Пламя грядущего

– Ага! Ты изумлен, не правда ли? Но у него очень большие неприятности в английском королевстве. Его брат Джон плетет интриги, пытаясь отнять у него корону. Мой посыльный принес известие, что гарнизон Яффы настойчиво воззвал к Ричарду, моля о помощи, и он объявил, будто отправится к ним с подкреплением. Однако французские воины отказались следовать за ним. Или замысел вашего знакомого приносит плоды, или же так проявился дух противоречия, свойственный природе французов. С тех пор – а это было четыре дня назад – я ничего нового не слышала, но была бы весьма удивлена, если король находится не под стенами Яффы, а где-то в другом месте. – Она вновь покивала, как будто ее крошечная головка держалась на пружинке. – Очень интересно, – повторила она. – Полагаю, мы дождемся конца войны еще до наступления зимы, предупредишь ты короля или нет. Если его схватят или убьют, ваше войско Христово распадется на части. Если он ускользнет, то более чем когда-либо будет преисполнен решимости не воевать, имея совет армии, которому нельзя доверять. Особенно потому, что теперь ему необходимо завершить свои дела здесь и возвращаться в Англию. Видишь, как полезно порой немного поболтать со старой женщиной, которая ни на что не годится, кроме как сидеть дома и копить деньги.

Его передернуло от такой иронии. И так же, как и во время беседы со Скассо, Дени не покидало смутное ощущение, что он соприкоснулся с совершенно иным пластом жизни, который он не в силах осознать или постичь – движение товаров и денег по законам, совершенно отличным от тех, которые обусловливают перемещение армий и поступки полководцев. Скассо и его сотоварищи в Италии, Рахиль и ее народ здесь, сарацины в Египте, греки в Византии – все они связаны сетью интересов и сведений, все поглощены своими собственными делами, и странным образом они совершенно выпадают из поля зрения мира, знакомого Дени, мира замков, военных лагерей, полей брани, политических интриг и религиозных конфликтов. У него в голове мелькнула, задержавшись всего на один миг, мысль, что тот, другой мир, возможно, и есть подлинный, тогда как его собственный представляет собой всего лишь разноцветную кисею, пестрой вуалью окутывающую реальность. Но эта догадка была слишком фантастичной, чтобы оказаться правдой, и она исчезла, едва появившись.

Во всяком случае, Рахиль уже поворачивала массивный ключ в замке железного сундука. Она достала мешок, который едва могла поднять, с трудом подтащила его к конторке и высыпала кучку золотых монет. Она отсчитала двести из них, сложила во второй мешок, Который крепко перевязала ремнем.

– Держи, – сказала она, вынула роговую чернильницу и перо и что-то написала на поручительстве Скассо. – Распишись в получении, – продолжала она. – Расписка на двести безантов. Возможно, я когда-нибудь и заполучу их обратно. Однако вот тебе подарок – еще пять золотых монет, которые тебе наверняка пригодятся в дороге. Я не питаю любви к королю Ричарду, совсем напротив, но я восхищена твоей верностью. Ты хороший мальчик. Подобные качества слишком редко встречаются в наше время.

Дени спрятал ее подарок в свой кошелек, а мешок поднял на плечо.

– Скассо признался мне, что воображал вас юной и прекрасной, – сказал он, широко улыбаясь. – Вы не молоды, но для меня, мадам, вы более чем прекрасны. – Он был доволен своей краткой речью, решив, что она достойна уроженца Пуату.

Дени возвратился во дворец ал-Амина, по дороге пережив беспокойство по поводу того, что среди узких улиц на него может легко напасть грабитель, догадавшийся о содержимом его мешка. Тем не менее ничего ужасного не случилось. Во дворце он обратился к слуге с просьбой проводить его к принцу. Его отвели в диван и предупредили, что следует набраться терпения, ибо ал-Амин находился со своим отцом в Цитадели. Он прождал более часа, усевшись по-восточному на полу и положив на колени мешок с двумястами золотыми монетами.

Наконец прибыл ал-Амин, а с ним два или три вооруженных человека, с которыми он озабоченно переговаривался. Заметив Дени, он отпустил их и подошел поздороваться. Дени поднялся.

– Мне не сказали, что ты здесь, – начал ал-Амин. – Прошу простить за то, что тебе пришлось так долго ждать. Суть в том, что я… – Он остановился, заметив выражение лица Дени. – Что-то случилось. В чем дело?

