёз извинился за совет, заметив, что чувствует себя обязанным предостеречь Камбиза от опасности, повинуясь указаниям отца царя, Кира.

Услышав эти слова, Камбиз рассвирепел. Он накричал на Крёза, заявив, что тот слишком самонадеян, давая ему такие советы. Камбиз с издевкой стал укорять его в собственных несчастьях, потере много лет назад своего царства – Лидии, а потом обвинил Крёза в даче неверных советов Киру, из-за чего на долю отца до конца его жизни выпадали тяжкие испытания. Наконец, распалившись в гневе, Камбиз упрекнул Крёза в том, что тот давно ненавидит его, и сказал, что он уже долго вынашивает намерение наказать бывшего правителя Лидии. «А теперь, – сказал Камбиз, – ты предоставил мне удобный случай для этого». Произнося эти слова, царь схватил свой лук и стал налаживать на его тетиву стрелу. Крёз бежал. Камбиз велел слугам поймать и убить его. Воины понимали, что царь будет сожалеть о своем поспешном, безрассудном приказе, как только утихнет его гнев, поэтому они спрятали Крёза. Через несколько дней, когда тиран начал раскаиваться, а также оплакивать смерть Крёза, ему доложили, что тот жив. Воины сказали, что они осмелились спасти его, потому что хотели удостовериться, действительно ли царь решил предать Крёза смерти. Камбиз был безмерно рад сообщению о том, что Крёз остался жив, однако не простил спасителей бывшего лидийского царя. Персидский монарх велел всех их казнить.

Камбиз предавался с тем большим остервенением своим жестокостям, что верил в определенные чары. В Мидии он советовался с оракулом относительно перспектив своей жизни, и тот предсказал, что царь умрет в Экбатане. Теперь Экбатана стала одной из трех столиц империи наряду с Сузами и Вавилоном. Экбатана располагалась севернее двух других столиц и вдали от опасных регионов. Основные правительственные решения принимались в Вавилоне и Сузах, между тем Экбатана использовалась больше как резиденция царей. Она служила убежищем от опасности, местом уединения монархов в случае болезни и старческой немощи. Словом, Сузы считались центром управления, Вавилон – торговым центром, а Экбатана – домашней резиденцией.

И поскольку оракул в ответ на просьбу Камбиза предсказать обстоятельства его смерти сказал, что царю суждено умереть в Экбатане, это означало, как полагал Камбиз, что его ожидает спокойная смерть в собственной постели в положенный час. Считая, что судьба устранила с его жизненного пути все опасности внезапной или насильственной смерти, он предавался порокам и капризам, помня лишь о сути предсказания, но забыв конкретный смысл слов.

В дальнейшем Камбиз, покорив Египет, повернул со своей армией на север, двигаясь вдоль побережья Средиземного моря, пока не достиг Сирии. Частью Сирии была область Галилея, часто упоминаемая в Библии. Пересекая Галилею во главе передового отряда армии, Камбиз прибыл в небольшой городок и расположился там лагерем. Городок был столь незначительным, что персидский царь даже не знал его названия. Однако привал в этом месте был отмечен весьма памятным событием. Царь встретил здесь глашатая, который, разъезжая по Сирии, говорил, что он послан из Суз объявить народу Сирии, что Смердис, сын Кира, взял в свои руки управление империей и отныне всем ее подданным следует подчиняться повелениям, исходящим только от нового царя!

Камбиз был убежден, что Смердис мертв, ведь Прексасп сказал, что убил младшего брата царя. Теперь он вызвал Прексаспа и спросил, что означает эта новость из Персии. Тот настаивал, что Смердис мертв, он лишил его жизни собственными руками и видел, как его похоронили. «Если мертвые способны встать из могилы, – добавил Прексасп, – тогда Смердис, возможно, поднял против тебя восстание, но ни в каком другом случае».

Прексасп посоветовал царю послать отряд воинов, чтобы схватить глашатая и выяснить на допросе, от имени какого правителя он выступает. Камбиз так и сделал. Глашатая схватили и привели к царю. На вопрос о том, верно ли, что Смердис действительно узурпировал власть и послал его объявить об этом, тот ответил утвердительно. Он сказал, что сам не видел Смердиса, поскольку тот не выходил из своего дворца, но ему сообщил о смене власти один из магов, которых Камбиз оставил управлять империей. Именно этот маг отправил глашатая оповестить о восшествии Смердиса на престол.

Прексасп заявил после этого, что у него нет сомнений в осуществлении заговора с целью захвата власти теми двумя магами, которых Камбиз оставил временно управлять империей. Он напомнил Камбизу, что одного из магов звали Смердис и что, вероятно, этот Смердис и узурпировал власть. Камбиз согласился с ним. Сон, в котором он видел Смердиса с головой, касающейся неба, относился – теперь уже царь не сомневался – к магу Смердису, а не к брату. Камбиз стал горько упрекать себя за то, что добивался смерти невиновного брата, но его раскаяние вскоре сменилось яростью и стремлением отомстить подлинному узурпатору. Он кликнул своего коня и в страшной спешке стал садиться в седло, чтобы немедленно отдать приказания о подготовке похода на Сузы.

Когда он в ярости садился в седло, то случайно или по небрежению из-за спешки упали на землю ножны, обнажив меч, лезвие которого поранило бедро царя. Слуги подхватили Камбиза и отнесли в его шатер. Осмотр раны показал, что она весьма опасна, а состояние сильного возбуждения, раздражение, досада, бессильная ярость, будоражившие разум пациента, не способствовали его выздоровлению. В ужасе перед возможным смертным исходом Камбиз спросил, как называется город, в котором он находится. Ему ответили, что название города Экбатана.

Царь никогда не думал, что могла существовать, помимо роскошной резиденции в Мидии, другая Экбатана, но, узнав название городка, в котором расположилась лагерем его армия, Камбиз понял, что пришел его последний час. Им овладели раскаяние и отчаяние.

Рана тоже доставляла царю невыносимые боль и страдания. Лезвие меча проникло до кости, и поэтому возникло сильное воспаление. Через несколько дней острая боль, которую испытывал царь, утихла, хотя область воспаления от раны разрасталась все больше, а состояние больного становилось безнадежным. Раненый царь лежал на своем ложе бледный, изможденный и жалкий.

На двенадцатый день после ранения Камбиз созвал ведущих царедворцев и военачальников, чтобы сообщить им о своей скорой смерти и о том, что несчастье, выпавшее на долю царя, вынуждает его рассказать в их присутствии то, что он скрыл бы в иных обстоятельствах. Человек, узурпировавший трон под именем Смердиса, сказал царь, не был и не мог быть его братом, сыном Кира. Камбиз рассказал своему окружению, как сон возбудил в нем страх перед возможностью захвата власти младшим братом Смердисом, и потому он приказал убить брата. Он сказал, что власть захватил маг Смердис, которого царь оставил одним из регентов на время египетского похода. Царь призвал своих сподвижников не подчиняться узурпатору, направиться в Мидию, и если они не смогут свергнуть мага при помощи армии, то пусть добиваются этого посредством хитрости, обмана и любых других средств, ведущих к успеху. Камбиз говорил с ненавистью и жаждой мщения, горевшей в его запавших глазах; хотя болезнь, боль и приближение смерти совершенно изменили внешний облик больного, внутри него никаких перемен не произошло.

Вскоре после встречи со своими придворными Камбиз испустил дух.

Чтобы проиллюстрировать, как относились к бывшему властителю те, кто знал его лучше других, достаточно сказать, что придворные, слушавшие признания царя, не поверили ни одному его слову. Они решили, что история, рассказанная им умирающим тираном, была вымыслом, продиктованным его ненавистью и завистью к брату. Придворные считали, что царем себя провозгласил подлинный Смердис и что Камбиз выдумал, будто велел убить брата, чтобы удержать персов от безропотного подчинения власти нового правителя.

Глава 3

Маг Смердис

Камбиз и его приближенные были правы в своих предположениях, что трон Персидской империи узурпировал маг Смердис. Как утверждали, этот Смердис внешне был очень похож на младшего сына Кира, равно как и был его тезкой. Другой маг, оставленный Камбизом на регентство, был братом первого. Его звали Патицит. Когда Камбиз отбыл в поход, эти маги, получая, вероятно, сведения о дурном поведении царя и зная, что его деспотизм оттолкнул от него подданных, задумали взять власть в империи в свои руки. Длительное отсутствие Камбиза с армией способствовало успеху их заговора. Им на руку был также контроль над столицей и крепостями страны, а то, что маг Смердис был тезкой брата Камбиза, увеличивало шансы на захват власти. Ко всем этим благоприятным обстоятельствам добавлялось недовольство персов жестокостью Камбиза.

