Джейн Остен расследует убийство

– Не скажу. А даже если б и сказала, она, как обычно, обвинила бы меня в том, что я дала волю воображению.

Но когда Джейн вытирает слезы веселья, она вздрагивает.

Ее отец часто читает старую заезженную проповедь о скользкой дорожке к грехопадению. Если сэр Джон и миссис Твистлтон виновны в прелюбодеянии, какие еще грехи они могли совершить? Но ни у кого из них не могло быть причин желать смерти мадам Рено. Разве что модистка видела их прежде в Бейзингстоке и пригрозила разоблачить интрижку. Это отрезвляющая мысль.

До конца своего визита Джейн выпытывает у миссис Лефрой подробности о распутстве сэра Джона и истинном характере миссис Твистлтон. Но миссис Лефрой с пониманием относится к уловкам Джейн и отказывается потакать своей юной подруге в дальнейших необоснованных сплетнях, вместо этого переводя разговор на литературу.

Одна из причин, по которой Джейн нравится посещать дом священника в Эше, заключается в том, что ей предоставляется беспрепятственный доступ к библиотеке. Перед уходом миссис Лефрой кладет роман «Эвелина»[25 - «Эвелина» – роман английской писательницы Фрэнсис Берни, известной как Фанни Берни, после замужества мадам д’Арбле (1752–1840). Джейн Остен почитала талант писательницы, и именно цитата из романа Берни «Сесилия» стала названием для самого известного романа Остен – «Гордость и предубеждение».] в плетеную корзину Джейн. Джейн читала эту книгу несколько раз, но, очевидно, подруга знает, что знакомый текст принесет ей утешение – даже в этот период больших страданий. Когда хозяйка распахивает входную дверь, сердце Джейн неожиданно трепещет. Среди зарослей калины виднеется знакомая худощавая фигура.

– А, восхитительная мисс Остен! – Том Лефрой прижимает шляпу к груди и кланяется. При дневном свете в своем иссиня-черном двубортном сюртуке и высоких сапогах он меньше похож на щеголя и больше – на охотника. – Я пропустил ваш визит? В таком случае вы должны позволить мне проводить вас домой.

– Может, приказать подать экипаж? – Миссис Лефрой прикладывает руку к груди.

– О нет, спасибо. Сегодня прекрасный день, и я не хочу вас утруждать. – Джейн обменивается молчаливой улыбкой с Томом, затем проходит через садовую калитку на церковный двор. Солнечный свет играет на гранитных надгробиях.

– И это удовольствие для меня. – Том спешит за ней.

Как только они выходят на дорожку, Том предлагает ей руку. Джейн просовывает ладонь в небольшую щель между его локтем и мускулистым телом. Они идут так близко, что их бедра соприкасаются, и все ее тело покалывает.

– Мне было жаль услышать о неприятной истории с вашим братом. Я надеюсь, что ваши родители справляются с напряжением.

– Спасибо. – Джейн прикусывает губу, размышляя, как лучше обратиться к нему за юридической консультацией. Эта ситуация – нечто большее, чем просто «неприятная история», и ей нужен блестящий ум Тома, чтобы помочь ее разрешить. – У них все хорошо, насколько можно надеяться. Но это стало ужасным потрясением для всех нас. Я все время жду, что проснусь и обнаружу, что мне просто приснился страшный сон.

– Могу себе представить. – Том вздрагивает, словно отгоняя что-то неприятное. – Итак, вы скучали по мне?

Джейн не сводит глаз с тропинки.

– Скучала? С чего бы? Вы куда-то пропадали? Если и да, то, осмелюсь сказать, я этого не заметила, – поддразнивает она. Листья самых разных форм и оттенков коричневого, от бледно-золотистого до темно-шоколадного, усеивают дорожку. Джейн на ходу вдавливает их в землю.

– Мне пришлось вернуться в город. Уладить кое-какие дела для моего двоюродного деда Ланглуа[26 - Скорее всего, имеется в виду Бенджамин Ланглуа (1727–1802) – английский политик, заседавший в Палате общин с 1768-го по 1780 год, двоюродный дедушка Тома Лефроя, выступавший благодетелем семьи Тома.]. Он спонсирует мою учебу в Линкольнс-Инн, так что я в его власти. Но он уверил меня, что сейчас я свободен. Как минимум до февраля.

