Исчезающий гном

За грудами монет стояли дубовые сундуки. Некоторые были закрыты, а многие открывали взору бриллианты, изумруды, рубины и огромные жемчужины, играющие в свете свечей всеми цветами радуги. Там были океаны драгоценностей, золотых колец, украшенных дорогими камнями, и ожерелий, настолько тяжелых от самоцветов, что никто просто не смог бы их носить. Рядом лежали мечи с рукоятками, инкрустированными сапфирами, лунными камнями и аметистами.

Другие сундуки были до краев полны дамастом и шелками, расшитыми бриллиантами и изумрудами, а также кружевом с узорами из золотой нити и нашитых рубинов – богатствами тысяч королей и дворцов. Дули, не теряя времени даром, облачился с просторную бархатную мантию и пару чудовищных сапог. Потом он нашел золотую корону, надвинул ее себе на голову по самые уши и принялся отбиваться от окружающих его невидимых врагов, делая выпады какой-то чудной кривой турецкой саблей – почти такой же длинной, как и он сам.

– Вперед! Вперед! – кричал он, угрожая кучам монет.

При виде этих безумных прыжков все воспрянули духом. Не прошло и нескольких минут, как Буфо и Гамп вырядились ему под стать в самые необычные заморские наряды и принялись с охами и ахами скакать по грудам сокровищ. Джонатан набирал в горсти драгоценные камни и пропускал их между пальцами, словно жидкий огонь. Он набил карманы монетами, потом высыпал их и заполнил карманы бриллиантами. Потом он выбросил бриллианты, решив отказаться от них в пользу изумрудов, которые в любом случае всегда привлекали его больше. Потом, войдя во вкус, нашел шляпу, наполнил ее самоцветами и опрокинул себе на голову; сверкающие камни посыпались ему на уши и за шиворот.

Эскаргот подошел ко всему этому более серьезно и начал методично складывать драгоценности в небольшие ларцы. Он совершенно не обращал внимания на золото, которое по сравнению со всем остальным все равно было мелочью. Профессор был среди них единственным, кто казался абсолютно равнодушным как к безумной стоимости сокровищ, так и к тому, что они нашли их здесь сваленными в такие груды и в таком замечательном изобилии. Едва заметив круглые монеты с рунами, он перестал обращать внимание на все остальное. Он показал Джонатану, что ни одна монета не похожа на другую и что на каждой выгравированы руны, очень похожие на те, что использовали Солнечные эльфы в Белых Горах. Джонатана не особенно волновало происхождение этих монет, хотя он признал, что это странно – видеть монеты с Белых Гор в подвале старого дома в Бэламнии. Но такие вещи были по части Профессора, так что Джонатан с радостью предоставил возможность старине Вурцлу ломать над ними голову. Профессор бродил по подвалу, откапывая маленькие тяжелые золотые шарики и по очереди разглядывая их сощуренными глазами, прежде чем опустить в карман. Скоро его брюки раздулись и безнадежно обвисли от их тяжести.

Примерно в это время Ахав, в золотой короне, которую нашел для него Дули, пробежал мимо, скользя по осыпающимся монетам и волоча за костлявую ладонь половину увешанного драгоценностями скелета. Дули, все еще прыгающий со своей саблей, увидел ухмыляющийся череп и изгибающиеся белые, как слоновая кость, ребра, швырнул саблю на кучу монет и, хватая ртом воздух и вопя, натянул себе на голову бархатную мантию. Заслышав его крики, Буфо и Гамп прекратили орать и прыгать. Скелет задребезжал, подпрыгивая на монетах. Ахав бросил его и начал обнюхивать. Как следует рассмотрев пустые глазницы и длинные, лишенные десен зубы, он с выражением растущего отвращения на морде отступил на шаг назад. В конце концов пес, похоже, пришел к выводу, что это совсем не собачье сокровище, как легко можно было бы подумать, а что-то, что ему ни с какой стати не было нужно. Поэтому он оставил скелет лежать там с ухмыляющимся черепом и одной желтой клешней на упавшей сабле Дули.

Дули, чувствуя себя несколько более храбрым, выглянул из-под складок своей накидки. Он избегал смотреть на скелет и вместо этого слабо улыбнулся Эскарготу.

Профессор указал, что их свечи уже догорают. Четыре из них были не более чем крошечными горками мягкого воска, а еще несколько шипели и потрескивали, грозя вот-вот погаснуть. Ни одна из них не была длиннее дюйма. Мысль о том, чтобы остаться в наполненном скелетами подвале без света, слегка отрезвила всех. Так что друзья, следуя примеру Эскаргота, затолкали драгоценности в небольшие ларцы, которые вполне можно было унести с собой, и поставили их поблизости от лестницы. Джонатан выбрался наружу и помог вытащить ларцы и Ахава на верхний этаж. За ним один за другим вылезли все остальные, напоследок установив крышку люка на прежнем месте и заново накрыв ее ковром.

