Пламя грядущего

– Как его прозвал Бертран де Борн? Ричард Да-и-Нет. Кто скажет, что он замышляет? С него станется – самому заключить мир с Саладином, извлечь из этого наибольшую выгоду и отправиться восвояси. И с чем мы, спрашивается, останемся?

Хью откинулся от стола.

– Не слишком учтиво так говорить, Роберт. Перетрусил, признайся? Боюсь, тебе придется задержаться, чтобы немножко повоевать.

– Я и приехал сюда сражаться, а не сидеть праздно, точно сокол во время линьки, – нахмурившись, ответил Роберт. – Господи, да если бы я знал, что Ричард намерен тут вот так закиснуть, я бы лучше поклялся в верности королю Филиппу. Он, по крайней мере, штурмовал крепостные стены.

– О да, этот ваш Филипп, – фыркнул Иво. – Вечно поджатые губки! Высунулся раньше, чем был готов, а потом… Даже ребенок придумал бы что-нибудь получше, чем загонять стольких людей на несколько хлипких лестниц. И еще, если тебе не хватает развлечений, Роберт, почему ты не поехал вместе со мной и Хью в долину этим утром? Не помню, чтобы я хотя бы раз видел тебя около укреплений за последнюю неделю.

– Вы называете меня трусом, сэр? – гневно воскликнул Роберт.

– Я никак вас не называю, сэр, – ответил Иво. – Но если перчатка по размеру…

– Боже правый, мне кажется, вы намерены оскорбить нас, сэр, – промолвил Уильям.

– Понимайте, как хотите, сэр, – огрызнулся Иво.

Роберт вскочил на ноги и выхватил кинжал.

– Не могу сказать, что мне нравится ваш тон, сэр, – заметил он.

Иво тотчас поднялся, то же самое сделал и Хью. Оба обнажили оружие.

– Ох, говорю вам… – пробормотал Балдуин, с усилием выбравшись из-за стола.

– Не вмешивайся в это дело, Балдуин, – рявкнул младший из саффолкских рыцарей.

Уильям сделал движение, словно собираясь перескочить через стол, и лезвие кинжала сверкнуло в его руке. И неожиданно Артур воскликнул:

– Господи, неужели нельзя остановиться? – Он сжал ладонями виски. – Прекратите! – выкрикнул он.

Взоры всех присутствовавших обратились на него. Он ответил им растерянным взглядом и, казалось, был смущен своей внезапной вспышкой.

– Прошу прощения, – сказал он. – Это все из-за ссоры. Неужели мы все сошли с ума? Может, Гираут был прав, может, это адское воинство? Со всеми этими разговорами. И все готовы перерезать друг другу горло. Почему? Разве мы все не приняли крест? Не думаю, что… – Он запнулся и снова опустился на скамью.

– Ну и ну, вот так дела, – тихо сказал Иво. – Что с ним?

– Знаешь, он прав, – промолвил Хью. – И все же – Артур, друг мой, не следует так серьезно ко всему относиться. Я хочу сказать, что нам больше нечего делать, кроме как ссориться. Я имею в виду, что рыцари должны сражаться, понимаешь? И на самом деле в мире нет другого, более стоящего занятия. Разве нет? – Он обвел взглядом всех остальных, и они торжественно кивнули. – Боже милостивый, – продолжал он, – дайте нам немного поразвлечься, о большем мы и не просим. Если же нет, ну тогда, как известно, лучшие врачи прописывают небольшое кровопускание вспыльчивым людям. Да? Мы просто обязаны позаботиться о своем здоровье.

Послышались одобрительные смешки. Хью разгладил свои усы и добавил с усмешкой:

– Тем не менее я уже сказал, что мальчик прав. Только не за столом во время завтрака, верно?

Дени, положив руку на плечо Артуру, пытливо посмотрел на друга. Лицо Артура побагровело, однако приобрело какой-то неестественный оттенок, не тот, который обычно появляется, когда люди смущенно краснеют. Он сидел, повесив голову, и глухо сказал:

– Не знаю, что случилось…

Именно в этот миг раздался оглушительный грохот со стороны города, а затем последовали крики и радостные вопли. Услышав этот шум, все словно приросли к месту.

– Башня! Должно быть, они прорыли подкоп, – предположил Хью.

Мимо проскакал герольд, выкрикивая:

– К оружию! На стены!

Они разбежались по своим палаткам и стали натягивать доспехи, завязывать ремни и шнурки, застегивать пряжки поясов, забыв обо всем на свете. Воины со всего лагеря толпой устремились к крепостной стене, сгрудившись напротив участка между башней Св. Николаса и Проклятой башней.

В тот день, рано утром, Ричард приказал землекопам поджечь крепления тоннеля. К завтраку балки, пропитанные смолой, обгорели настолько, что подкоп обрушился, обвалив фасад башни Св. Николаса, а также часть стены. Камни засыпали котлован, взметнув удушливое облако пыли, и среди кучи обломков виднелись полупогребенные тела людей. Некоторые еще шевелились. Арбалетчики уже выстроились в боевом порядке, укрывшись за деревянными щитами, и непрерывно стреляли по городу, тогда как их командиры бегали сзади вдоль линии и направляли прицел. Штандарты Англии и Аквитании были водружены в опасной близости от стен. Когда Дени и остальные примчались к месту событий, они увидели, что Ричард приказал поставить под знаменами свою кровать. Король сидел прямо, укрыв ноги покрывалом, с пожелтевшим, изможденным лицом и с арбалетом в руках.

Герольды выкрикивали:

– Король жалует по два золотых безанта за каждый камень, извлеченный из башни.

Вооруженные люди начали проталкиваться сквозь ряды стрелков, и Ричарду пришлось отдать арбалетчикам приказ отступить с дороги. Одни укрылись за «черепахами», другие отошли со своими щитами в тыл. Воины начали карабкаться на завал, заткнув за пояс мечи, кинжалы и топоры. Они яростно растаскивали камни, дабы не упустить обещанных денег.

Справа от английских знамен появились французские. Камнеметные машины французов не прекращали стрельбы, но теперь рыцари, оруженосцы и пешие воины, убежденные в том, что был отдан приказ об общем наступлении, атаковали свой участок стены, соседствовавший с Проклятой башней. Около дюжины приставных лестниц взметнулось вверх, но многие из них были тотчас опрокинуты. Французские солдаты подбирались к бреши, которую они пробили, но защитники города сверху храбро защищали пролом. Тогда осаждающие спустились вниз и бросились к башне Св. Николаса.

Со стен начали стрелять сарацинские машины. К счастью, большинство их орудий было небольшого размера, ибо наверху было мало места. Там помещались только баллисты и катапульты. В нескольких футах от Дени на землю грохнулся камень величиной с его голову. Второй со свистом пронесся над ним, так близко, что его макушку обдало ветром. Он услышал треск и глухой вскрик позади себя, но не обернулся. Его внимание было приковано к крепостному валу.

На стене появился сарацин, одетый в плащ Обри Клемана, рыцаря, убитого во время первого приступа французов. Он держал щит Обри и помахивал копьем с насаженной на острие человеческой головой, обезображенной до неузнаваемости. Король Ричард поднял свой арбалет, уперевшись локтями в колени. Он прицелился, глядя вдоль приклада, и выпустил болт. Звон тетивы и свист арбалетной стрелы были отчетливо слышны в наступившей вдруг тишине. Турок пошатнулся и опрокинулся назад, пропав из виду.

Армия взревела от восторга.

– Клянусь Богом, ай да король! – кричал Уильям де ла Map, со всей силы хлопая брата по спине.

Груда обломков башни словно почернела, облепленная воинами, сновавшими туда-сюда, точно муравьи, с камнями в руках. Одни смеялись, другие громко ругались, ломая ногти, третьи выносили раненых друзей. Очень многие не взяли с собой щиты и дрогнули под ливнем стрел, обрушившихся на них. Они начали отступать, оставляя за собой в пыли кровавые следы. Из города полетели узлы тряпья и поленья, пропитанные зажигательной смесью, которую называли греческим огнем. Хотя их засыпали песком, они, распространяя невыносимый едкий запах, продолжали тлеть.

Юный оруженосец, высоко подняв штандарт с гербом Андре де Шовиньи, выбежал на открытое место. Он забрался на кучу камней, оглянулся назад, взмахнул мечом и прокричал:

– За мной!

В него угодил пущенный сверху камень и снес ему голову с плеч, кровь хлынула из раны фонтаном, заливая знамя. Кто-то бросил клич:

– На стены!

