Землемер

– Выбирай, Бесследный, какую тебе угодно землю, обрабатывай ее, продавай, делай с ней, что угодно.

Индеец пристально посмотрел на меня, и я заметил легкую улыбку самодовольства на его лице. Трудно было, однако, заставить его изменить своему привычному хладнокровию; улыбка эта была мгновенной, как луч солнца в зимний день. Любой белый непременно взял бы меня за руку и наговорил бы в знак благодарности тысячу фраз; мой же спутник оставался равнодушным, и, кроме легкой минутной улыбки, я не заметил никакой перемены в его наружности; впрочем, он был довольно учтив, чтобы оставить меня без ответа.

– Хорошо! – сказал он, помолчав. – Очень хорошо со стороны молодого воина. Благодарю. Птиц много… рыбы много… мне не нужно земли. Может, однако, прийти время, и оно без сомнения придет для всех старых индейцев, которые живут в этих окрестностях…

– О каком времени ты говоришь, Сускезус? В любое время ты имеешь во мне друга.

Индеец остановился, опустил ружье и оперся на него; стоя неподвижно, он походил на прекрасную античную статую.

– Да, придет время, когда старый воин будет жить в своей хижине и говорить с молодыми воинами о прическах, о судах, об охоте и войне; теперь же он вяжет метлы и плетет корзины.

Сказав это, индеец забросил ружье на плечо, и мы пошли дальше молча.

– Не был ли ты в Равенснесте с моим отцом, – спросил я наконец, – в то время, когда канадские индейцы хотели поджечь дом?

– Я был. Тогда убили молодого голландского начальника.

– Да, его звали Гурт Тэн-Эйк; отец мой, мать и старый наш друг, полковник Фоллок, всегда с почтением вспоминают о нем.

– Одни ли они вспоминают его теперь? – спросил индеец, бросив на меня проницательный взгляд.

Я догадался, что он намекает на тетушку Мэри, которая должна была выйти замуж за молодого олбанца.

– Нет, – сказал я, – есть еще женщина, которая оплакивает его, как своего мужа.

– Это хорошо; женщины не всегда плачут долго… редко… иногда.

– Скажи мне, Сускезус, не знаешь ли ты одного человека, которого называют землемером? Он служил в полку, и ты, вероятно, встречался с ним во время войны.

– Знаю ли я землемера! Я знал его на поле сражения, потом жил вместе с ним в лесу. Он из наших, землемер мой друг.

– Мне очень приятно слышать это, потому что он и мне друг; землемер благороднейший человек.

– Скоро и он начнет вязать метлы, – с сожалением сказал индеец.

Бедный Эндрю! Без помощи преданных ему друзей, каких он видел в нас, он, конечно, мог бы дойти до этой крайности. Услуги, которые он оказал во время революции, очень мало ему помогли, потому что правительство было слишком бедным, чтобы выдать жалование своим защитникам. Впрочем, я не обвиняю ни народ, ни правительство, – к этому вынуждали обстоятельства. На протяжении двух лет после заключения мира трудно представить себе финансовую бедность края, но потом, потихоньку, как ребенок, выздоравливающий от тяжелой болезни, нация укрепилась, поправилась, заменив оружие сохой.

– Да, – продолжал я, – землемер беден, как большая часть людей одного с ним сословия, но у него есть друзья, и ни он, ни ты, Сускезус, пока я владею землей, не будете вынуждены заниматься женским делом. У меня вы всегда найдете приют.