Дени не знал, что сказать. Он молча протянул ему мешок.

– Что это? – Ал-Амин невольно взял его. Его лицо застыло, когда он почувствовал тяжесть мешка.

– Это мой выкуп, – ответил Дени.

– Не понимаю. Как?.. – натянуто сказал принц.

– Некогда я оказал услугу одному человеку, и он возвратил мне долг.

Они стояли и пристально смотрели друг на друга, словно незнакомые люди, разделенные мешком с деньгами. На щеке ал-Амина, выше линии бороды, задергался мускул.

– А теперь ты хочешь уехать? – сказал он.

– Почему ты сердишься? Ты знал, что когда-нибудь это случится.

– Я не сержусь. И не виню тебя.

– Как бы то ни было, ты сам виноват, – сказал Дени, в его душе начали медленно разгораться искры гнева. То, что этот гнев зиждется на печали, смешанной с неким чувством вины, не имело значения. – Именно твои разговоры о чести заставили меня понять, что я должен вернуться и исполнить свой долг.

– Я не верю тебе, – хрипло сказал ал-Амин.

– Я не думал, что ты назовешь меня лжецом, – еще больше разозлился Дени.

– А я не думал, что ты выдашь тайну. Ты воображаешь, я не понимаю, что ты задумал? Ты намерен поспешить к Ричарду и рассказать ему о заговоре в надежде на щедрое вознаграждение. Султан был прав: твои соплеменники, все до единого, настолько погрязли в вероломстве, что в вас нет ничего, что не было бы бесчестным. Как я могу осуждать тебя? Такова твоя природа.

Он с силой отшвырнул прочь мешок. Тот с грохотом упал в углу комнаты, и золотые монеты со звоном покатились по мозаичному полу.

Дени судорожно сжал кулаки.

– А ты? – пробормотал он заплетающимся языком. – Ты, кто продолжает толковать о чести? «Тот, кто хранит верность». Если бы ты очутился на моем месте, поклявшись в верности своему султану, что бы сделал ты? Или это всего лишь разговоры, красивые слова? – Внезапно его гнев, подобно волне, отхлынул, оставив его совершенно обессиленным. – Ахмад, – попросил он, – ради Бога, помоги мне. Ты на самом деле думаешь, что я не прав?

Глаза принца, устремленные на Дени, наполнились слезами.

– Как можешь ты спрашивать меня об этом? – промолвил он. – Неужели ты не видишь? Мне больно думать, что ты уезжаешь! Глупец! Ты – враг, неверный. Всю жизнь меня учили ненавидеть вас. А мы были друзьями. Я любил тебя.

Он круто повернулся и зашагал по комнате, словно желая избавиться от обуревавших его чувств. Остановившись у противоположной стены зала, он спросил:

– Ты знаешь, что я буду во главе войска, которое отец посылает против вашего короля?

Дени вздрогнул всем телом, словно его ударили.

– Я думал, Йезид…

– Йезид поведет мамлюков. Но личную гвардию моего отца… наших воинов-курдов… Именно я поведу их. И сегодня, сегодня же днем.

– Сегодня?

Ал-Амин быстро подошел к Дени и схватил его за руку:

– Известие пришло сегодня утром. Ричард внезапно напал на Яффу со стороны моря и вновь взял город, который ранее сдался султану. Салах ад-Дин, оставив гарнизон, ушел со своими главным силами в Кесарию. И Ричард выбил наших из Яффы. Он расположился лагерем неподалеку. При нем не более дюжины рыцарей, тысяча лучников и копьеносцев. Французы отказались идти с ним в город. Однако недавно из Акры выступило подкрепление – другое войско. Это войско задержали, и нам сообщили, что его будут и впредь задерживать до тех пор, пока мы не сумеем заманить короля в капкан. – Он сверкнул зубами, но веселья в его улыбке не было. – Ты должен отправиться немедленно, если ты намерен ехать, – сказал он. – Я дам тебе надежную пропускную грамоту, где будет сказано, что за тебя заплачен выкуп. Я прикажу своему советнику снабдить тебя провизией и дать двух коней.

– Трех коней.

