P. S. Я все еще люблю тебя

– Слушай, ни о чем сегодня не волнуйся. Если кто-нибудь что-нибудь скажет, я каждому морду набью.

– Мне просто интересно, кто это сделал. Я могла бы поклясться, что в тот вечер мы были одни.

Питер качает головой.

– Мы не сделали ничего плохого! И вообще, кому какое дело, что мы целовались в джакузи? Кого касается, был ли у нас секс? – Я хмурюсь, и парень быстро добавляет: – Знаю, знаю. Ты не хочешь, чтобы люди думали, что мы делали что-то, чего мы не делали. Ничего не было, именно так я и сказал Анонимке.

– Для парней все совсем не так, как для девушек, Питер.

– Знаю. Не сердись. Я выясню, кто это сделал.

Он смотрит вперед с таким серьезным видом, что сам на себя не похож. От всех этих добрых намерений у него прямо-таки благородный профиль.

О, Питер! Зачем ты такой красивый? Не будь ты красивым, я бы никогда не оказалась с тобой в джакузи. Ты во всем виноват! Хоть это и не так. Ведь я сама разулась, сняла носки и залезла в воду. Я тоже этого хотела. Но мне приятно, что он относится ко всему так же серьезно, как и я, пишет гневные письма от нашего имени. Я знаю, что Женевьева не стала бы волноваться из-за такой ерунды. У нее никогда не было проблем с демонстрацией чувств на людях, она была бы только рада оказаться в центре внимания. А мне это важно, и я очень переживаю.

Питер поворачивает голову и смотрит на меня, изучая мои глаза, мое лицо.

– Ты ведь об этом не жалеешь, Лара Джин?

Я мотаю головой.

– Нет, не жалею.

Он улыбается мне так нежно, что я не сдерживаюсь и улыбаюсь в ответ.

– Спасибо, что заставил их убрать видео ради меня.

– Ради нас, – поправляет Питер. – Я сделал это ради нас.

Наши пальцы переплетаются.

– Только ты и я, малыш.

Я сжимаю его руку. Если мы оба будем держаться достаточно крепко, то все будет хорошо.

* * *

Когда мы вдвоем идем по коридору, девчонки шепчутся, а парни посмеиваются. Кто-то из команды по лакроссу подбегает и пытается «дать пять» Питеру, но тот недовольно отмахивается.

Когда я остаюсь у шкафчиков одна и достаю учебники, ко мне подходит Лукас.

– Я не стану ходить вокруг да около, – говорит он. – Лучше просто спрошу. Та девушка на видео – действительно ты?

Чтобы успокоиться, я делаю глубокий вдох.

– Это я.

Лукас тихо присвистывает.

– Черт!

– Да.

– Так что… вы с ним… это…

– Нет, вовсе нет! Никаких «это».

– Почему нет?

Меня смущает его вопрос, хоть я и знаю, что стесняться здесь нечего. Просто я никогда не была в таком положении, чтобы обсуждать мою интимную жизнь, потому что кому могло бы прийти в голову что-то у меня спросить?

– Нет, потому что нет. Никаких особых причин, не считая того, что я еще не готова и не знаю, готов ли он. Мы это даже не обсуждали.

– Да, но он вроде как не девственник. Такое даже представить сложно! – Лукас округляет свои небесно-голубые ангельские глаза, чтобы подчеркнуть сказанное. – Я знаю, что ты невинна, Лара Джин, но Кавински – точно нет. Я говорю тебе это как парень.

– Не понимаю, какое это имеет ко мне отношение, – бормочу я, хоть и сама постоянно думала и беспокоилась на этот счет.

У нас с Питером как-то был разговор на эту тему, о том, что парень и девушка, которые долго встречаются, по определению должны заниматься сексом, но я не помню, говорил ли он, что сам думает по этому поводу. Надо было слушать внимательнее.

– В общем, только потому что они с Женевьевой делали это как… как дикие кролики или кто там еще… – Лукас смеется над этим, и я его щиплю. – Только потому, что они это делали, не значит, что мы автоматически тоже, или что мы автоматически этого хотим.

Так ведь?

– Он определенно хочет.

Я сглатываю.

– Что ж, тогда все очень плохо и печально. Но, если честно, я так не думаю.

В этот момент я решаю, что наши с Питером отношения будут похожи на запекающуюся грудинку. Медленные и постепенные. Со временем мы нагреемся и будем готовы друг к другу. С уверенностью я продолжаю:

– У нас с Питером все совершенно не так, как было у него с Женевьевой. Мы не те, кем были они. Короче, я хочу сказать, что нет смысла сравнивать отношения, ясно?

И не важно, что я постоянно делаю это у себя в голове.

На уроке французского я слышу, как Эмили Нассбаум шепчет Женевьеве:

– Интересно, если она окажется беременной, Кавински заплатит за аборт?

– Ни за что, – шепчет в ответ Женевьева. – Он слишком прижимистый. Может, половину.

И все смеются.

Мое лицо горит от унижения. Я хочу крикнуть им: «Мы не занимались сексом! Мы просто обнимались!» Но, выйдя из себя, я доставлю им еще больше удовольствия. По крайней мере, так бы сказала Марго. Поэтому я держу голову выше: так высоко, как только могу; так высоко, что у меня сводит шею.

Может, это действительно сделала Джен. Может, она настолько меня ненавидит.

Мисс Давенпорт перехватывает меня по пути на следующий урок. Она обнимает меня за плечи и говорит: