Как я тебя потеряла

– Конечно, малыш.

Марк произнес эти слова медленно, протянул руки и подтянул меня к себе. Я поморщилась, когда его руки прикоснулись к мягкой плоти, где раньше находился подтянутый живот.

– Больше Дилана?

Я почувствовала, как напряглось его тело. Он думал, что за мать может задать такой вопрос? Я только хотела знать, что меня еще хотят, что я еще нужна.

– Я люблю вас обоих одинаково, дорогая.

Ник все еще продолжает рассматривать альбом, так внимательно изучая каждую фотографию, что я задумываюсь, не ищет ли он сходство между недавней фотографией и старыми, или просто пытается оценить мою реакцию на снимки сына. Я начинаю быстрее переворачивать страницы. Черно-белая фотография ручек малыша на фоне моих гигантских пальцев – мне потребовалось семь попыток, чтобы этот снимок получился таким, как нужно. На пятой странице отпечатки ножек, сделанные черными чернилами, не больше двух дюймов в длину. Фотография моего маленького мальчика в полный рост, размером семь на пять дюймов. Он в кресле-шезлонге для младенцев, сбоку сидит большой медведь, в два раза больше спящего малыша. Это одна из последних сделанных мною фотографий. Если мой отец выбрал эти фото для того, чтобы показать мне, как я любила сына, он добился своей цели.

Мы находим это, только когда приближаемся к концу альбома. После страницы с фотографиями, на которых мой папа и Марк с гордостью держат Дилана. Ник и Кэсси теперь по очереди переворачивают страницы, чтобы избавить меня от стресса. Сейчас очередь Ника – и на фотографиях внезапно оказывается другой объект. На самом деле несколько объектов. Пять разных темноволосых детей, недавно научившихся ходить, смотрят на меня со страницы альбома – со страницы, откуда изъяли одну фотографию. Ее место пустует. Это ее подкинули мне под дверь два дня назад? Между страниц лежит сложенная газетная статья, из которой аккуратно вырезали фотографию. Заголовок: «Мать получила шесть лет за убийство сына».

Я бледнею. У меня такое ощущение, будто из всего моего тела вытекает кровь, а по горлу вверх поднимается желчь. В голове сумбур, я пытаюсь понять смысл того, что вижу. Фотографии то и дело расплываются у меня перед глазами, я не могу сосредоточиться. Кэсси хмурится, она в тупике. Когда я поворачиваю голову к Нику, чтобы получить ответ или услышать подбадривающие, успокаивающие слова, он не встречается со мной взглядом.

– Мне нужен свежий воздух.

Каким-то образом я добираюсь до черного входа, колени у меня опасно дрожат, я боюсь упасть. Одной рукой держусь за дверной косяк, иначе не устоять на ногах. Холод и мелкий дождик – это как раз то, что нужно, чтобы снять жар. Теперь у меня горит лицо.

– Сьюзан? – произносит Кэсси тихим и спокойным голосом. «Никаких внезапных резких движений, никаких громких звуков. Не нужно пугать сумасшедшую».

– Я не знаю, как они там оказались, Кэсси. Я никогда в жизни их не видела.

На мое плечо опускается легкая рука.

– Я знаю. Иди в дом, а то промокнешь.

Слышен звук открывающейся и захлопывающейся входной двери. Мы обе замираем на месте, ждем звука заводящегося двигателя. Но его нет. Ник уезжает? Сбегает от психически неуравновешенной женщины в саду позади дома? Вместо этого до нас через забор доносится его голос. Я улавливаю четыре слова: «Тут есть что-то еще». Он разговаривает с кем-то по телефону, не понимая, как мы близко.