
Диавола
– Господи, ну что еще? – поднимаясь по лестнице, вопросила мать. В каждом ее шаге слышался упрек.
Николь моргнула. Пожала плечами. Поправила прическу.
– Котелок сорвался с крюка. Наверное, криво висел.
– Батюшки! – хохотнула мать. – А я перепугалась.
– Мы тоже, – пробормотал Бенни, но, когда Анна бросила на него многозначительный взгляд – Ты тоже понял, что тут творится? – он уже небрежно водворил котелок на место и направился в свою комнату проверить, как там Кристофер.
Всё опять в норме. Анна уже заметила: что бы ни случилось, природный инстинкт требует привести все в порядок, расставить мебель по местам, вернуть привычную обстановку. Однако, пока другие члены семьи заканчивали приготовления к семейному выходу, Анна сидела на подлокотнике дивана и зорко следила за кастрюлями и сковородками, висящими под потолком. Наконец ровно в шесть пятнадцать все собрались у входной двери и вышли за порог. Легкий шорох шагов – это Пэйсы двинулись в путь.
Анна вздохнула полной грудью.
На этот раз она села в машину к родителям – на несколько минут избавила себя от общения с Кристофером. Бенни состроил обиженную мину, когда Анна проигнорировала его автомобиль. Ничего, переживет. В ресторане она сядет рядом с ним. Боже, терпение с ее братцем нужно адское.
– Это же?.. Ох, забыла, как его… – Мать вытянула шею и прищурилась, глядя на автомобиль, припаркованный чуть впереди, перед выездом на шоссе.
– Вряд ли, – отозвался отец, но все же сбросил скорость.
Это был старый «фиат», еще восьмидесятых годов, улиточно-серый. Такая же древняя и потрепанная жизнью старуха в драном халате стояла у задней дверцы и с кем-то разговаривала. Присмотревшись, Анна заметила под мышкой у старухи извивающийся черный хвост и сообразила, что происходит. В руках эта старая оборванка держала целую охапку котов и кошек с виллы; наполовину уговорами, наполовину силой она заталкивала их в машину.
– Боже правый, – пробормотала Анна, – она ворует кошек.
– Может, они ее собственные, – здраво предположила мать, однако Анна покачала головой:
– Это бродячие кошки. В Италии так принято – они предпочитают свободу. – Она нахмурилась. Это зрелище – беспомощно дергающиеся в руках старухи животные – отчего-то встревожило ее сильнее, чем упавший котелок.
Мать опустила стекло и, когда их авто медленно проезжало мимо «фиата», помахала рукой:
– Здравствуйте! – После велела Анне: – Солнышко, поздоровайся на итальянском.
Старуха прекрасно поняла смысл и на английском. Она застыла, изучая чужаков, затем мрачно кивнула, и в этот момент мохнатый рыжий комок вывернулся из хватки, прошмыгнул у нее между ног и помчался прочь. Анна с трудом удержалась от смеха. Беги, котик, беги!
Старуха выругалась себе под нос, но, услыхав сдавленную усмешку Анны, вскинула глаза. Уставившись прямо на нее, подняла руку в странном жесте, немного похожем на приветствие серферов: указательный палец и мизинец выставлены, а остальные прижаты к ладони. Это выглядело бы дружелюбно, если бы в следующую секунду старуха не сплюнула на землю.
Отец вырулил на шоссе, два других автомобиля двигались следом. Мать подняла стекло, Анна оторвала взгляд от незнакомки. В груди нарастало дурное предчувствие. Что это за жест – итальянский аналог «среднего пальца»? И кто его показал – похитительница котов! Анна понадеялась, что девочки не видели, как старуха утащила их пушистых друзей.
Николь, в свою очередь, являла собой одну сплошную улыбку, в которой проглядывала неловкость: по прибытии в ресторан выяснилось, что заведение только-только открылось и зал совершенно пуст. Тем не менее, когда Анна, взяв на себя роль переводчика, осведомилась о свободном столике, молодой мужчина с бородкой поздоровался и спросил на итальянском:
– У вас забронировано?
– Не было телефона. – Анна дернула плечом, рассчитывая, что объяснение бородача устроит.
Устроило. Мужчина улыбнулся.
Кровь в жилах Анны побежала быстрее, как перед катанием на экстремальном аттракционе. Шикарная улыбка.
– Сюда, пожалуйста, – обратился он к остальным на английском.
