Око за око

Но поскольку ничего из этого не случилось, мне было нечего рассказывать тете Бэтт. Разумеется, есть мне тоже не хотелось. Тем не менее было бы грубо встать из-за стола, так что я просто молча сидела, пока она накручивала спагетти на вилку и читала журнал по искусству.

Внутри меня разрастается пустота, бездна. Ужасно хочется поговорить с мамой и папой, услышать их голоса. Возможно, они попытаются убедить меня вернуться домой, и, может быть, я соглашусь.

Пять следующих минут я меряю комнату шагами, подняв телефон над головой и пытаясь поймать сигнал, чтобы позвонить родителям. Но сеть не ловится. Когда мы жили здесь раньше, сотовой связи на Джар Айленде практически не существовало. Было несколько отдельных точек, где можно было поймать сигнал, например, около маяков, или иногда на парковке лютеранской церкви, но по большей части Джар Айленд был зоной, свободной от мобильных телефонов. Видимо, это не изменилось.

Внизу, на кухне, есть стационарный телефон, но я не хочу говорить с родителями перед тетей Бэтт: я могу расплакаться.

Я слышу, как тетя поднимается по лестнице. Выглядываю из комнаты и вижу, что она проходит в свою спальню.

Попытаюсь поговорить с ней. Раньше я могла доверить ей все что угодно. Всегда, когда она приезжала на лето, мы спускались с холма и покупали горячий шоколад на Главной улице, даже в августе. Тетя Бэтт рассказывала мне о вещах, которые свели бы с ума моих родителей: о том, как она месяц жила в Париже с женатым мужчиной, или о серии картин, где она изобразила себя обнаженной. Тетя Бэтт прожила миллион и одну жизнь. Она наверняка может дать хороший совет.

Тетя уже в постели. Глаза закрыты. Но, видимо, она слышит меня, потому что внезапно открывает их.

– Мэри!

Я захожу в комнату и наклоняюсь над ее кроватью.

– Ты спишь?

Она трясет головой и моргает.

– Разве похоже, что я сплю?

Несмотря на то что мне хочется плакать, я смеюсь.

– Я тебе помешала?

– Нет, что ты. – Она садится. – У тебя все нормально?

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь совладать с собой.

– Странно было вернуться.

– Да… еще бы.

– После всего, что случилось, я не уверена, что мое место здесь.

Тихим голосом тетя Бэтт говорит:

– Это твой дом. Где еще твое место?

– Нигде, наверное.

– Я по тебе скучала, Мэри! – по ее лицу расплывается улыбка. – Я рада, что ты здесь.

– Я тоже, – вру я.

Затем возвращаюсь к себе в комнату и залезаю в постель.

И еще долго не могу уснуть.

Глава восьмая

ЛИЛИЯ

Мама в спальне, говорит с папой по телефону, а мы с Надей внизу, смотрим телевизор, поедая на двоих пинту мороженого с вареной сгущенкой. Сначала, когда я спросила, хочет ли она немного, Надя сказала «нет», хотя это ее любимое. Я знала, что она думала о наставлениях Ренни на тренировке группы поддержки. Я принесла картонное ведерко на диван, и она смотрела, как я слизываю мороженое с крышки.

– Совсем чуть-чуть, – сказала она наконец. Я знала, что так и будет. Все женщины в нашей семье – сластены.

Звенит сушилка, и я ставлю на паузу сериал, который мы смотрели. Иду в комнату для стирки, забрасываю чистую одежду в корзину и приношу ее в гостиную.

Я положила в сушилку специальные салфетки для сушки, и теперь одежда пахнет так уютно. Зарываюсь лицом в футболку и вдыхаю ее тепло. Начинаю складывать стопку футболок и тут вижу Надину майку. Я нанесла пятновыводитель там, где был след от клубничного дайкири, и оно отстиралось. О своем кашемировом свитере я даже не подумала. Просто положила его в мешок для химчистки с надеждой на лучшее.

– Вот твоя футболка, – говорю я, передавая ее сестре.

Надя бледнеет.

– М-м, спасибо.

– Я отстирала пятно, – добавляю я, внимательно глядя на нее. – Алекс сказал, кто-то в тебя врезался и облил алкоголем.

– Да. – Надя откусывает большой кусок от мороженого, избегая смотреть мне в глаза.

– А где футболка Алекса? Я искала ее у тебя в комнате, чтобы постирать и вернуть ему.

Сестра мешкает и потом говорит:

– Она у Джанель. Помнишь, я ночевала у нее после вечеринки? Я просила ее принести футболку сегодня в школу, но она забыла.

У меня вибрирует телефон. Это Эшлин. Все встречаются сегодня у ресторана «Галстук-Бабочка» после того, как Ренни закончит работу.

– Кто это? – спрашивает Надя. – Ты уходишь?

Я выключаю телефон, потому что это серьезно.

– Надя, скажи мне прямо сейчас. Ты пила у Алекса, хоть я и просила тебя этого не делать?

– Нет! – ее щеки вспыхивают двумя красными пятнами.

– Тогда поклянись! Поклянись нашей сестринской связью!

Надя не смотрит на меня.

– Лилия, хватит. Я же тебе сказала.

Мое сердце рвется пополам. Она не клянется, потому что лжет. Лжет мне в лицо как ни в чем не бывало. Я никогда не врала Наде, ни разу в жизни, ни разу. Я бы никогда с ней так не поступила.

– Я даю тебе еще один шанс. Говори мне правду прямо сейчас, Надя, или я все расскажу маме.