Теплое чувство разливается в груди Джейн. Том больше не исчезнет. К февралю они наверняка определятся со своим будущим.

– Выходит, вы – вольная птица.

– Да, действительно. Дайте мне еще почитать «Леди Сьюзан». Она меня совершенно очаровала.

Джейн привыкла получать комплименты за свои рассказы от близких. Сколько себя помнит, она могла заставить друзей и семью заливаться от смеха. Но Том – первый человек, не считая ее ближайших родственников или горстки давних друзей, с кем она осмелилась поделиться творчеством.

– Не могу сказать, что я удивлена. Леди Сьюзан – самая искусная кокетка во всей Англии.

– О, я бы сказал, что у нее есть конкурентки на этот титул. – Том хватает девушку за локоть и увлекает за собой.

Огромный дуб раскинул голые ветви над тропинкой, надежно укрывая Джейн и ее возлюбленного. Том оглядывается по сторонам, затем заключает девушку в свои теплые объятия и касается ее рта мягкими губами. Каждое нервное окончание в теле Джейн трепещет. Она жаждала этого момента с тех пор, как они расстались в прошлый раз. Теперь, когда Том наконец-то рядом, она жалеет, что не может остаться в этом моменте навечно.

Когда Том отстраняется, на его губах появляется печальная улыбка.

– Чем ты занималась, пока меня не было? Помимо приема многочисленных поклонников, из которых, полагаю, я в конце очереди. – Он отходит на несколько шагов. – Писала весь день?

– На самом деле нет. – Джейн стоит как вкопанная. – Как я уже сказала, я была озабочена затруднительным положением моего брата Джорджи. Жаль, что я ничем не могу ему помочь.

В надежде на ответ она пристально смотрит на Тома.

– Признаюсь, я размышлял над его делом, и сомневаюсь, что тебе понравится то, что я скажу… – Том делает паузу, уперев руки в бока и уставившись в небо в ожидании, пока Джейн его догонит. – Но я бы посоветовал избежать судебного разбирательства через признание недееспособности.

– Недееспособности?!

– Да. Он не совсем в себе, твой брат, не так ли? – Том постукивает пальцем по виску.

Джейн сделала такое же предложение своим родителям, но из уст Тома идея объявить Джорджи сумасшедшим звучит совершенно бессердечно. Неудивительно, что отец наотрез отверг ее.

– Я тоже озвучивала эту версию, но мой отец сказал, что это означало бы признать Джорджи виновным по умолчанию. И что психушка еще хуже тюрьмы.

Впереди во всю ширину дорожки раскинулась большая грязная лужа. Том, защищенный своими высокими сапогами, смело проходит по ней.

– В таком случае для твоего брата остается лишь один вариант – признать себя виновным в краже и сдаться на милость суда. Гарантий нет, но при условии, что вы привлечете благосклонность правосудия, его приговор может быть смягчен до отправления на выселки.

Джейн приподнимает юбки и осторожно пробирается по корням огромного дерева, чтобы последовать за Томом.

– Выселки?

– Да, его отправят в исправительную колонию, вероятно, в Австралию, и обяжут оставаться там в течение четырнадцати лет.

– Я знаю, что такое выселки, но… – Джейн колеблется. Джорджи не способен самостоятельно выбраться из деревни, не попав в беду. Она не может представить, как он выживет, будучи насильственно вывезенным в Ботани-Бей[27 - Ботани-Бэй – колония, существовавшая с 1788-го по 1823 год в Австралии.] более чем на десять лет. Учитывая его особенности здоровья, сомнительно, что он переживет плавание.

– Знаю, это не идеальное решение, но лучшее, что я могу придумать. Если твой брат предстанет перед судом и признает себя невиновным, а присяжные сочтут его виновным – что они наверняка сделают, учитывая, что у него явно было ожерелье и нет достоверного объяснения, как оно попало к нему законным путем, – тогда… – Красивое лицо Тома мрачнеет. – Ей-богу, Джейн, надеюсь, я не первый, кто сообщает тебе это, но… это будет смертный приговор. В этом нет никаких сомнений.