– Нет.
– Может, зайдем ненадолго помолиться, чтобы не злить окружающих? – предлагаю я.
Очень скептически отношусь к этой странной религии, но раз, по громкому заявлению Питера, я нахожусь в постоянной опасности, то должна разыгрывать из себя местную жительницу. Но люди здесь усердно трудятся – наверное, именно они пополняют кладовую. Однако Питер остается при своем кратком «нет».
Все думаю: «Ну что такого я натворила, почему он только перемолвится со мной словечком-другим, почему больше не разговаривает?» Я спросила его прямо, но его ответ больно ранил.
– Чего тебе нужно? Я веду тебя в твою дурацкую Рубию! – процедил Питер.
Отчего меня так задевает его холодность? Я его совсем не знаю! Да, порой мне кажется, что я узнаю его из тысячи других… Хотя бы по тому, что он постоянно ищет опасность. Но я ничего не знаю о Питере. Только то, что он пасет саблерогов, но не думаю, что это правда. Что ему по душе? Кто ему дорог? Есть ли у него семья, друзья? Любит ли он кого-нибудь?
Чувство, что я его знаю, иррационально, оно возникло из-за нашего совместного путешествия, пройденных приключений, к тому же мы долго находились рядом, спали под одной крышей. Как бы странно это ни звучало, но человеку сложно заснуть в присутствии незнакомца: он должен ему доверять. Даже в самом начале, когда умом я боялась Питера, сердцем уже доверяла ему.
И даже забыла, что «Питер» не его настоящее имя.
Наверное, от него не укрылось, что теперь я гляжу на него иначе. Что даже в темноте замечаю в его зеленых глазах золотые искорки, что отслеживаю жилы на его руках, словно линии на карте, смотрю на его задумчивую улыбку. Мог заметить, что я пытаюсь прорваться сквозь тьму, которая окутывает его с тех пор, как мы вышли из леса.
Может, я ему неинтересна и мое любопытство его бесит. Я подобралась к нему слишком близко, а он не хочет этой близости.
С этим легко примириться, ведь наше путешествие почти окончено. Но бывают мгновения, когда я чувствую: все не так просто. То Питер силится мне улыбнуться, хотя видно, что ему не до улыбок, то я ощущаю, что он скользит взглядом по моим губам, ключицам, рукам. По ночам мы оба притворяемся спящими, и я осязаю, как он лежит без сна, слушая мое дыхание, словно хочет сказать мне что-то, когда я засну. Никогда не выясню, правдивы ли мои догадки… Наутро ощущение исчезает, будто растворившись в свете дня.
Через десять дней пути мы оказываемся на вершине холма. Перед нами раскинулась долина, за ней на многие километры простираются холмы, поросшие синим и лиловым вереском, и серебристые песчаники. Справа, на западе, холмы переходят в горы, на востоке спускаются в равнины, где я вижу черные точки – пасущихся животных.
– Посмотри на юг, – произносит Питер, и я прикрываюсь рукой от солнца, которое заходит за горами.
– Там что-то горит? – спрашиваю я, сразу смекнув, что огонь очень чудной: багряное пламя и никакого дыма.
– Там Рубия. Ты разглядываешь Рубиновый дворец.
Мы еще довольно далеко, а у меня уже дыхание перехватило: зрелище на горизонте впечатляет! Этот дворец даже дворцом не назовешь! Видно только сверкающие и искрящиеся рубиново-алые переливы на фоне темного неба.
– Мы добрались быстрее, чем я полагала. – Благодарно улыбаюсь Питеру. – Мы почти на месте.
Он мотает головой:
– Напрямую проехать не выйдет. Холмы горят.
– Холмы горят? – недоверчиво проговариваю я.
А на вид – ничего страшного. И путешествовать по холмам приятнее, если сравнивать с дремучими лесами или каменистыми пустошами, мимо которых мы проезжали ранее.
– Расскажи про них! – прошу я.
Поговори же со мной, пожалуйста! Хотя бы в последний день нашей поездки! Содрогаюсь, стоит мне подумать, что в Рубии буду совсем одна.