О возвращении Смердиса, брата царя, широко оповестили население, меж тем как факт его убийства хранился в глубокой тайне. Даже придворные Камбиза в Египте ничего не знали об этом преступлении, пока царь на смертном одре не сказал об этом, но и тогда не поверили ему. Вряд ли об убийстве знали в Мидии и Персии. Скорее всего, в империи полагали, что младший сын Кира жив и уединился в каком-либо из царских дворцов.

Члены царской семьи довольно часто уединялись подобным образом, предаваясь утонченным удовольствиям за стенами дворцов, в парках и садах. Поэтому, когда царевич Смердис внезапно исчез при загадочных обстоятельствах, магу Смердису не составило труда занять его место при содействии некоторых придворных и помощников. Своими преступлениями, продиктованными страхом перед возможным переворотом, Камбиз подтолкнул мятежников к захвату трона и гарантировал успех их дела. Одним словом, он был саморазрушителем. Подобно многим порочным людям, царь обнаружил в конце жизненного пути, что злодейства, совершенные им против других, постепенно и неуклонно разрушали его самого.

Камбиз, следовательно, сам внушил своими действиями народу Персии веру в то, что узурпатор Смердис – подлинный сын Кира и очередной наследник престола. Армия Камбиза в Египте тоже в это верила. Кроме того, Прексасп после смерти Камбиза счел более безопасным отрицать, нежели подтверждать убийство им царевича. Он утверждал, что признания Камбиза лживы и он не сомневается, что новый царь, от имени которого управляют империей власти Сузы, действительно сын Кира, подлинный и законный наследник трона. Таким образом, все политические силы в империи приняли без возражений то, что, как они полагали, было законным наследованием власти.

Между тем узурпатор оказался в весьма рискованной ситуации. Она требовала от него большой изобретательности и ловкости, чтобы удержаться у власти. Он договорился с братом разделить выгоды, полученные от захвата трона обманным путем. Смердис должен был пользоваться благами и удовольствиями, которые дает власть, а Патицит собирался править. Это был самый надежный план. Смердис, живя в уединении и предаваясь удовольствиям, не показывался бы на публике, в то время как Патицит, действуя в качестве первого министра, присутствовал бы на заседаниях сановников, издавал указы, производил смотры войскам, направлял посольства, выполнял бы функции верховного военного руководителя и делал бы это тоже не без удовольствия. Видимо, Патицит был душой плана. Он был амбициозен, одержим и поскольку один мог пользоваться реальной властью, то хотел, чтобы брату достались почет и слава от нее. Патицит, следовательно, правил империей именем Смердиса.

Со своей стороны Смердис довольствовался дворцами, парками и садами Мидии и Персии, жил там уединенно в роскоши и великолепии. Он редко появлялся на людях, но, когда это случалось, старался не дать рассмотреть себя зрителям на близком расстоянии. Фигурой, внешним видом, манерой поведения, выражением лица он очень походил на убитого царевича. Но было одно обстоятельство, сильно беспокоившее самозванца: он боялся, как бы кто-нибудь не выдал, что ему отрезали уши. Это было сделано много лет назад по приказу Кира за одно преступление, совершенное Смердисом. Следы увечья можно было скрыть на людях тюрбаном, шлемом или другим головным убором, но сохранялась опасность, что кто-нибудь заметит в приватной обстановке отсутствие ушей или постоянное стремление лжецаря скрыть это. Поэтому Смердис был крайне осторожен, старался избегать соглядатаев. Он заперся в апартаментах дворца в Сузах, располагавшегося внутри крепости, и воздерживался от приглашений к себе знатных персов.

Среди удовольствий и роскоши, которые Смердис обнаружил в царских дворцах и воспользовался ими в полной мере, были также жены Камбиза. В те времена восточные цари и царевичи – как это принято во многих восточных странах и сегодня – имели много жен, которые выполняли более или менее часто разного рода супружеские обязанности, более или менее часто вступали в интимные отношения со своими мужьями и суверенами. Во многих отношениях эти жены занимали положение рабынь, что особенно отчетливо проявлялось после смерти суверена, когда они, подобно другому имуществу, переходили в собственность наследника, который по своему усмотрению отбирал часть из них для собственного употребления. Пока это не произошло, несчастные женщины сидели после смерти своего господина взаперти, подобно скорбящим людям, удаляющимся от мирской жизни в связи с тяжелыми переживаниями об утрате.

