Магомама, или Попаданка наоборот

Делать нечего, пора выбираться во внешний мир. Страшно… но мне ли бояться?! Я на монстров в Залесье ходила с одним полуразряженным амулетом и раненой ногой, а тут не сумею в городе до продуктовой лавки смотаться? Еще как сумею!

Но одна не пойду. В рамках приучения детей к совместной деятельности. Так что я озвучила свое решение сыновьям, выслушала бухтение Антона, радостно объявила ему, что кто чего принесет, тот то и будет лопать, а кто ничего не добудет в битве за провиант, тот ляжет спать без ужина. И пошла переодеваться.

В комнате я опять полезла в шкаф, косясь на как-то совсем притихшую Лампу. Чего-то она… ой, а вдруг ушла?! Совсем исчезла, и я теперь осталась разгребать чужие проблемы одна?!

«Шура! Шур, ты тут?»

«Второй раз за день бутерброды – это вредно для желудка, – пробухтела Лампа. – И вообще…»

«Уф-ф-ф, – я так обрадовалась, что даже не обратила внимания на ворчливый тон. – И вообще, Шур, что сами приготовили, то и полезно есть, не выдумывай. Это во-первых. А во-вторых…»

«Вы так весело там разговаривали… – перебила меня Лампа. – Тебе правда понравилась эта дурацкая игрушка? И английский. Паша терпеть не может английский, а тут кричал сам, что выучит. И Антон с тобой разговаривал, не просто фыркал, как в последнее время. И… ты же ничего особенного или магического не делала! Знаешь, так странно. Я все время беспокоилась, чтобы дети были сыты, здоровы, чтоб учились, чтобы правильный психологический климат… и совсем забыла, что можно просто… как-то… и Тоша знает, оказывается, где у меня сковородки… а мне казалось…»

«У тебя на это не было сил, – я достала чистые джинсы из шкафа и села на кушетку рядом со столом, на котором стояла Лампа. – На то, чтобы задуматься. Ты настолько была раздавлена предательством мужа, а потом забегалась и погрузилась вот в это все, что забыла даже, как дышать. Забыла, что ты человек, а не прислуга и не бытовой магический артефакт. А дела и усталость не давали тебе опомниться. Сейчас ты просто получила время на то, чтобы посмотреть на ситуацию со стороны».

«Только поздно…»

«Не дрейфь, прорвемся, – повторила я фразу, подслушанную у сына. – Хочешь, пошли с нами в магазин?»

Мне вдруг стало так жалко ее! Это ведь Шурина семья, Шурины сыновья, а я явилась и развлекаюсь тут у компьютера, шучу и дразню мальчишек, а она сидит в комнате и может только слушать через дверь. Ну и что, что во многом она сама так все устроила в своей жизни? Ну и что?! Идеальных людей не бывает, и все мы ошибаемся. Особенно если рядом те, кто горазд в спину подтолкнуть и сверху наступить.

«Не потащишь же ты с собой торшер», – грустно усмехнулась Александра.

«Надо будет – потащу, – я решительно встала и взяла Лампу за подставку. – Но сначала давай посмотрим, может, тебя можно разобрать на части и взять что-то одно, маленькое и незаметное?»

«Погоди!» – испуганно пискнула Шура, но я уже решительно сняла ножки абажур. Повертела его в руках, отложила в сторонку и спросила:

«Ну как? Чувствуешь что-нибудь?»

«Ничего, – после некоторого размышления поведала моя собеседница. – Только видно стало лучше, и обзор круговой. Ух ты…»

«Значит, можно осторожно разбирать дальше, – сделала я вывод. – Слушай… а как ты вообще оказалась в этой штуке? Я вот знаю, что моя магическая сущность попала в твое тело через зеркало. А ты как умудрилась? Почему не заняла мое тело там – понятно, занимать было нечего».

«Я испугалась вдруг в последний момент, – призналась Шура. – Так плохо было, что хотелось не быть. Понимаешь, не умереть, а просто не быть. Я так устала… а потом вдруг я поняла, что… ну… и испугалась за детей. Как бы там ни было, а им плохо без матери. На Витю надежды нет… не бросит, но и внимания столько же не даст, не уследит, не позаботится как следует! И сама не знаю как, вцепилась в первое попавшееся на глаза. Вот, в лампу. Помню, она включена была и светилась… как маяк в темноте».

«Странная история. О, эта стеклянная штучка тоже выкручивается? Сейчас… если вдруг почувствуешь себя хуже – сразу ори, поняла? Я не думаю, что тебе в таком положении по-настоящему можно навредить, но лучше будем осторожными. Давай, тихонечно… оппа! Ну как?»

«Не знаю… странно. Я твои руки чувствую, теплые… и от них словно энергия идет. Это, получается, я не сама лампа, а именно лампочка? Ты меня выкрутила?»

Глава 11

Пришлось придумывать, куда упаковать маленькую и хрупкую на вид штучку, в которой поселилась Шура, так, чтобы, с одной стороны, ей все было видно, а с другой – чтобы не разбить. Кто его знает, возможно, это ни на что не повлияет. А если нет? Если, разбив хрупкий матовый стеклянный шарик, мы навсегда потеряем Шуру? Нет, что-то не хочется.

Поэтому пришлось экспериментировать. Надо ведь, чтобы ей было все видно и слышно… Опытным путем было установлено, что корпус лампочки не стеклянный, а из какого-то довольно прочного матового пластика. Сначала мы хотели сунуть лампочку в прозрачную пластиковую же баночку с ватой на дне, а потом все это запихнуть в карман джинсовой рубашки так, чтобы край донышка торчал наружу и Шуре все было видно. Но выяснилось, что банка в карман никак не лезет, а из сумки никакого обзора.