Профессор вынул из кармана часы и взглянул на них.

– Почти десять тридцать, – заметил он. – Нам лучше доставить эти ларцы обратно в трактир. Майлз должен вот-вот вернуться.

Эскаргот был как громом поражен.

– В трактир? Не выйдет, приятель. Эти сокровища не будут стоять ни в каком трактире. Они отправятся на подводную лодку, и отправятся туда прямо сейчас. Майлз может подождать. Планы изменились. Если вы, ребята, чувствуете к этому склонность, поезжайте без меня. Мы с Дули можем взять на себя заботу об этих сокровищах. Я собираюсь нанять лошадей с телегой и загрузить их прямо здесь – до последнего гроша. Думаю, раньше чем через два дня мне не управиться.

Профессору явно не понравился тон Эскаргота. У него было лицо человека, который с самого начала был прав. Джонатану это тоже не очень нравилось. Не то чтобы он очень страдал из-за необходимости оставить сокровища: если бы он захотел, то всегда мог бы взять с собой целый карман изумрудов. И если уж на то пошло, то он верил, что Эскаргот не сбежит с его долей. Но Джонатан, в общем-то, рассчитывал, что Эскаргот поможет им спасти Сквайра. Он чувствовал себя в эту минуту как генерал, который узнал, что подкрепления, на которые он так рассчитывал, оставили армию, чтобы стать фермерами. Эскаргот, однако, был неумолим. Он не стал стоять и доказывать, что он прав, а просто взвалил один из ларцов себе на плечо и поднялся по лестнице навстречу дневному свету. Другим ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

– Что ж, – сказал Профессор, опуская свой ларец на пол в комнате первого этажа, – этот сундучок с золотыми шариками отправится со мной. Они слишком важны в историческом плане, чтобы отдавать их первому авантюристу, который проплывет мимо на подводной лодке.

– Я дам вам расписку, – вспылил Эскаргот. – Мы можем заверить ее у нотариуса.

Дули, Гамп и Буфо тоже поставили свои ларцы на пол, и Буфо, словно что-то припомнив, вновь сбежал вниз по лестнице, чтобы взять с собой череп, вывалившийся из чулана. Мгновение спустя он, отдуваясь, выбрался с ним наверх и положил его в свой рюкзак.

– Я подумал, что возьму его в качестве трофея, – объяснил он, – и, когда мы доберемся домой, поставлю на него свечку.

На минуту Гампу, казалось, стало немного завидно. Но потом он, похоже, припомнил, что внезапно стал удивительно богатым коротышкой – что теперь он может купить сколько угодно голов гиппопотамов, по сравнению с которыми череп-подсвечник Буфо будет иметь бледный вид.

Джонатан какое-то мгновение обдумывал все это. В конце концов, хоть его это и беспокоило, он согласился с Эскарготом, которого вряд ли можно было поколебать в этом вопросе.

– Тогда возьми с собой и мой ларец. Мы оставим тебе записку в трактире. Может быть, тебе удастся последовать за нами.

– Я буду там… – начал Эскаргот, но его прервал Профессор, который издал какой-то свистящий звук. Выглядел он рассерженным.

Джонатан пожал плечами:

– Он прав. У нас нет другого способа спасти сокровища. Мы не можем таскать их с собой, а если оставим в трактире, то их там не будет, когда мы вернемся – если мы вернемся.

После минутного раздумья Профессор кивнул и неохотно проговорил:

– Возможно, это и так. – Он похлопал себя по карманам, в которых все еще лежало с дюжину золотых шариков.

На этой согласительной ноте они вновь подняли свои ларцы и последовали за Ахавом через разрушенное крыльцо на улицу. Когда друзья двинулись в сторону аллеи, Эскаргот бросил через плечо:

– Если мы доставим их по этой чертовой аллее до Королевской улицы, то сможем нанять лошадь с повозкой. Для этой цели мы даже сможем купить лошадь с повозкой. Две повозки. Дули поведет одну, а я другую. Мы прикроем сокровища тем старым ковром и чем-нибудь из мебели. Все примут нас за старьевщиков.

У самого начала аллеи Гамп остановился и опустил свой ларец на землю.

– Это не мой, – сказал он, трогая потертые кожаные ремни на его крышке. – Это твой, Буфо. А мой – у тебя.

– А вот и нет. У меня мой собственный. Я положил туда одни только кольца. Примерно миллион колец, и все это мое. Это для моей коллекции.

