Шерри почувствовала, как ее пальцы движутся вместе с карандашом, на этот раз выводя настоящую картинку, но она не обратила на это внимания. Ей было не привыкать рисовать, не глядя на бумагу.
Она сфокусировалась на Хаттоне, который по-прежнему стоял над ней, так что ей пришлось запрокинуть голову чуть ли не до боли в шее. Вне всякого сомнения, он делал это намеренно. И это бесило ее. А еще… ей вдруг стало жарко.
– Серьезно? – сказал он. – А вы сами не догадываетесь!
Господи, как же хорошо ощущать тепло! По-видимому, влечение или что там она к нему вчера почувствовала с первого взгляда, имело весьма необычные последствия.
Шерри выпрямила спину. Она не собиралась покорно позволять ему говорить с ней свысока, в прямом и переносном смысле. Она поднялась, выбралась из-под зонтика, заткнула карандаш за ухо и прижала альбом к груди.
Будучи ростом в пять футов и восемь дюймов, Шерри привыкла, что ее глаза обычно находятся на одном уровне с глазами собеседника. Так было практически со всеми мужчинами, но только не с Хаттоном. В нем как минимум шесть футов три дюйма.
– Чего именно вы хотите, детектив Хаттон?
Она старалась не замечать голубые отблески в его глазах, особенно заметные в золотых предвечерних лучах.
– Чего я реально хочу, так это знать, почему вы не сказали мне об этом. – Он указал пальцем на ее грудь.
Она окинула себя взглядом. О чем это он, о ее одежде?
– Мне просто холодно. Находиться на пляже в рубашке с длинным рукавом – не преступление.
– Нет. – Он сделал несколько шагов вперед, подойдя к ней вплотную, и забрал у нее альбом. – Я вот об этом.
Он внимательно посмотрел на рисунок. Шерри бросило в краску. Ей не хотелось объяснять постороннему человеку, что это за петельки и крючочки. И тем более выкладывать ему свою историю о проблемах с рисованием. И вообще, она ни перед кем не собиралась оправдываться из-за временного отсутствия таланта.
– Верните мне его. – Она потянулась за альбомом, но он отступил.
– Почему вы не сказали мне об этом вчера? – Он потряс альбомом.
О чем? О том, что она утратила способность рисовать?
– Послушайте, это трудно объяснить…
– Правда? Неужели так трудно взять и сказать: «Я художник-криминалист. Может, я могу вам чем-то помочь?»
Он развернул альбом так, чтобы она увидела картинку. Шерри вся сжалась и уже приготовилась защищаться, но тут ее взгляд упал на бумагу.
Оказывается она, сама того не подозревая, нарисовала портрет детектива Хаттона. Вышло очень похоже.
Глава 5
– Вы мне сильно польстили, – продолжал тем временем Джон с альбомом в руках. Шерри, словно завороженная, смотрела на портрет. Работа, конечно, далеко не самая лучшая. К тому же это всего лишь эскиз – грубые, угловатые линии, – но Хаттон был узнаваем, и это был ее первый за несколько недель настоящий рисунок.
И создала она его на автопилоте. При этом ее не трясло от холода. Более того, теперь, когда она вышла на солнце, ей вдруг стало по-настоящему жарко. Она сняла рубашку и завязала ее на талии. Солнышко припекало, согревая своим теплом ее плечи и спину, и это было просто волшебно.
Однако она никак не могла понять, к чему клонит Джон Хаттон.
– Зачем вы здесь? – спросила она напрямую.
– Почему вы не сказали мне вчера в больнице, что вы художник-криминалист?
– У меня нет привычки обсуждать свою профессию с абсолютно незнакомыми людьми. – Она выхватила у него альбом.
– Вы видели, что там вчера творилось, как ужасно Фрэнк Шпенглер обошелся с бедной женщиной, стараясь выбить из нее сведения, пригодные для рисунка, и ничего не предприняли. Вы просто сбежали.
Шерри совершенно растерялась. Что она должна ответить на это? Да, она действительно сбежала. Ее так трясло, что она еле вставила ключи в дверцу машины, чтобы отпереть ее. Но она не станет объяснять ему это.
– Я просто заехала за подругой и стала свидетелем вашей ситуации.
– Вы так торопились на ужин, что не могли помочь женщине, которая только что пережила самую ужасную драму в своей жизни?
– Знаете что, детектив Хаттон? Вчера я ничего не могла сделать. К тому времени, как вы вошли в палату и вывели оттуда своего человека, урон уже был нанесен. Эта женщина не стала бы больше ни с кем разговаривать.
– Это не мой человек, – ответил Хаттон.
– Как скажете. Но он сотрудник вашего департамента. Член вашей команды.
– Нет, я не…
Шерри подняла руку ладонью к нему, останавливая детектива. Ей было неинтересно обсуждать идиота, который причинил потерпевшей боль. Насколько она успела заметить, все сотрудники правоохранительных органов Корпус-Кристи – козлы и придурки.
– Кто сказал вам, что я художник-криминалист? Каролина? – Шерри не думала, что это ее подруга, но кто знает.
– Нет, – покачал он головой. – Я сделал запрос, поскольку Шпенглера от дела отстранили и нам понадобился другой художник.
– Я рада, что детектив Шпенглер больше не сможет никого обидеть.
– Я тоже. Лично я бы его и на пушечный выстрел ни к одной жертве не подпустил.
Услышав эти слова, Шерри почувствовала себя немного лучше. Хаттон по крайней мере не защищал Шпенглера. Шерри отвернулась и принялась собирать вещи, намереваясь вернуться домой. На сегодня с нее хватит сидения на пляже.
– Мне очень жаль, что вы проделали весь этот путь, детектив, если, конечно, вы приехали не за тем, чтобы полюбоваться красотами природы. Потому что я ничем не могу вам помочь. Следующие две недели я всего лишь туристка, а не художник-криминалист.
Вышло слишком уж безразлично, но что она могла поделать? Кроме сегодняшнего наброска Хаттона, она уже несколько недель не могла ничего нарисовать. Она просто не могла помочь детективу Хаттону. Она и себе-то помочь не могла.
Джон едва сдержал свой гнев. Просто туристка следующие две недели? Может, Шерри Митчел и сногсшибательна в своем красном лифе от бикини, но ее красота явно поверхностна. Вряд ли глубже кожного покрова. Какая жалость!
Джон прочитал в ее деле, что ее мать и отец ведут два успешных раздельных бизнеса. Похоже, мисс Митчел без меры баловали в детстве.
Джон сильно разозлился из-за категорического отказа этой дамочки помочь в сложной ситуации. Она просто взяла и сложила свой стул и зонтик, словно это еще один обычный день на побережье. Хотя для нее, видимо, именно так и было.
Но еще больше его бесило то, что его по-прежнему неудержимо влекло к ней. Джон сделал глубокий вдох. Ему надо придумать, как уговорить ее на поездку в больницу и на исполнение магического ритуала художника-криминалиста.
У Джона был богатый опыт общения с самыми разными людьми, что делало его одним из лучших агентов «Омеги». Он умел сохранять спокойствие. Он замечал то, что другие упускали из вида. Он мог читать людей как открытую книгу и при необходимости манипулировать ими.
– Агент.
Она оторвалась от сбора вещей и взглянула на него через плечо: