Белая птичка. Роман

«Белая Птичка» — книга для взрослых, в которой «рождается» всемирно известный детский герой. Питер Пэн упоминается во стольких книжных заголовках, что мне понадобилось какое-то время разобраться: сколько всего о нем книжек у Барри и чем они отличаются?Разобралась, слава Гуглу. :)Сначала Барри написал роман «Белая птичка», о нем речь пойдет ниже. Он вышел в 1902 году. Чуть позже по некоторым материалам глав 13-18 Барри написал пьесу Peter Pan, or the Boy Who Wouldn’t Grow Up (Питер Пэн, или мальчик, который не хотел взрослеть). Пьеса была театрализована в декабре 1904-го, а в 1911-м адаптирована под детскую повесть «Питер и Венди». Театральная постановка получила колоссальный успех, вследствие чего издатели Барри опубликовали главы 13-18 из романа «Белая птичка» отдельной книжкой для детей «Питер Пэн в Кенсингтонском саду». Непременно прочту обе детские повести (последнюю чисто ради сравнения со «взрослым» оригиналом), так что ничего больше о Питере Пэне здесь не скажу. Перейду к другим темам «Белой птички». Их несколько, какие-то интересны, какие-то — чертовски интересны.Если представить мой интерес в виде графика кривой, то не выдержала бы система координат. Кривая уверенно поползла вверх с самого первого абзаца:
Иногда маленький мальчик, называющий меня отцом, приносит мне приглашение от своей матери: «Я была бы чрезмерно рада, если бы Вы почтили меня своим посещением». Я отвечаю ей неизменно одной и той же фразой: «Милостивая сударыня, примите мой отказ». Такое совсем нечасто случается, чтобы я окуналась в произведение сражу же, с восторженным визгом. Радость брызжет в лицо. В течение нескольких страниц почти безмятежно плыву по волнам вычурно красивого слога, отливающего искрами блестящего (очень английского!) юмора. Рассказчик — не муж дамы, приславшей ему приглашение, и не отец ее ребенка. Кто он? Отставной капитан W—, посещающий джентльменский клуб, слегка лысеющий, холостой, резидент фешенебельного района Кенсингтон, владелец сенбернара Портоса. Вспыхивает подозрение, что отставной капитан W— тайно влюблен в молоденькую Мэри А— (будущую мать ребенка, называющего капитана отцом) — но оно скоро гаснет. Чтобы через несколько страниц вспыхнуть снова. W— (а никто иной) соединяет сердца двух влюбленных — Мэри и ее бедного художника. W—совершает не один благородный поступок, чтобы обеспечить молодой чете финансовую состоятельность. Но каждый поступок свершается W— анонимно и… как бы это сказать... по-сталкерски, что ли, с одержимостью социопата. (Тут мне становится нехорошо, но кривая интереса продолжает извращенно расти.)У Мэри тем временем схватки, ее бедный художник выгнан на улицу акушерками, ибо действие происходит в викторианской Англии, где отцы не присутствуют при родах. Художник нарезает круги по ночному Кенсингтону, и... кто это там еще мерзнет рядышком, нервно курит и бросает тревожные взгляды в освещенные окна? Правильно, наш дорогой сталкер W—. Будто ЕГО жена там рожает. А у художника даже сомнений нет: он принимает соседа W— за собрата по несчастью: оба вот-вот станут отцами. Чья жена разродится первой?Разродилась Мэри. У нее мальчик, назвали Дэвидом. Под утро счастливый отец-художник свистнул в окошко «счастливому отцу» W—:
— Как ваши, в по рядке?
— Да, оба.
— Мальчик, девочка?
— Мальчик. W— назовет «мальчика» Тимоти, но «проживет» тот недолго. Умная Мэри таки рассекретила своего анонимного попечителя, тут бы и сталкерству его конец, но начинается следующая интересная «серия». (Кривая моя, кривая… уже пробила шкалу игрек.) W— вдруг начинает соперничать с Мэри из-за… ее сына Дэвида. W— нежно любит этого ребенка, как мог бы любить дядя или, допустим, крестный. W—водит Дэвида в цирк, гуляет с ним по Кенсингтонскому Саду, позволяет ему играть с Портосом, придумывает «живые» истории (в том числе и про Питера Пэна), и другие, смешные, наподобие вот такой:
Тут есть еще Колодец Св. Говора, который был заполнен водой до краев, когда свалился в него Малколм Лысый. Он был любимчиком у своей матери и позволял ей обнимать себя за шею при людях, ибо она была вдовой, но ему также нравились всякие приключения, и он обожал играть с трубочистом, который убил кучу медведей. Трубочиста звали Чумазый, однажды они играли возле колодца, Малколм упал внутрь и утонул бы, но Чумазый нырнул вслед и спас его, вода смыла с Чумазого всю копоть, и стоял теперь перед Малколмом его давно потерянный отец. Так что Малколм не позволял больше матери себя обнимать за шею.
Иногда W— удается завоевать снисходительность матери Дэвида, и тот приходит к нему ночевать. (Эх, куда туперь деваться моему интересу в имеющейся системе координат?)
