Нефритовый кубок

Завершив традиционную проездку по кругу перед трибунами и поприветствовав судейскую коллегию, всадники неторопливой вереницей направились к месту начала гонки. Между зрительских рядов засуетились те, кто замешкался с решением – на какую из лошадей ставить. Громкие выкрики посредников: «Белое Облако – один к трем!», «Вояка – три к двум!» – оставались пока для Конана тайной за семью печатями, хотя сперва Ши, а затем уль-Айяз старательно пытались разъяснить новичку тонкости игры на конских бегах. Пока он твердо усвоил единственное правило: со звоном колокола, извещающим, что лошади разошлись по загончикам, прием ставок прекращается. Потом на Большой трибуне ударят в гонг, и начнется собственно скачка.

– Последний забег! – громогласно оповестили зрителей медные трубы. – Участвуют…

На сей раз Конан слушал повнимательнее – Огненный Феникс бежал третьим. К именам лошади и всадника присовокупили загадочное «два к одному», отчего завсегдатаи Конного Поля восторженно взвыли, а уль-Айяз довольно хмыкнул, и, не дожидаясь вопроса неразумного ученика, внушительно растолковал:

– Ежели бы у тебя, сынок, имелась пара лишних золотых империалов и ты их поставил на Феникса, то по окончанию скачки получил бы целых три, уразумел?

– А если Тархалл не придет первым? – здраво предположил киммериец. – Тогда никому ничего не достанется, так?

– Феникс не выиграет? – искренне засмеялись ярусом ниже. – Ну, повеселили! Эй, мальчик, коли не разбираешься в лошадях, то сиди, помалкивай и слушай умных людей!

– Вот именно, – поддержал неизвестного нахала Шетаси. – Выдумал еще глупость: Огонек не выиграет! Да как он может не выиграть, когда второго такого коня во всем городе… да что в городе! Во всей Заморе не найти! У него и возраст самый подходящий для скачек, и всадник, какого поискать!

– В Туране, говорят, с ними больше тягаться не рискуют, – насплетничали сверху. – Визирь Замбулы предлагал отсыпать за это четвероногое золотом по весу, и как думаете, почтеннейшие? Отказали бедолаге визирю, как есть отказали!

– Я слышал, после нашего Приза они в Немедию надумывают податься, – донеслось откуда-то слева.

– Значит, Бельверус ждет сплошное разорение, – хихикнули справа.

Часто забил колокол. Кучки игроков, толпившиеся вокруг посредников, быстро рассеялись – кто вернулся на свои места на ярусах, кто ссыпался вниз, надеясь увидеть скачку поближе.

– Четыре круга с преградами и водными ямами, – уль-Айяз предвкушающе подался вперед, выбивая пальцами частую дробь по скамье. – Ну, только не подведи!

Из последнего восклицания Наставника следовало, что досточтимый Шетаси пожертвовал своими империалами в пользу безусловного победителя, Огненного Феникса. Наверняка так же поступил и Ши, на котором висит изрядная сумма невозвращенных долгов. «В следующий раз, – решил Конан, – надо будет самому попробовать сыграть. Вдруг получится?»

Гонг! Звонкое хлопанье открывающихся настежь дверец. Слитный глуховатый топот четырех с лишним десятков копыт. На трибунах даже не успели разобрать, кто захватил голову скачки, так быстро пронеслись мимо кони. Смачно хлюпнула вода во взбаламученной неглубокой яме, разлетелись грязные брызги, и кавалькада унеслась дальше, огибая плавный изгиб дорожек и приближаясь к следующему препятствию.

* * *

Хотя лошадям предстояло одолеть четыре круга, страсти разгорелись уже на первом. Вперед вырвался гнедой скакун, чей короткий хвост украшал пучок шелковых ленточек. Какое-то время гнедой (сидевший ярусом выше знаток сообщил, что жеребца зовут Упрямцем, а привезли его из Дарема, столицы соседней Коринфии) изо всех сил старался удержаться на первом месте, затем начал отставать, перейдя в замыкающие. Хваленый Огненный Феникс пока ничем особенным себя не проявил – как вполголоса пояснил Шетаси, такова всегдашняя привычка Тархалла. Пускай соперники выматываются, азартно оспаривая первенство. На третьем или четвертом круге Феникс, по виду которого почти невозможно предположить, будто он устал, начнет прокладывать себе дорогу к победе.