– «Коллекции»! – закричал Гамп. – Ты взял и поменял ларцы. У тебя оказались мои драгоценности, а мне ты отдал свои дурацкие вонючие кольца, которым грош цена. Кому нужен миллион колец? У человека всего две руки.

– Он может носить их на пальцах ног, – пришел на помощь Дули.

Эскаргот остановился в десяти шагах от начала аллеи и раздраженно наблюдал за перепалкой.

– Откройте эти чертовы ларцы! – приказал он, качая головой. – Хотя это и не имеет значения. Они все равно направляются в одно и то же место.

Профессор опять слегка присвистнул, словно прочел в замечании Эскаргота нечто большее, чем то, что было видно на поверхности. Гамп и Буфо немедленно почувствовали себя счастливыми – не столько потому, что они могли разрешить вопрос о том, что находилось в ларце Буфо, сколько потому, что могли еще раз взглянуть на чудесные сокровища. Дули поставил свой ларец и тоже начал развязывать стягивающие его ремни – просто чтобы убедиться, что все в порядке.

Крышки ларцов одна за другой откинулись, и при этом произошла очень загадочная вещь. Находившиеся внутри бриллианты и изумруды, кольца, самоцветы и разрозненные золотые монеты в лучах солнца словно замерцали и заколыхались, как пейзаж, видимый сквозь отдаленное летнее марево, а потом постепенно съежились, опали и трансформировались во всякий хлам: скрученные куски проволоки, изогнутые гвозди, осколки бутылочного стекла и побелевшие скелеты странных маленьких рыбок. В ларце Буфо среди разного мусора лежал дохлый жук размером с мышь. В ларце Гампа валялся проржавевший остов перочинного ножа; его сломанное лезвие было воткнуто в кусок пробки. Ларец Дули, который за мгновение перед этим был заполнен радужными самоцветами, теперь был доверху набит железными опилками, перемешанными с песком. А сверху лежала сплющенная ступица старого колеса от детской коляски, сквозь которую были пропущены перекрученные проволочные вешалки для одежды.

Профессор Вурцл сунул руки в карманы и извлек оттуда две пригоршни золотых шариков, но, когда он разжал ладони и на них упал солнечный свет, оказалось, что он держит небольшую горстку бутылочных пробок с грязными прокладками. Он с отвращением швырнул их на мостовую.

– Золото гоблинов, – объявил Эскаргот, со всего размаху пиная свой ларец. – Колдовство. Ничего, кроме грязного, заколдованного гоблинами мусора.

Он наградил свой ларец еще одним пинком и проломил стенку, в результате чего на булыжники мостовой хлынул каскад ожерелий и брошей с драгоценными камнями – ожерелий, которые какую-то секунду сверкали в свете солнца, а затем превратились в рыбьи скелеты и еще какие-то кости.

Профессор поднял одну из костей, провел по ней белую черту ногтем большого пальца и констатировал:

– Кальмары. Речные кальмары. Майлз был прав. На картах были кальмарьи чернила, а вовсе не осьминожьи.

– Разумеется кальмарьи. – Эскаргот громко расхохотался. – И мы попались на эту удочку.

– Я не совсем понимаю. – Джонатан и сейчас знал о кальмарьих и осьминожьих чернилах не больше, чем в Меркл-Холле.

– Пираты использовали бы осьминожьи чернила, – объяснил Профессор. – Гоблины в океан не выходят. Поэтому они вычерчивают свои карты кальмарьими чернилами, чтобы вводить в заблуждение таких простаков, как мы с тобой. Не сомневаюсь, что их это здорово развлекает.

– Да, их и еще кое-кого, кого я не буду называть, – сказал Эскаргот, – но кто был так добр, что позволил нам обнаружить эти карты.

– Нам? – с сомнением переспросил Профессор.

– Вот именно. Я нашел свою в замке Высокой Башни прошлой зимой, пока вы, ребята, болтали с Шелзнаком. Мы попались в ловушку, вот что я думаю.

Профессор покачал головой:

– Ни на минуту в это не поверю. Ни на минуту. Он не настолько умен. Это совершенно невозможно.

Джонатан откинул крышку своего ларца, и у него на глазах лежащие внутри самоцветы задрожали и превратились в горку мусора – высохшие рыбьи глаза и сияющие чешуйки, некогда покрывавшие спину огромного речного окуня. По дну были разбросаны горсти деталей от часов: шестеренки, стеклышки, крошечные гайки, болтики и винтики. Среди всего этого, как в гнездышке, лежали латунные карманные часы – очень знакомые на вид латунные карманные часы. Джонатан вытащил их из ларца за брелок и покачал в воздухе.