Он провел их в боковой внутренний дворик. Бледно-желтые лампочки на подвесных гирляндах уже горели, однако их свет тонул в роскошном сиянии вечернего солнца. Каменные стены пестрели винтажными плакатами с рекламой итальянской газировки. Анна пожалела, что не взяла с собой альбом – ее начальство оторвало бы эти зарисовки с руками, – но усилием воли выбросила из головы мысли о работе. Вместо этого она принялась наблюдать за матерью, которая смотрела по сторонам и оценивала реакцию близких: все ли так же довольны, как она сама. То был один из редких моментов, когда представление матери о поездке в Италию полностью совпало с реальностью – оплетенные соломой бутылки, мотороллеры «Веспа», само это заведение.
Анне, надо признать, ресторанчик тоже пришелся по душе. Было что-то умиротворяющее в его обыденности. Такой мог существовать в любой тосканской деревне, в любом десятилетии за последние полвека. Здесь всё как на ладони, просто и бесхитростно.
Но, пожалуй, больше всего ресторан понравился девочкам, в основном потому, что они увидели в меню пиццу. Едва Анна села за стол рядом с Бенни, племянницы наперебой стали просить ее заказать выбранные блюда.
– Вот сами и сделайте заказ, – предложила она. Девочки ошеломленно замерли. – По моему сигналу вы должны сказать: Margherita pizza per favore[12]. Давайте порепетируем.
Девочки попробовали повторить фразу. Вышло что-то неразборчивое.
– Замечательно! – похвалила Анна.
– Ты образцовая тетушка, – сказал Бенни, не глядя на сестру. Его голос прозвучал неожиданно мрачно.
– Ага, – отозвалась Анна, пробегая глазами меню.
Вернулся молодой официант. Он направился прямиком к Анне, щегольски присел перед ней на корточки – рукава закатаны, мускулистые предплечья опираются на стол – и приготовился принять заказ на напитки. Анне понадобилось добрых пять минут, чтобы выслушать пожелания каждого, озвучить их на итальянском и убедиться, что ее поняли верно, поэтому на ноги смазливый итальянец поднялся с очаровательной неуклюжестью. Возможно, он и не так молод, как кажется.
– Нам нужна еще минутка, чтобы определиться с блюдами, – с виноватой улыбкой сказала Анна на итальянском. – Я позову вас, когда мы будем готовы сделать заказ.
Официант понимающе подмигнул и тут же снова опустился на корточки.
– Вы итальянка? – спросил он. Анна вспыхнула и непонимающе смотрела на него, пока он не поправился: – Нет, американка, конечно, но корни… В семье есть итальянская кровь?
Сообразив, о чем речь, она засмеялась:
– А-а, нет. По крайней мере, мне об этом неизвестно. Вот моя семья. – Она обвела рукой стол, указывая на румяные англосаксонские лица.
– В самом деле? – сдвинул брови официант.
В ресторан вошли новые посетители – пожилая чета, очевидно, из числа постоянных клиентов. Супруги помахали официанту в знак приветствия.
– Un momento![13] – извинился он и побежал усаживать их за столик, оставив Анну гадать, кем, черт возьми, он видел ее за этим столом, если не членом семьи. Подружкой Бенни? Гидом-экскурсоводом?
– А вы мило болтали. – Николь покосилась на Анну, отчего пластырь на лбу сморщился. – Не вздумай снова устроить нам Хилтон-Хед.
Анна медленно выдохнула через нос, мечтая лишь, чтобы наконец уже подали вино.
– Николь! – изобразила потрясение мать.
Николь пожала плечами – сама невинность. Бенни закашлялся в салфетку и отвернулся, зато его приятель так и подался вперед, весь обратившись во внимание. Анна не сомневалась, что Кристофер непременно зацепится за отсылку к Хилтон-Хед-Айленду – что это за семейный отдых Пэйсов, если в первый же день ей не припомнят Тот Случай? – однако вместо этого он осведомился:
– Как ты выучила итальянский?
В устах любого другого человека этот вопрос прозвучал бы как дружелюбное начало беседы, но Кристофер всегда и обо всем спрашивал так, будто вел допрос. Что было тому причиной – голос? Отсутствие модуляций? И еще эта его причесочка. Этот пробор.
– Через «Дуолинго».
Кристофер фыркнул.
– А серьезно?
– Это правда, – подтвердил Бенни. – В прошлом году к нашей поездке в Долину Луары Анна таким же образом выучила французский.