Как не хотелось Конану отвлекать Наставника, но любопытство и стремление узнать что-то новенькое оказались сильнее.

– Скажем, Феникс в самом деле такой несравненный, как о нем сплетничают, – начал он, дождавшись, когда лошади завершат второй круг пробега и удалятся от трибун. – Однако распоряжается-то им человек…

Шетаси презрительно хмыкнул.

– Ясно, к чему ты клонишь. Хорошее предположение, особенно для нашего развеселого городка. Только имеются кое-какие помехи. Для начала вспомним о законах чтимого всеми любителями и участниками бегов Аддаха Рабиля, коий шестой год является владельцем сего процветающего заведения. Рабиль, едва став хозяином Конного поля, заявил, что никаких мошенничеств с лошадьми он не допустит. «Никаких» – это, конечно, он хватил через край. Посредники на ставках хоть малость, да жульничают, и наездники, особенно у кого с золотишком туго или кто пожаднее, лошадей придерживают. Месьор Рабиль, когда узнает про подобных умников, гонит с Поля паршивой метлой, но всех за руку не схватишь. А нынешняя скачка будет честной от начала до конца еще и потому, что среди наездников есть Тархалл.

– Тархалл Неподкупный, – с ехидным смешком добавил сплетник сверху.

– Зачем ему брать чужое золото, когда у него своего завались? – согласился уль-Айяз. – Тархалл служит у Барча ит'Каранга, побочного сынка аграпурского градоправителя и на деньги этой лихой парочке плевать с высоких белых стен туранской столицы. У Барча полная конюшня отборных скакунов, Огненный Феникс, чистокровный саглави, которого за последние два года еще никто не обгонял, поэтому он и Тархалл могут позволить себе роскошь быть честными людьми.

– Вдобавок ит'Каранг помешан на лошадях и мечтает обзавестись коллекцией призов из всех стран Заката и Восхода, – присовокупил голос с верхнего ряда. – Туранские у него уже есть, заморийские скоро будут. С чем его и поздравляю.

Конан не выдержал и оглянулся – посмотреть, кто столь хорошо осведомлен о тайной жизни Конного Поля. Увидев, пожелал немедля провалиться сквозь землю и проклял себя за недогадливость. Ведь слышалось же в голосе нечто знакомое! Теперь сплетни разлетятся во всему кварталу Нарикано и окрестностям, а Ши придется срочно переезжать.

«С другой стороны, – попытался здраво рассудить киммериец, – на мне же не болтается вывески с надписью „Сыскная Когорта“! Знака человекоохранителя мне пока не выдали, а тот, который принадлежит Шетаси, спрятан. Мало ли с кем я могу водить компанию?»

Сидевший ярусом выше молодой человек принадлежал к семейству Тавилау, доводясь хитроумной Юнре одним из многочисленных сводных братьев или племянников. Злые языки поговаривали, что семье Тавилау пора присвоить звание шайки, ибо их расплодилось слишком много и каждый воображает себя умнее прочих. Заправляли среди Младших Тавилау Юнра и ее братец Адриеш, недавно вернувшийся из Аквилонии, где он успешно завершил обучение в Тарантийской Обители Мудрости. На совести Адриеша лежала идея создания «Вестника Шадизара», листка с изложением последних новостей и мнением Семейства по различным вопросам городской жизни. «Вестник» занимался тем, что изводил дознавателя Рекифеса упреками в бездействии, напоминал правящему Совету, что взяточники рано или поздно попадаются, высмеивал слишком прижимистых торговцев и вовсю наживал врагов.

К счастью, Тавилау-младший сделал вид, будто всецело поглощен созерцанием бегов и ему нет никакого дела до всяких там начинающих человекоохранителей.

Между скакунами, как раз вышедшими на третий круг, в самом деле развернулось нешуточное состязание. Феникс прибавил скорости, без труда пробившись в главенствующую тройку, на прыжке через яму оставил позади начавшую выдыхаться соловую кобылу и вклинился между двумя соискателями красной ленточки победителя. Справа от золотистого саглави тяжелым галопом шел массивный вороной жеребец, слева, отчаянно дергая головой, мчался серый в яблоках скакун офирской породы.