Спешившись, завязываем поводья в гривах лошадей, чтобы не мешали, и отпускаем пастись. Сидим на полянке, разложив скудный провиант. И тут Питер заговорил:
– Еще столетие назад соседняя страна Кеппох владела горами на западе, там добывали руду и камень. Граница проходила по холмам, однако кеппоханцы открыли здесь богатейшие залежи угля. Запомни, они благоговеют перед огнем и почитают его.
– И из-за территории начались распри? – догадываюсь я.
Питер кивает.
– Кеппох не устоял перед углем. Тайно собрали войско, послали его по узким потайным тропкам через горы в Лиаскай, и там генерал армии Кеппоха, обратившись к нашей стране, поклялся предать все огню и утопить в крови, если Лиаскай не уступит территории добровольно. – Лицо Питера потемнело. – И речь не о пейзаже, который ты видишь сейчас. Раньше здесь были деревни. Здесь проживали сотни людей.
Я сглатываю ком в горле. Такие истории ничем хорошим не заканчиваются. Но мне гораздо легче, чем в предыдущие дни, ведь наконец-то, наконец-то я узнаю того самого прежнего Питера! Он говорит со мной, что-то рассказывает.
– Королева Лиаскай разозлилась и послала на защиту земель воинов. Армии не пришлось далеко идти: кеппоханцы заметили ее приближение. И генерал Кеппоха приказал своим солдатам убить сотни невинных жителей, дабы продемонстрировать свою решимость.
Обвожу взглядом холмы. Как страшно – место, где произошли такие ужасающие события, выглядит мирным…
– Ну, ты представляешь, в какую ярость пришла королева, – повествует Питер. – Но ее гнев – ничто по сравнению с гневом Лиаскай. И Лиаскай отправила воинов на защиту. Кеппох наблюдал за собирающейся бурей. Небеса затянуло черными тучами, но из них не пролилось ни капли дождя. Нет, из них били молнии, поражавшие солдат Кеппоха – одного за другим! Все окрестности запылали в пожаре, а те, кого не испепелили молнии, погибли в огненной стене, воздвигнутой бурей до самых гор. Уничтожив всех – всю армию Кеппоха, – Лиаскай вонзила последнюю яростную молнию в землю, словно меч в тело вражеского генерала. Молния запалила подземный уголь, и он вспыхнул. Он до сих пор горит под землей. Над некоторыми местами, если подойти ближе, можно заметить клубящийся дым. А где-то земля разверзается, и ты проваливаешься в преисподнюю.
По коже бегут мурашки.
– Ты веришь, что это правда?
Питер ложится на спину, кладет руки за голову.
– Я встречал одного старика, который видел огненную бурю собственными глазами.
– Думаешь, это правда сотворила Лиаскай? – выспрашиваю я.
Он вздыхает.
– Вера – дело особое, Майлин. А я скептик.
Это бросается в глаза. И разделяющих его позицию здесь мало, как атеистов в католической Ирландии.
– Легко верить в то, что приносит пользу. Люди верят, потому что это вселяет в них надежду. Они наделяют Лиаскай силой и мощью, ожидая, что, когда они будут нуждаться, она вернет им немного.
– Как еда в храме? Что насчет этого?
А этот способ солидарности и впрямь работает!
С минуту Питер размышляет, затем ерошит свои волосы.
– Ничего, конечно, ничего. Никто больше не верит в себя, за маленьким исключением. – Он улыбается, но как-то отрешенно, глубоко уйдя в свои мысли. – Но что с того?
Вечером мы вместе сидим у огня, быть может, в последний раз. Не знаю, это страх неизвестности или иное чувство, но в груди тесно.
Снова и снова прокручиваю в голове наш разговор. Мне грустно, но, оборачиваясь назад, я понимаю, что впервые заглянула за темноту, которая скрывает Питера. Тьма будто вплавлена в его кожу, но не охватила его всего. И только сейчас до меня дошло, что сегодня Питер впервые назвал меня по имени. Не думала, что он его помнит…
– Завтра ты будешь в Рубии, – негромко говорит Питер. Подбрасывает в костер ветки, и огонь трещит. – У тебя есть план? Что делать дальше?
– Ты сказал, там я буду сама по себе, – откликнулась я. Голос, как назло, сипит.
– Я не могу тебе помочь, – отвечает он, стараясь не смотреть на меня. У него голос подавленный.