– Ты учила язык в старших классах, – обличил ее Кристофер.
Анна озадаченно рассмеялась:
– Какой из них? Французский?
– В школе она учила испанский, – сообщил Бенни.
– Невозможно овладеть иностранным языком через приложение, – упирался Кристофер.
– Для Анны – возможно.
– Говорят, «Дуолинго» – хорошая штука, – встряла Николь. – Правда, лично я не пробовала.
Джастин метнул на жену быстрый взгляд и спрятал усмешку.
– Тетя Анна учит меня итальянскому! – похвасталась Уэйверли, пиля ножом стол.
– И меня тоже! – не потерпела несправедливости Мия.
Уэйверли закатила глаза. Николь отняла у нее нож и убрала его на дальний край стола, испепеляя Анну глазами, словно та, помимо итальянского, учила ее дочь плохим манерам.
Молодой официант принес вино трех разных сортов, а для девочек – апельсиновый лимонад в стеклянных бутылках с торчащими из горлышка яркими полосатыми соломинками.
– Вообще-то Кристофер прав, – признала Анна и бросила на официанта откровенно кокетливый взгляд. А почему бы и нет? – Grazie mille[14]. – Она снова повернулась к столу. – На самом деле я не владею итальянским. Как и французским. То есть не владею свободно.
– Ой, да прекрати, – укорила ее мать с другого конца стола, затем обратилась к Кристоферу: – Еще она говорит на немецком, а в старшей школе победила на олимпиаде по испанскому.
– Самая светлая голова в семье, – пробормотал отец. Всякая гордость, некогда сквозившая в этих словах, давно померкла. Теперь похвала звучала скорее осуждающе.
– Две тысячи триста девяносто баллов на отборочном тестировании. Из двух тысяч четырехсот. – Мать продолжала светиться от гордости. Ты моя хорошая.
– Не может быть. – Кристофер одним глотком осушил половину бокала, который наполнил красавчик-официант. – Максимальный балл – тысяча шестьсот.
Он торжествующе выпрямился, словно выиграл матч-пойнт в каком-то воображаемом турнире у себя в голове.
Анна не отказала себе в удовольствии пояснить:
– Видишь ли, ты слишком молод и не застал то время, но был короткий период, когда результаты по английскому суммировали с баллами по остальным предметам, так что максимальный балл составлял… – Пожав плечами, она умолкла.
Кристофер рывком повернулся к Бенни:
– А у тебя сколько?
Бенни неторопливо покрутил вино в бокале.
– Две триста.
Кристофер выглядел оскорбленным. Он снова посмотрел на Анну:
– В каком колледже ты училась?
Тут он рассчитывал ее обскакать и, хоть пока этого не знал, был близок к победе.
Вернулся официант с кувшином воды. Он уже развернулся, чтобы уйти, но Анна легким прикосновением задержала его, тронув кончиками пальцев золотистую поросль на загорелой руке, и предложила сидящим за столом сделать заказ.
Девочкам пришлось подсказать, как произносится per favore[15], зато, когда красавчик-официант задорно им подмигнул, оценив старания, обе захихикали, как сумасшедшие. Николь и отец попросили Анну перевести название каждого ингредиента, а потом поменять состав заказанных ими чертовых блюд, что Анна и сделала с извинениями на итальянском.
Красавчик мило отшутился в ответ и скрылся на кухне.
– Так что насчет колледжа? – Кристофер буравил Анну взглядом. – Где ты училась?
– В Гарварде, – сказала она.
Кристофер разочарованно нахмурился, но зря – Анна еще не договорила.
– А потом в Род-Айлендской школе дизайна. А потом нигде.
До Кристофера не сразу, но дошло.
– У тебя нет диплома?
– Нет. Бросила учебу.
– Ты вполне можешь восстановиться. – Мать потянулась через стол к ладони Анны, но расстояние было слишком велико. – Тебе всего тридцать четыре!
– Спасибо, но – нет, мам, – сказала Анна. – Мне и так нормально.
– Мы угрохали кучу денег на твое образование, – проворчал отец. – Могла бы уже и потрудиться ради диплома.
– Я, например, училась в университете штата Огайо, – вставила Николь, потягивая просекко. – И моя учеба обошлась в восемь раз дешевле Гарварда.
– Ты отказалась от поступления в Гарвард? – бесстрастно поинтересовался у жены Джастин. – Ты мне не говорила.