– Вороной – аренджунский Вояка, серого офирца кличут Летящей Стрелой, он наш, из Шадизара, – уль-Айяз незаметно для себя встал со скамьи, опомнился и торопливо плюхнулся обратно, невнятно бормоча: – Ах, как идут! Как идут, сынок! Сейчас он их обойдет! Ну, пошел же, пошел!..

Феникс, аккуратно подобрав длинные ноги под корпус, взмыл над очередным препятствием из ошкуренных жердей и словно завис на миг, давая восторженным зрителям полюбоваться собой. Приземлился, крутанув жестким хвостом и на малую долю обогнав пепельную Стрелу. Легким, привычным движением рванулся дальше – продолжить то ли бег, то ли полет, почти не касаясь земли…

Никто толком не понял, что именно случилось. Просто у самого края трибун Феникс вдруг шатнулся, неуклюже врезавшись в тяжеловесного Вояку и едва не сбив того с ног. Обозлившийся вороной, не слушаясь наездника, без размышлений куснул обидчика, и тут сзади в них со всего разгону врезались скакавшие позади лошади. Гнедой Упрямец чудом проскочил возникшую свалку навылет и понесся дальше, но прочие сбились в неразборчивую мешанину ржущих голов, взмахивающих рук и клубов пыли.

Какая-то женщина, сидевшая в первых рядах, пронзительно завизжала. Из неразберихи вывернулась соловая кобыла со сбившимся набок пустым седлом и кособоко затрусила в сторону поросшей зеленой травой лужайки, занимавшей центр Поля. Появился уцелевший Вояка, безжалостно нахлестываемый всадником, добежал до следующей водной преграды и внезапно замер, уперевшись в землю всеми четырьмя ногами. Наездник перелетел через низко наклоненную голову лошади и смачно плюхнулся в желтоватую воду.

– Ой-ей… – выдохнул Шетаси, ошеломленно созерцая творившееся внизу безобразие. Длилось оно не более десяти ударов сердца и закончилось столь же внезапно, как началось. Кавалькада помчалась дальше: наверстывать драгоценные потерянные мгновения и догонять неожиданно захватившего почетный титул предводителя скачки Упрямца. О происшествии свидетельствовали только потерянно бродившие лошади без седоков, среди которых выделялся светло-рыжий жеребец. Сначала он, заметно припадая на правую сторону, бросился вслед за остальными, но опомнился, вернулся обратно и затоптался подле неподвижной фигуры, лежавшей посреди беговых дорожек.

На трибунах встревожено зашумели. Второй упавший наездник с трудом поднялся, захромал к сотоварищу, присел рядом и спустя несколько мгновений отчетливо прокричал зрителям: «Эй, кто-нибудь! Пошлите к судейским за лекарем! Да шевелитесь, демон вас раздери! Тархалла затоптали!»

От Большой трибуны вдоль бровки поля уже бежал с десяток человек в форме служителей Ристалища. Следом, подпрыгивая, катила запряженная малорослым коньком одноколка с ярко-зеленым кожаным пологом – к месту происшествия спешил не то лекарь Конного Поля, не то сам владелец ристалища.

– Плакали мои империалы горькими слезами, – со вздохом искреннего сожаления пробормотал уль-Айяз. – Отчего бы этой распроклятой кляче не грохнуться в другой день? Почему именно сегодня?

– Добро бы он шлепнулся на препятствии или поскользнулся в яме, – раздумчиво проговорил Тавилау-младший, забравшийся на скамейку, дабы получше рассмотреть сумятицу на дорожках. – В конце концов, никто не может всегда оставаться победителем. Даже лучшие из лошадей иногда падают, – он спрыгнул вниз и добавил: – Жаль Тархалла. Если не разбился насмерть, то вновь мы увидим его не раньше, чем через полгода. Феникс, говорят, не признает других наездников… Что на него нашло? Отлично бежал и споткнулся на ровном месте.

Издалека донеслись жидкие хлопки – Летящая Стрела, обогнав уже поверившего в победу Упрямца, завершил скачку. Вид у коня и всадника был одинаково обескураженный: на первое место они наверняка не рассчитывали, заранее соглашаясь на третье или четвертое, и теперь совершенно не представляли, как себя вести и как быть.

