Наследие Хоторнов

– Цифры, – тут же произнес Джеймсон. Ответ его был стремительным, наэлектризованным. – Нам нужны цифры, Наследница. Где ты нашла диск?

У меня перехватило дыхание. Я подошла к часам – тем самым, которые сумела отвинтить накануне. Повернула их и уставилась на циферблат: часовая стрелка застыла на двенадцати, а минутная – на пяти.

– Пятая буква алфавита – «д», – заметил Джеймсон, остановившись у меня за спиной. – А двенадцатая – «к».

Не проронив больше ни слова, я кинулась в свою комнату – за шифровальным диском.

Глава 12

Джеймсон поспешил следом. Понятное дело. Теперь главное было добежать первой.

Я забежала к себе в спальню и достала диск из ящика стола. Соотнесла пятую букву на внешнем круге с двенадцатой на внутреннем. «Д» и «К». А потом, когда в затылок мне уже задышал Джеймсон, упершись руками в столешницу и замерев до опасного близко от меня, я начала расшифровку.

Т-А-Й-Н…

Не успела я дорасшифровать первое слово, как сердце затрепетало. Получается! Тайны! С них начинался шифр! Вранье.

Джеймсон схватил было ручку со стола, но я отняла ее.

– Моя комната. И ручка тоже. И шифровальный диск, – заявила я.

– Формально тут все твое, Наследница. Не только ручка с комнатой.

Я проигнорировала это замечание и продолжила подставлять буквы, пока передо мной не предстал полный текст послания. Я перечитала его, добавила пробелы, разбила на строки – и получилось еще одно стихотворение.

Возможно, его сочинил сам Тобиас Хоторн.

Тайны, вранье,
вам – презренье мое.
Ядовито то древо —
ты сам посуди.
С., и З., и меня уже не спасти.
Те улики, что выкрал,
Таятся во тьме,
Но свет все откроет,
что пишу на…

Я подняла взгляд. Джеймсон стоял, как и прежде, склонившись ко мне. Его лицо было так близко, что я чувствовала его дыхание на щеке. Я отодвинула стул – так, что он в него врезался, – и резко встала.

– Вот и все, – заключила я. – На этом текст обрывается.

Джеймсон прочел стихотворение вслух.

– Тайны, вранье, вам – презренье мое. Ядовито то древо – ты сам посуди. С., и З., и меня уже не спасти. – Он немного помолчал. – Должно быть, С. – это Скай, а З. – Зара.

– Те улики, что выкрал… – подхватила я и тоже задумалась. – Что еще за улики…

– Таятся во тьме, но свет все откроет, что пишу на… – закончил Джеймсон и задумчиво примолк, а у меня в голове точно что-то щелкнуло.

– Тут не хватает одного слова! – сказала я.

– И оно рифмуется с «во тьме».

Спустя мгновенье мы оба бросились к выходу. Мы снова спешили длинными коридорами к заброшенному крылу Тоби. И остановились лишь у самой двери. Джеймсон посмотрел на меня и переступил порог.

Но свет все откроет,
что пишу на…

– Стене, – прошептал Джеймсон, точно прочел мои мысли. Он тяжело дышал – казалось, его сердце колотится даже быстрее моего.

– Но на какой из стен? – спросила я, тоже переступая порог.

Джеймсон повернулся – на триста шестьдесят градусов. На мой вопрос он отвечать не стал, так что я задала еще один.

– Невидимые чернила?

– Наконец-то ты стала мыслить как Хоторн. – Джеймсон закрыл глаза. Даже со стороны ощущалось, до чего мощная энергия сейчас в нем пульсирует.

Она кипела и во мне.

– Свет все откроет.

Джеймсон раскрыл глаза и снова повернулся – на этот раз лицом ко мне.

– Наследница, нам нужна ультрафиолетовая лампа.

Глава 13

Выяснилось, что одной лампы не хватит. Но нам повезло: в семействе Хоторн нашелся человек, владевший сразу семью нужными приборами, – и это был Ксандр. Вооружившись лампами, мы втроем стали бродить по спальне Тоби. Верхний свет мы выключили, и моему взгляду открылось такое, что у меня ноги подкосились.

Тоби оставил не просто какое-то там сообщение на стене спальни – все стены в комнате были исписаны тысячами слов. Тоби Хоторн вел дневник. Вся его жизнь была описана на стенках его крыла в Доме Хоторнов. Когда он начал вести эти записи, ему было лет семь-восемь, не больше.

Мы погрузились в чтение, не говоря ни слова. Тон дневниковых записей Тоби шел вразрез с тем, что мы нашли у него в крыле – и с наркотиками, и с зашифрованным посланием, и с «Древом яда». Все это принадлежало Тоби, раздираемому гневом. Но юный Тоби куда сильнее походил на Ксандра. Все его заметки были преисполнены жизнелюбия. Он рассказывал о своих экспериментах, которые временами приводили к взрывам. Он души не чаял в старших сестрах. Днями напролет пропадал в стенах поместья. Боготворил отца.

Что же изменилось? – спрашивала я себя, жадно продолжая чтение заметок за двенадцатый год жизни Тоби, а потом за тринадцатый, четырнадцатый, пятнадцатый. Но вскоре после шестнадцатого дня рождения произошел слом.

Этот день Тоби описал кратко: «Они лгали».

И лишь спустя многие месяцы – а то и годы – Тоби наконец передал суть той самой лжи. Рассказал, что обнаружил, почему разозлился. Когда я добралась до этого признания, тело вмиг отяжелело, будто налилось свинцом.

– Эйвери? – Ксандр прервал свои дела и обернулся ко мне. Джеймсон по-прежнему читал записи на космической скорости. Должно быть, он уже прочел о той страшной тайне, которая меня потрясла, но его великолепная концентрация нисколько не поколебалась. Он был точно ищейка, взявшая след, а мое тело словно бы взбунтовалось против меня.

– Эй, дружок, ты как? – спросил Ксандр, опустив руку мне на плечо. Но я почти не почувствовала прикосновения.

Я не могла сделать ни шага. Не могла прочесть больше ни слова. Потому что ложь, о которой писал Тоби Хоторн, и тайны, упомянутые в стихотворении…

Сводились к тому, кем он был на самом деле.