Николь прожгла его взглядом. Джастин невозмутимо достал из стоявшего на полу «папского» рюкзака бумагу и цветные карандаши для дочек.
Под восхищенные охи и ахи Пэйсов подали еду. Особенный восторг вызвала пицца – Анна тоже ее заказала, благоразумно присоединившись к племянницам. Она предпочла пиццу с анчоусами, непотрошеными, с головками и всем прочим. Вытащила из расплавленного сыра одну рыбку и закинула в рот, наслаждаясь солоноватым вкусом и хрустящей текстурой. Бенни брезгливо наморщил нос и слегка отодвинулся.
– Это вкусно, попробуй! Ну давай же, слабак! – Анна сунула брату под нос другую рыбку, и Бенни наконец-то рассмеялся. Она облегченно выдохнула.
– Все хорошо? – по-английски спросил официант, через некоторое время подойдя к столу Пэйсов.
Дворик постепенно заполнялся. Официант положил ладонь с широко расставленными пальцами на спину Анны. Она не возражала. Сколько займет путь от Монтеперсо до виллы, если добираться пешком? – опять прикинула она. Или, может быть, утром он подбросит ее на машине?
Не вздумай снова устроить нам Хилтон-Хед.
– Molto bene, – ответила Уэйверли, чрезвычайно довольная собой.
Николь изумленно уставилась на дочь.
– Где вы остановились? – любезно спросил официант.
– На вилле «Таккола», – сообщила мать.
Молодой итальянец замер и быстро убрал руку со спины Анны. Ему словно плюнули в лицо.
Анна подняла глаза: он по-прежнему улыбался, но теперь его улыбка выглядела приклеенной. Анна готова была поклясться, что лампочки на гирлянде позади него разом потускнели. Мать уловила беспокойство официанта.
– Знаете, где это? – Ее улыбка дрогнула.
– Да, – сказал он, потом смутился и затараторил на итальянском, обращаясь к Анне: – Мой дядя, он смотритель виллы. Иногда он берет меня с собой, я помогаю ему… навести порядок.
Анна еще не успела перевести семье сказанное, а официант уже исчез. Народу в заведении прибавилось, и все же Анна догадывалась, что необходимость рассадить посетителей – лишь предлог побыстрее закончить разговор. Более того – сбежать от них. Как будто они больны и кашляют, а он не желает заразиться.
Кристофер перегнулся через Бенни и посмотрел Анне в глаза:
– Когда придет, спроси его о башне.
– С чего тебе так далась эта башня? – фыркнула Николь.
Анна порадовалась, что вопрос заинтересовал не только ее.
– У меня есть теория, – заявил Кристофер, и Бенни, откинувшись на спинку, закрыл глаза, словно мучился головной болью. Значит, уже слышал «теорию». – В башне находится хозяйская спальня, это лучшая комната во всем доме, но ее открывают только для больших групп или за дополнительную плату. Если дело в деньгах, беру расходы на себя. Буду рад внести свою лепту. Просто спроси его, сколько это стоит.
Кровь отхлынула от лица матери и одновременно прихлынула к лицу отца. Непростая ситуация.
– По-моему, это просто кладовка, – вставила Анна, бросив взгляд на отца в надежде, что тот верно истолкует безмолвный призыв успокоиться. – Но я, конечно, спрошу.
Бенни что-то зашептал на ухо Кристоферу, накрыв ладонью его запястье. Кристофер отрицательно мотнул головой.
Не дожидаясь, пока обстановка накалится до предела, Анна встала из-за столика и направилась в уборную. По дороге с вялым интересом окинула взглядом внутренний зал ресторана – не мелькнет ли красавец-официант, – но тут чьи-то мозолистые пальцы взяли ее за локоть, и она, вздрогнув, обернулась.
– Mi scusi[16]. – Это был старик, который вместе с женой сидел за соседним столиком. Чета покидала ресторан. Шаркая, супруги медленно прошли мимо Анны к выходу.
Официант выскользнул из кухни – специально, чтобы попрощаться со стариками. Ясно, что это постоянные клиенты. Из местных.
Плечи Анны уже начали расслабляться, однако она вновь встала как вкопанная, когда пожилая итальянка неожиданно оглянулась через плечо и посмотрела на нее печальными белесыми глазами. Женщина перекрестилась, что-то шепнула мужу, покачала головой и двинулась своей дорогой.
Анна ждала, прислонившись к стене, пока официант не обернулся к ней. На его лице застыла натянутая улыбка.