– М-да, случается, – глубокомысленно кивнул Шетаси и огляделся, ища поднадзорного. Тот с досадой разорвал на мелкие клочки и выбросил маленькие пергаментные листочки, на которых записывалась величина принятой ставки, и поднялся, намереваясь уходить. Девицы с двух сторон нашептывали ему что-то утешающее, уговаривая не расстраиваться из-за потери денег.

– Сколько хожу на скачки, такое вижу впервые, – рассуждал сам с собой молодой представитель семейства Тавилау. – Толкнули Феникса, что ли? Зато как повезло тем, кто ставил на Стрелу! Из какого расчета на него принимались ставки, почтеннейшие? Один к пяти? Это получается… – он закатил глаза и быстро зашевелил губами, высчитывая, – по пяти полновесных империалов за один жалкий талер?..

Шетаси пробурчал в ответ нечто яростно-неразборчивое и дернул за рукав странно затихшего подопечного, неотрывно глядевшего вниз, на Поле.

Поступок, который совершил в следующий миг начинающий человекоохранитель, поразил его самого. Цепким движением выхватив из пояса Наставника латунную бляху с драконом Немедии, он загрохотал по лестнице, прыгая через три ступеньки и расталкивая пробиравшихся к выходу зрителей. Сиганув через ограждающий дорожки высокий деревянный барьер, Конан врезался в собравшуюся у места падения наездника изрядную толпу, и надсадно прокричал, размахивая блестящим знаком:

– Сыскная Когорта! Всем разойтись, ничего не трогать! Эй, ты! – он повернулся к ближайшему служителю: – Ноги в руки и побежал за городской стражей, патруль торчит у Главного входа! Пусть оцепят это место и никого не подпускают! Ты – к владельцу Поля! Известишь его о том, что случилось! Где лекарь? Носилки какие-нибудь есть? Нет? Тогда грузите в повозку! Он еще жив?

Почтеннейший уль-Айяз, наблюдая за бурной деятельностью подопечного, только растерянно крякнул. Подросток-варвар вел себя настолько самоуверенно, что никто не усомнился в его праве отдавать приказы. Кольцо зевак постепенно разомкнулось и начало рассеиваться, особенно когда появились стражники и принялись подталкивать замешкавшихся древками копий. Бедолагу Тархалла, напоминавшего наполненный осколками костей мешок в виде человеческого тела, с величайшей осторожностью взгромоздили на сидение повозки и медленным шагом повезли к видневшимся на другой стороне Поля белым зданиям служб. Кто-то попытался схватить Феникса за болтающуюся уздечку, за что был незамедлительно укушен и с воплем бросил ремень.

Хромающий саглави заковылял следом за печальной процессией, словно верный конь павшего в бою полководца.

* * *

Довольно странное общество собралось нынче в обширном внутреннем дворе дома, принадлежавшего достопочтенному Аддаху Рабилю, содержателю Конного Поля в шумном городе Шадизаре. Не считая самого месьора Рабиля, невысокого человека средних лет с желчным взглядом, смягчавшимся только когда речь заходила о конских статях, во дворе столпились: чрезмерно суетившийся представитель Судейской Коллегии с помощником, личный писец хозяина Поля, лекарь, несколько примчавшихся на шум из расположенных поблизости конюшен наездников и их подручных, не считая конюхов, тщетно пытавшихся угомонить метавшегося Огненного Феникса и отвести его в стойло, парочки приятелей Рабиля, завсегдатаев бегов, и двоих Стражей Сыскной Когорты – постарше и помладше. Предводительствовал, как ни странно, варварского обличья юнец. Его более пожилой спутник предпочитал держаться в уголке и только корчил скорбную физиономию, соответствующую моменту.

Еще одного присутствующего отныне не волновали никакие земные трудности. Наездник Тархалл скончался по дороге, не приходя в сознание, о чем во всеуслышание сообщил лекарь Конного Поля, накрывший труп вытертой попоной.

– Кто-нибудь видел, как он упал? – с плохо скрываемой яростью в голосе вопросил Аддах, обращаясь к стоящим вокруг людям.

Начавшуюся разноголосицу оборвал Конан, потребовавший, чтобы рассказывали по очереди и не прерывали говорящего.