После того как Смердис заступил на трон и узнал о смерти Камбиза, он обратил жен бывшего царя в свою собственность. Среди жен была Атосса, уже упоминавшаяся дочь Кира, сестра Камбиза и его жена. Чтобы эти придворные дамы не разоблачили его самозванство, маг продолжал содержать их в отведенных им апартаментах в заточении. Нескольким из наиболее понравившихся ему жен он позволял посещать себя поочередно, в то же время препятствуя их общению друг с другом.

Одну из жен звали Фатима. Она была дочерью знатного и влиятельного перса по имени Отан. Подобно другим представителям знати, Отан наблюдал и размышлял над поразительными обстоятельствами, сопровождавшими восшествие Смердиса на престол; перса удивлял его уединенный образ жизни, нежелание вопреки общепринятому для монарха поведению общаться со знатью и народом. Отана и его сподвижников мучили сомнения, но ни один из них не осмелился поделиться ими с другим. Наконец Отан, будучи человеком энергичным, умным и осторожным, решил выяснить правду.

Сначала он послал к своей дочери Фатиме гонца, чтобы узнать, действительно ли она общается теперь со Смердисом, сыном Кира.

Фатима ответила отцу, что не знает, поскольку до смерти Камбиза никогда не видела Смердиса, сына Кира. Отан связался с Фатимой еще раз, попросив ее поговорить об этом с царицей Атоссой. Она ведь была сестрой Смердиса и знала его с детства. В ответ Фатима сообщила, что не может связаться с Атоссой, поскольку та содержится в отдельных апартаментах дворца и доступ к ней невозможен. Отан связался с дочерью в третий раз. Он передал через гонца, что у нее остался один способ выяснить правду. Когда в следующий раз Фатима придет к царю на свидание, пусть она ощупает уши господина, когда тот заснет. Если ушей у него не окажется, значит, это маг Смердис. Отан настаивал, что дочь должна выполнить его поручение, доказывая, что если царь обманщик, то обман должен быть разоблачен, и она, будучи благородного происхождения, должна проявить смелость и раскрыть обман. На это Фатима ответила, что выполнит волю отца, хотя и понимает, что это связано с риском для жизни. «Если у него нет ушей, – сказала она, – и если я разбужу его, убеждаясь в этом, то он убьет меня. Уверена, что он убьет меня на месте».

Когда пришла очередь Фатимы навещать царя, она сделала все так, как просил отец.

Осторожно засунув руку под тюрбан царя, она обнаружила, что его уши обрезаны. Рано утром дочь сообщила об этом отцу.

Отан немедленно рассказал об этом двум своим друзьям, знатным персам, которые тоже подозревали обман. Теперь вопрос заключался в том, что делать дальше. Они решили, что каждый из них должен сообщить о раскрытии обмана одному своему другу, на чьи решимость, благоразумие и верность можно было положиться. Так все и поступили, и число посвященных в тайну увеличилось до шести человек. Как раз в это время Дарий, сын Гистаспа, молодой человек, который упоминался уже как персонаж сна царя Кира, прибыл в Сузы. Дарий был достаточно знатен и известен. Его отец занимал пост губернатора одной из провинций Персии, и Дарий находился при нем. Как только шестеро заговорщиков узнали о прибытии сына губернатора, они ввели его в свой круг, и число участников заговора увеличилось таким образом до семи.

Они немедленно начали тайные совещания с целью определить, как действовать дальше, предварительно связав себя торжественной клятвой не предавать друг друга, какой бы исход ни сулило их предприятие. Дарий сообщил друзьям, что он сам раскрыл обман, повлекший узурпацию власти Смердисом, и приехал из Персии, чтобы убить самозванца, но теперь, когда круг посвященных расширился, он считает, что нужно немедленно действовать, что промедление чревато большой бедой.

Отан считал, что они еще не готовы, нужно увеличить число сообщников, семерых недостаточно, чтобы преобразовать империю. Отан ценит мужество и решимость Дария, однако считает, что благоприятный результат обеспечат осторожные и продуманные действия.

Дарий ответил, что способ действий, предложенный Отаном, неприемлем.

– Если о наших планах узнает много людей, – сказал он, – то, несмотря на все меры предосторожности, всегда найдется несколько человек, которые выдадут нас ради награды царя. Нет, – добавил сын Гистаспа, – мы должны действовать самостоятельно. Возбуждать подозрений не следует, нужно немедленно идти во дворец, смело войти в апартаменты Смердиса и убить его раньше, чем он заподозрит подлинную цель нашего визита.