Дэвид следил за моими приготовлениями с отталкивающим легкомыслием, пока не внес величавую поправку посредством своей ноги, внезапно предложенной мне, будто он не нуждался в ней больше; интуитивно я осознал, что от меня требуется снятие с него ботинок. Я разул его с мастерским хладнокровием, а затем посадил к себе на колени и снял с него рубашечку. Какое это было восхитительное ощущение, и кажется, я оставался удивительно спокоен, пока не дошел вдруг до его подтяжечек, взбудораживших меня до основания.С дальнейшим раздеванием Дэвида я не могу продолжать публично.
(Игрек моей системы координат перешел в Z и Q, а я пошла на Амазон и купила биографию Барри.)Все-таки современная психология вынуждает нас находить намеки на всякие аномалии, но намекал ли автор вообще? В книге происходит занятная история с сенбернаром Портосом: едва W— и Дэвид обсудили заклинания сказочных фей, способных превратить кого угодно во что угодно, как верный и очень хорошо дрессированный пес «мистически» исчез, и вскоре у Дэвида с W— появился новый друг Вильям Патерсон — молодой человек, манерами, поведением и даже внешностью чрезвычайно напоминающий Портоса. Патерсон объясняет свое стремление сблизиться с W— тем, что хотел быть похожим на него. Но W— говорит ему:
Я неподходящий человек для сближений, Патерсон; разве вы не видите, что даже Дэвид улыбается мне, лишь когда он уверен, что другие этого не замечают? Все узнают, кто я такой, кроме моей собаки, и потому ее утрата имеет для меня такое значение.
Портос вернется на следующий же день после разговора W— с Патерсоном. А Патерсон навсегда исчезнет. «А вы, — обращается W— к читателю «Белой птички», — можете думать, что вам угодно».Кстати, о «птичках». Книжку с таким названием вобще-то собиралась написать Мэри. Но забеременела опять, вскоре у Дэвида появится сестра Барбара. W—, уверенный, что Мэри не создаст иной белой птички, кроме долгожданной дочери, сам пишет книгу с таким названием. «Только вы, — говорит Мэри, прочитав рукопись — ошиблись, полагая, что она про меня и моих детей. На самом деле, она про Тимоти».
P.S. Роман “The Little While Bird” был переведен на русский язык в 1918-1923 г.г. Августой Филипповной Даманской. По-видимому, не переиздавался. Мои попытки найти электронный вариант перевода не увенчались успехом. Поэтому переводы цитат здесь (простите) — мои.

Что сказать о такой книге, как The Little White Bird? Англичане часто демонстрируют нам свою литературную самобытность, и вдвойне - когда они пишут для детей. Хотя данная версия истории Питера Пэна, первая, 1902 года, вышла "для взрослых", всё это несколько напоминает одно из посвящений, если не ошибаюсь, сэра Артура - "для мальчиков от 9 до 99" или что-то в таком духе. Взрослые - по крайней мере в ужасающем смысле этого слова - здесь абсолютно ни при чём, взрослый герой здесь выглядит не менее игривым и маскирующимся, чем крошка Дэйвид. Но давайте отдадим кесарю кесарево: дети пусть наслаждаются более адвенчурными поздними историями с участием пиратов с крюками и индейцев с лилиями (хи), а мы, взрослые, можем скачать эту шикарную книгу (благо она находится в публичном доступе) и смаковать хороший английский...и совершенно уникальный текст. Сразу оговорюсь: сэр Джеймс Мэтью Бэрри - не мой любимейший автор, и местами я даже не смог должным образом умилиться описаниями бытовых сцен из жизни фей; но я этого скорее стыжусь. Зато мой литературный вкус (какой бы он ни был) ликовал, смакуя своеобразный стиль, тонкий и изящный в изображении богатых человеческих эмоций, с чисто английской недосказанностью, отточенным ненавязчивым юморком, игрой с читателем, которая ещё 100 лет назад не выглядела ни вымученной, ни недопечённой; главным персонажем с его совершенно не утомляющими и столь мило британскими попытками сохранить лицо при дерзкой игре, максимальной попыткой взрослых приблизиться к миру детей - тогда как в наше ужасающее время мы делаем всё, чтобы дети понимали нас и теряли детство как можно раньше.Как всегда бывает с талантливыми книгами, мы можем найти здесь много всего: и сильное мифологическое начало (в наше время, возможно, многие люди воспринимают фей через призму мышления Бэрри, как вы полагаете?), и психологически точно выписанные образы, и скрытые, но интересно изложенные взгляды на жизнь (особенно в последней, очень "взрослой" главе про посвящение), да и вообще - вы можете взять эту книгу и создать на её основе целую базу своего подхода к жизни, как к её видимой, так и к невидимой стороне.(Умели так писать люди ещё не очень давно. Каким мощным потоком была литература. А в том, что сейчас хвалят, иногда даже ноги толком не вымоешь - комментарий Внутреннего Ворчуна.)