– Башня, – сказала Анна. – La torre.
Он опасливо огляделся по сторонам. Вздохнул.
– Мне не следует ничего говорить.
Анна оторопела. Может, она неправильно его поняла?
– Вы не можете? – Нет, он выразился иначе. – Или… – Что он имел в виду – «не следует»? – …вам нельзя? Простите, я не очень хорошо говорю по-итальянски.
Признание заставило Анну смутиться еще сильнее. Сейчас она показывала собственную слабость. Грудь, лицо обдало жаром. Анна часто-часто заморгала.
Официант разглядывал ее с новым интересом. Он облизнул губы, вытянув шею, заглянул через плечо Анны в зал, потом жестом велел следовать за ним вглубь коридора, ведущего к уборным. В коридоре он прислонился к стене, приблизил губы к лицу Анны – еще чуть-чуть, и он бы мог ее поцеловать, – опустил подбородок и жарко зашептал ей на ухо:
– Башня. Не открывай ее.
Прежде чем Анна сумела унять сердцебиение и правильно выстроить следующий вопрос, официант скороговоркой выдал целую речь на итальянском, из которой она разбирала лишь отдельные слова. Наконец он сбавил темп настолько, что Анне удалось его понять:
– La chiave?
Ключ.
– Мой дядя должен был его кому-то отдать, – с нажимом произнес официант. – Ты его взяла?
Очевидно, его интересовали конкретно ее действия. Она мотнула головой.
– Нет. Я приехала позже всех.
Он кивнул.
– Следи за остальными. Не открывайте ту дверь.
Теперь Анна не сомневалась, что фраза молодого итальянца звучала как «Мне нельзя ничего говорить». Нельзя ее предупреждать.
Безумие какое-то. Может, он над ней подшучивает, заигрывает таким нелепым образом? У них в итальянской глубинке так принято?
Когда же Анна подняла подбородок и осторожно приоткрыла губы, ее собеседник оттолкнулся от стены и пошел прочь, явно стремясь закончить общение.
– Там привидения? – крикнула она ему в спину.
Правильно ли она подобрала эквивалент? Анна сомневалась. Spiriti может означать духов. А как надо было сказать? Fantomi? Fantasmi?
На секунду он притормозил. Обернулся.
– Molti.
Он произнес это самым обычным тоном. Не в качестве предостережения, а едва ли не с удивлением. Как будто это понятно и дураку.
Анна воспользовалась уборной. Постояла у раковины, плеснула водой на лицо и затылок, встревоженная больше, чем полагалось бы.
Molti. Много. Вот оно что.
Когда она вышла, ресторан был заполнен до отказа, счет оплачен, со стола убрано, а Пэйсы ожидали Анну на тротуаре. Сбитая с толку, она растерянно схватилась за стену. Неужели прошло так много времени? Возвращаться на виллу «Таккола» что-то не хотелось.
– Давайте прогуляемся, – предложила Анна семье.
Солнце уже село, но улица еще купалась в густом оранжевом свете сумеречного неба.
– Вернемся утром, когда откроется рынок, – сказала Николь. – Девочкам пора в постель.
– Не хочу в постель, – заявила Уэйверли, тогда как Мия на руках Джастина уже дремала.
– Зато я хочу, – пробормотала Николь. – Голова раскалывается. – Она провела кончиками пальцев по лбу. Кровоподтек уже выступал из-под краешков пластыря.
– Завтра базарный день? – поинтересовался Бенни, вытаскивая из кармана ключи от машины.
– Да, я видела объявление. – Николь с усилием заморгала и повела всех на другую сторону улицы, где они припарковались.
– Мы могли бы разделиться, – робко предложила Анна. В основном самой себе.
Разумеется, они этого не сделали. И она тоже осталась вместе со всеми. Села в машину к родителям и принялась дышать, свыкаясь с плещущейся в груди тревогой, пока не убедила себя, что до утра как-нибудь протянет.
Не открывай
Анна уже хотела бросить попытки читать на итальянском книгу о виноделии, взятую с журнального столика, и погасить свет, когда снаружи, прямо под окном, послышался хруст шагов.
Значит, они ей не померещились – люди на поле. Лучи фонариков.
Пальцы крепче стиснули переплет, словно книга могла послужить орудием самозащиты. А почему бы и нет? Она увесистая. Такой хорошо приложить кому-нибудь по затылку или по лбу – синяк будет, как у Николь. Сражайся, беги или замри. Что ж, Анна определилась со стратегией. Она, мать вашу, будет сражаться.