Рыцари и оруженосцы ринулись вперед. Камни лязгали и гремели под их ногами, закованными в железо. Артур рывком выхватил из ножен меч и, воскликнув: «Хастиндж! Сент-Джордж!» – побежал вперед. Дени поспешил за ним вслед, охваченный сильнейшим возбуждением. «Великий миг! – с ликованием думал он. – Мы возьмем город». Он взглянул вверх, на парапет, и начал карабкаться, подняв над головой щит.

Он поскользнулся на расшатанных камнях и едва не упал. Кто-то скатился прямо на него и чуть было не опрокинул вниз. Когда он наконец восстановил равновесие, Артура больше не было видно, но вокруг него было множество облаченных в кольчуги рыцарей, стремившихся забраться наверх. «Куртбарб!» – выкрикнул он свое имя как боевой клич, и ему показалось, будто он услышал ответный боевой клич: «Хастиндж!» Мимо со свистом летели стрелы. Копье Дени цеплялось за камни у него под носом, высекая искры. Он сделал прыжок вверх, не чувствуя веса своих доспехов, словно ветер, наполненный боевыми кличами, понес его на стену.

На самом верху, в том месте, где обвалились стена и башня, образовалась обширная брешь, и сарацины стояли там плотной стеной, напоминая мух, слетевшихся на разбитый горшок меда. Дени видел сверкающие белки глаз на темных лицах, островерхие шлемы над белыми одеждами и преисполнился ненавистью и торжеством. Балдуин де Каррео был уже там вместе с дюжиной других рыцарей. Его было нетрудно узнать, потому что он был с непокрытой головой и его золотистые волосы блестели в лучах солнца, тогда как он рубил мечом направо и налево. Дени казалось, что даже сквозь шум он слышал хруст, раздававшийся при каждом мощном ударе. Добраться до верхушки стены! Ворваться в город! Убивать и убивать, пока ни одного из врагов Господа не останется в живых! Он смутно осознавал, что рычит, стиснув зубы, и волосы его встают дыбом.

Перед ним возникло темное лицо. Он сверху ударил по нему и двинулся дальше. Лицо исчезло. Он почувствовал под ногами что-то мягкое и сразу был окружен воинами, налетевшими на него. Он отмахнулся от них мечом, потерял равновесие и, увидев сверкнувшее рядом лезвие, понял, что с ним кто-то из своих. Он опомнился и нанес удар по другому темному лицу, успел заметить руку без кисти, из которой лилась кровь, увидел, как зубы вылетают из разинутого рта, словно мелкие ракушки. Путь был свободен. Он рванулся вперед.

Враги боролись и толкали друг друга, сойдясь в рукопашной. Рыцари в кольчугах и воины в белых балахонах, спотыкаясь среди каменных обломков, плотно сгрудились у бреши, так что едва было можно взмахнуть мечом. Очутившись на самой стене, Дени бросил взгляд поверх голов и плеч на купола и минареты города. Внезапно всех окутало клубами дыма, и толпа распалась.

На крепостной вал устремлялось все большее число защитников города. Они зажигали глиняные горшки с греческим огнем и смолой и бросали их в гущу сражающихся, не разбирая, где друзья, а где враги. Горшки разбивались, и горючая жидкость выплескивалась на людей. Она прилипала к доспехам, мгновенно сжигала плащи и белые балахоны, струилась тонкими ручейками под ногами среди забрызганных кровью камней.

К счастью, Дени находился не на переднем крае сражения. Он увидел кольца дыма, как только загорелись первые горшки с зажигательной смесью, и языки пламени. Он услышал крик: «Греческий огонь!» – и без долгих размышлений повернулся, собравшись отступить. Он знал, что с этим веществом невозможно бороться. Мимо него скатился вниз человек, издававший душераздирающие крики: одежда на нем полыхала, и он размахивал охваченными огнем руками, словно крыльями. Он прыгнул вперед, упал и остался лежать, продолжая тлеть и дымиться. Дени кое-как спустился вниз, сердце его бешено колотилось от страха. Он преодолел половину пути, когда вспомнил об Артуре. Он остановился, уперевшись ногой в кучу камней и пытаясь сохранить равновесие. Его толкали проносившиеся мимо люди.