Так и эдак вертели, а потом я завернула основание штучки в носовой платок и просто пихнула в кармашек. Тут нам повезло, она оказалась «энергосберегающая и диодная». Я не особо поняла значение терминов, но усвоила, что светит такая ярко, ест мало и может быть маленького размера. Вот как Шура.

Ну и двинулись. Правда, кое-кто бухтел, что надо проследить, как оделся младший, восьмилетний Пашка, но я цыкнула: нечего делать из здорового парня младенца! Трусы на голову не надел? Шнурки на «кроссовках» завязал? Вот и молодец. А все эти «пусть возьмет флиску, вдруг замерзнет» – излишество и баловство. Один раз замерзнет – научится одеваться по погоде или запасаться теплой одеждой сам.

Антон нарядился в смешной наряд, изукрашенный во всех местах эмблемами прикладной некромантии, и смотрел на меня с вызовом. Я поняла почему, когда Лампа в кармане развздыхалась, и опять на нее шикнула. Правда, сначала выяснила, что некромантская символика не запрещена и по морде за нее на улице не бьют. Стражникам не жалуются, проклятиями не швыряют вслед. Ну и в чем проблема?

Ах, не нравится? Ну, дорогая, он же не на тебе череп с языками пламени нарисовал, а на своей футболке. Чем бы дитя ни тешилось, хоть пусть на пузе себе скелет красками изобразит, вреда от него никакого. Зато ребенок доволен и менее конфликтен.

Страшновато было переступать порог незнакомого, но уже немного освоенного жилища, а куда деваться? Выпихнув за порог обоих сыновей, я под чутким руководством Шуры закрыла дверь на ключ и огляделась.

Так. Это называется «подъезд», а вот там какая-то реально жуткая штукенция под названием «лифт». Ну не-ет! В эту лязгающую ловушку я точно не полезу, даже ради поднятия авторитета в глазах детей!

«Тошка тоже боится лифта, – хмуро вздохнула Александра. – Мы один раз здесь на три часа застряли. Так что…»

– Пешком вниз пойдем, – решила я.

– У-у-у-у-у! – взвыл младший, который лифта не боялся.

– А ты, если хочешь, на лифте езжай, – разрешила я.

– Один?! – поразился Паша.

– Ну да, если тебе так нравится эта душегубка.

– Нет, – сумрачно засопел мелкий. – Один не хочу.

Вот так мы и пошли по лестнице вниз. Ужас! Я думала, что знаю, какие бывают высокие башни. Но здесь! Мы топали, и топали, и топали, а спуск все не кончался. Я насчитала семнадцать этажей, пока мы, наконец, добрались до выхода на улицу!

И тут, на первом этаже, нас поджидали первые приключения.

Когда мы подошли к двери и Антон нажал какую-то черную пупочку сбоку от нее, в приоткрывшуюся щель вдруг всунулась здоровенная черная морда с оскаленными зубами и оглушительно, на весь подъезд, рявкнула.

Собака! Здоровенная! И невоспитанная, судя по всему. Правильные собаки не лают без команды. Поэтому я, первым делом отшвырнув обоих сыновей куда-то себе за спину, резко хлопнула протискивающуюся в щель псину ладонью по морде и прикрикнула:

– Сидеть!

Пес от неожиданности, а главным образом оттого, что услышал команду, выданную уверенным голосом, перестал лезть из щели, как мохнатое черное тесто из квашни, и хлопнулся на задницу.

Тут только я сообразила, что у меня в ушах тихонько звенит. То есть не звенит, это Шура пищит на одной ноте. Ой, тварья дупа, она собак боится?

«Нет! Не боюсь! Но это не собака, это невоспитанный крокодил! А хозяин у него невоспитанная сволочь!»

И действительно, вслед за лохматой горой в подъезд втиснулся здоровенный детина в кожаной куртке, бритый налысо и с надбровными дугами натурального тролля. Увидев нашу компанию: меня в воинственной позе, мальчишек, испуганно выглядывающих из-за моей спины, и ошалело сидящего на заднице пса, детина шевельнул всем лбом и выдал:

– Своих оглоедов на поводке води, если собак боятся, а Порох не кусается!

Ух! Я даже не разозлилась, это какое-то другое чувство было. И все это время помнила же, что магией приложить нахала не получится. Зато! Зато я же сейчас в Шурином теле, а она потрясающе красивая женщина с фигурой! С грудью! Да такие амбалы должны к ее ногам штабелями складываться, вместе со своими собаками. А не бухтеть тут…

Поэтому я выпрямилась, приподняла подбородок и оглядела молодчика с ног до головы взглядом королевы, которой по пути к трону попался особо неучтивый рыцарь в нечищенных доспехах.

– Молодой человек, – у Шуры был низковатый голос, грудной, да еще и резонировать имелось чем. – Будьте так любезны посторониться. И на будущее: такой сильный и представительный мужчина просто обязан проявлять больше учтивости. Иначе я могу подумать, что ваша собака и то лучше воспитана.

Мимоходом потрепав сидящего пса по лохматой макушке, я взглядом показала впавшему в прострацию амбалу на дверь, и тот – о чудо! – послушно ее придержал, давая мне выйти. Глаза у него были совершенно оловянные, а брови трогательно сложились домиком на низком лбу.