– Лейла?.. Хорошо. Если ты тронешься в путь в течение часа, ты намного опередишь нас. Вас всего лишь трое. Вы сможете ехать быстро. До Яффы тридцать миль. Мы будем там завтра на рассвете, ведь мы привыкли ездить ночью. У нас не будет обоза. Но я сделаю для тебя кое-что: часть наших воинов – курды, а часть – турки. Я потребую, чтобы курды встали впереди. Турки будут протестовать. Возможно, это ненадолго задержит нас. Теперь, – ожесточенно добавил он, – ты получил ответ? Я думаю, что ты прав.

Дени покачал головой. Медленно он раскрыл объятия и обнял принца. На миг они прижались друг к другу, а затем поспешно разошлись.

– Иди, и да пребудет с тобой благословение Божье, – промолвил ал-Амин. – Быть может, мы когда-нибудь встретимся вновь.

– Мы непременно встретимся снова. А до тех пор, да сохранит тебя Господь, – ответил Дени.

От Иерусалима до Бейт-Нубы вела неровная дорога, круто уходившая вниз, и ехать приходилось медленно. Дени и его спутники изо всех сил подгоняли коней, но рисковать не осмеливались. Они очень спешили, но в то же время не могли допустить, чтобы их задержала какая-нибудь нелепая случайность. Это была самая трудная часть пути, пролегавшего сначала по обширной каменистой долине, затем через обрывистые холмы, между зубчатыми, нависшими над тропой скалами. Кроны деревьев смыкались над ними, словно облака. Едва они преодолевали один тяжелый подъем к вершине, как тотчас перед ними открывался новый. Солнце, казалось, мчалось по небосклону. Вокруг них вздымались клубы пыли, забивавшейся в ноздри, иссушавшей губы и заставлявшей их страдать от жажды. Когда они достигли Бейт-Нубы, позади них на темнеющем небе засверкали первые яркие звезды.

Они не увидели там никакого войска, ни сарацинского, ни христианского – лишь горстку крестьян, остававшихся в родных местах, невзирая на перипетии войны, сравнявшей стены города с землей и перебрасывавшей их от одного господина к другому. Эти люди и дали путешественникам приют. Они наскоро подкрепились финиками, вяленым мясом и хлебом, которые им дал с собой повар ал-Амина, почистили лошадей и позволили животным отдохнуть немного. Сами они даже не отважились прилечь, чтобы случайно не заснуть.

Дорога от Бейт-Нубы до Рамлаха напоминала пересохшее русло горного потока, узкое, наклонное и усеянное галькой. Им попадались большие известняковые кряжи. Преодолевать их следовало с величайшей осторожностью. Хотя дорога стала легче, однако ночь была безлунной, поэтому они продвигались вперед тихим шагом. Их утешало только то, что воины, которые, как они знали, едут по пятам, не смогут двигаться быстрее.

Около полуночи они спустились с гор в долину реки Шарон и тут вновь разрешили себе короткий отдых. Им предстояло еще покрыть расстояние в пятнадцать миль – по относительно ровной, открытой местности.

– Тебе нет необходимости так изнурять себя скачкой, – сказал Дени Лейле. – Если ты устала, вы с Гираутом можете ехать медленнее и нагнать меня позже.

Она повернулась к нему; несмотря на боль в теле, она держалась прямо, походя на мальчика в тунике, плаще с капюшоном, шапочке и сапогах, которые надела в дорогу.

– Я не устала, – сказала она. – Я просто не привыкла так долго находиться в седле. Я останусь с тобой, если только не начну задерживать тебя.

– Хорошо, – согласился Дени, – принц намерен остановить войско в Рамалахе и дать воинам поспать пару часов, чтобы и они сами, и их кони ринулись в атаку, достаточно перед тем отдохнув. Теперь мы можем не торопиться. Ехать рысью, не понукая лошадей.

Когда мы доберемся до лагеря, я пойду туда один. Гираут, ты помнишь Яффу? Отведи Лейлу в ту оливковую рощу на холме за городом. Там мы встретимся.

И они вновь тронулись в путь. И больше ничто их не задерживало. Под копытами коней бесконечной светлой полосой убегала дорога, а вокруг расстилался однообразный, неразличимый во мраке ландшафт. Им попадались темные рощицы. Иногда они миновали селения, замечая обмазанные глиной лачуги, погруженные в тишину. Время от времени они слышали отрывистый лай шакалов или отдаленное уханье филинов – и больше ничего. Потом, поднявшись по отлогому склону, они вдруг увидели впереди мерцание огней, похожих на упавшие на землю звезды: то угасали костры лагеря. По одну сторону они различили смутные очертания– холма.