Анна нехотя встала с кровати, подошла к окну и осторожно выглянула. До ее слуха донесся шепот. Шептались двое. Мужчины. Слов Анна разобрать не могла, однако, судя по ритму, говорившие спорили.
С нехарактерными для итальянского интонациями.
Это не грабители. Анна отложила книгу. Глухо зарычала себе под нос. Она догадалась, что именно происходит, хотя в голове это по-прежнему не укладывалось. Сунула ноги в шлепанцы, на цыпочках вышла из комнаты, покинула дом и бесшумно скользнула за угол во флигель, где были установлены стиральные машины, а также хранились принадлежности для уборки, запасы туалетной бумаги и ключи от виллы.
– Зай, я просто посмотрю, и все, что тут такого. – Кристофер уже даже не шептал.
– Ладно, – согласился Бенни. – Но только быстро. Одним глазком.
Оба выдохнули, придя к согласию, а потом круто развернулись и подскочили от неожиданности, когда луч фонарика в айфоне Бенни выхватил из темноты фигуру Анны.
– Твою налево, Анна! Я уж решил, ты призрак!
– Минуту назад я приняла вас за призраков! – Или за местных таксистов с фонариками, задумавших ограбить богатеньких американских туристов. Или еще кого похуже. – То есть вы пробрались сюда, чтобы открыть единственную дверь, которую нас просили не открывать? Да еще посреди ночи? Серьезно?
Бенни озадаченно посмотрел на сестру:
– Анна, сейчас только половина десятого.
– Значит, под покровом темноты. Вы хотя бы знаете, какой ключ подходит к этому замку, или собираетесь тыкать все подряд?
За спинами Бенни и Кристофера Анна смутно различила на стене ряд крючков, на которых висели связки ключей самых разнообразных размеров. Над каждой имелась подпись на итальянском, и черта с два Анна переведет Кристоферу эти подписи.
Кристофер, однако, в ее услугах не нуждался.
– Вот этот. – Он вытянул руку и продемонстрировал ей массивный черный ключ во всю ладонь.
– Кто бы сомневался, – пробормотала Анна.
Ключ был красивый, резной, с затейливыми бородками и длинной шейкой. Головку украшал орнамент в форме виноградной лозы и силуэт птицы – кажется, галки. Taccola – это же «галка» по-итальянски. Единственный глаз птицы, обращенный к зрителю, был отполирован сильнее, чем сам ключ, и от этого как будто поблескивал.
Анне захотелось дотронуться до птицы, но она сдержалась.
– Мне его дал смотритель, – продолжал Кристофер. – Буквально в руку вложил. С чего бы ему так делать, если дверь нельзя открывать? Где логика?
– Вложил тебе в руку.
Анна припомнила обрывки фраз из торопливой речи официанта, которые ей удалось понять. Он настойчиво спрашивал, кто именно взял ключ. Следи за остальными.
Она подошла ближе. Кристофер сжал ключ в руке, будто опасался, что Анна его выхватит.
– Мне кажется, в башне заперли кошку, – брякнула Анна.
И моментально стало легче. Она и сама не подозревала, как сильно были натянуты ее нервы еще с обеда.
– Ох, – огорчился Бенни. – Паршиво, если так.
– Тем более надо открыть. – Кристофер двинулся к выходу, Анна и Бенни гуськом последовали за ним.
– А потом сразу же запрем обратно, – прошипел Бенни, хотя его никто не слушал.
Бенни до чертиков ненавидел нарушать правила. Ни на полшага не переступал границы пешеходной зебры, а если полосок на асфальте не было, переходил дорогу строго под прямым углом.
Анна по большей части исходила из принципа, что все относительно, и, руководствуясь здравым смыслом и внутренним ощущением правильности, вполне допускала смягчение правил, однако в эту минуту понимала, что действует на грани фола. Физически ощущала, что они вот-вот совершат нечто дурное, однако сила инерции тянула ее вперед.
Однажды в детстве она забралась на дерево и, почувствовав под рукой сухую ветку, отчетливо осознала: «Если я залезу на эту ветку, она обломится», но не остановилась и грохнулась на спину с четырехметровой высоты. Сейчас ситуация в точности повторялась: Анна понимала, что следует остановиться, но будто бы со стороны отстраненно наблюдала, как ее тело продолжает двигаться, отказываясь подчиняться голосу собственного рассудка или кому-то еще.