– Что правда, то правда! А уж коли так, мистер Вульстон, то, если позволите, вот вам мой совет: там, на корме, у нас еще осталась маленькая шлюпка, вдвоем сесть в нее можно, и парус при ней есть; так вот, возьмем эту шлюпку и отправимся, поближе посмотрим ту скалу, что мы с вами видели сверху. Можно будет захватить с собой и лот и по пути измерить глубину, чтобы узнать, нет ли тут где-нибудь прохода. И помяните вы мое слово, мистер Марк, что если суждено, чтобы «Ранкокус» двинулся со своего места, то это будет только в этом направлении! Исследуем фарватер, осмотрим ту скалу и уже тогда решим, что надо делать, тогда оно виднее будет. А так-то что?!
Совет был, без сомнения, разумный, и Марк согласился. Спустив шлюпку, моряки наши заняли в ней каждый свое место. Боб оттолкнулся, установил парус, и легкий попутный ветерок быстро погнал маленькую шлюпку. Надо заметить, однако, что этот попутный ветер, столь благоприятный в настоящую минуту для наших моряков, мог оказаться менее благоприятным на обратном пути, но об этом еще речь впереди.
Как только шлюпка отчалила от судна, Боб принялся измерять глубину, а Марк предпочел держать руль. Но оказалось, что измерение было крайне затруднительно при столь быстром ходе шлюпки, и волей-неволей нашим морякам пришлось отказаться от систематического промера, который они первоначально задумали. Но, опуская время от времени лот, они все же могли убедиться, что в пространстве между подводными камнями почти повсюду было достаточно воды, чтобы поднять «Ранкокус», но над камнями ее было, конечно, слишком мало для такого большого судна. При всем том лавировать между этими рифами и скалами оказалось гораздо труднее, чем предполагал Марк, и если наши приятели благополучно проплыли между ними, то этим они были гораздо более обязаны милости к ним святого Провидения, чем своей опытности, ловкости и искусству.
Нетрудно себе представить, с каким живым интересом приближались наши моряки к той скале, или островку, который они избрали целью своего осмотра. Этот единственный клочок суши должен был стать их местопребыванием, быть может, на многие годы, быть может, на всю жизнь. При виде всего этого бесчисленного множества подводных скал, камней и рифов, между которыми им только что пришлось проплывать, у Марка почти окончательно исчезла всякая надежда вывести когда-нибудь из этого лабиринта скал свое злополучное судно.
Он едва смел надеяться, что ему удастся привести его хотя бы только туда, куда они в настоящее время направлялись сами.
По мере того как наши моряки приближались к вышеупомянутому острову, они все более убеждались в безошибочности своих предварительных наблюдений и предположений: этот риф, или остров, на самом деле имел не более одной мили в длину и около полумили в ширину и тянулся в направлении с востока на запад; скалистые берега его возвышались всего на несколько футов над водой, кроме той части острова, которая была обращена к востоку, где берег был почти вдвое выше. Середину острова занимала гора, имевшая от шестидесяти до восьмидесяти футов высоты и заканчивавшаяся обширным горным плато, что придавало этой возвышенности форму правильного усеченного конуса. Здесь, на этом острове, было далеко не так много птиц, как на всех остальных островках или, вернее, голых рифах и скалах, теснившихся со всех сторон вокруг главного острова; там этих птиц были целые мириады.
Но вот шлюпка пристала к острову. Трудно себе представить то чувство, с каким Марк высадился на этот пустынный берег, где не было и следа какой бы то ни было растительности. Присмотревшись повнимательнее к характеру местной почвы, Марк вскоре убедился, что остров этот отнюдь не представляет собою кораллового рифа, как он раньше полагал, но что все здесь указывает на его вулканическое происхождение.
Это открытие было далеко не утешительно для Марка и его товарища. Безмолвие этих пустынных берегов нарушали одни только птицы, кружившиеся над головами пришельцев с громким криком и с видом явного любопытства, который, несомненно, доказывал, что они никогда не видели человека; это подтверждала и их полнейшая доверчивость и отсутствие в них всякого страха и робости.
Возвышенность, занимавшая всю середину главного острова, естественным образом прежде всего останавливала на себе все внимание прибывших, а потому наши моряки первым делом направились к ней, в надежде, что с вершины этой горы им откроется более обширный горизонт.
Но, дойдя до подошвы этой возвышенности, они убедились, что взобраться на нее не так легко, как они полагали. С виду гора эта казалась положительно неприступной; однако после долгих стараний им наконец удалось найти одно место, где с помощью рук, коленей и плеч товарища можно было, хотя и не без труда, добраться до ее вершины. Здесь их ожидал новый сюрприз: вместо предполагаемого плоскогорья перед ними зияло, точно разинутая пасть, темное глубокое жерло, которое Марк, не задумываясь, должен был признать за кратер потухшего вулкана.
Наружные стены кратера представляли собою правильное кольцо, а образовавшаяся из застывшей лавы и выгарок кора достигала необычайной толщины. С внутренней стороны эта стена шла совершенно отвесно и лишь в нескольких местах имела небольшие выступы, по которым, и то не без риска, можно было спуститься вовнутрь кратера.
В настоящее время эта внутренность кратера представляла собою совершенно гладкую равнину, поверхностью приблизительно около ста акров. Сама стена кратера достигала почти повсюду высоты шестьдесят футов или около того, только с наветренной стороны она была немного ниже и в одном месте образовывала небольшую брешь, представлявшую собою как бы вход в громадную пещеру кратера.
Без сомнения, здесь некогда пробил себе выход какой-нибудь сильный поток кипучей лавы, о чем свидетельствовал и небольшой пригорок, образовавшийся как раз перед входом в пещеру. Этот увенчанный самородной аркой вход имел около двадцати футов высоты и около двух сажен ширины. Вся поверхность этого потухшего вулкана была покрыта довольно твердой, но хрупкой корой; Марк, пробовавший в нескольких местах пробивать ее ногой, подобно тому как это делают дети с тоненьким слоем льда на едва застывшей луже, заметил, что при этом сапог его каждый раз покрывался микроскопически тонкой, необычайно легкой пылью, или, вернее, налетом, похожим на пепел с примесью песка, гравия и мелких известковых, или меловых, ракушек. Кроме того, почти повсюду встречались явные следы того, что море временами, вероятно в сильную бурю, навещало эти места: черту его вторжений ясно обозначали оставленные на земле густые слои соли. Этим присутствием осадков морской соли можно было отчасти объяснить отсутствие здесь всякой растительности. Марк заметил также и то, что птицы как-то боязливо облетали кратер вулкана и как будто боялись приблизиться к нему, точно они инстинктивно чуяли здесь какую-то опасность. Они сотнями кружились везде по соседству и даже вокруг самого вулкана, хотя и на почтительном от него расстоянии, но ни одна из них никогда не перелетала через его кратер и никогда не пересекала его, стараясь держаться от него как можно дальше.
Глава V
Говорю вам, что сын короля высадился на острове. Я видел его собственными глазами на пустынном берегу, сидящего, скрестив руки, горько задумавшись, испуская вздохи.
«Буря»
Окончив этот предварительный осмотр кратера, Марк и Боб снова взобрались на вершину стенок вулкана и присели над сводом, образовавшимся над входным отверстием. Отсюда открывался обширный вид не только на весь этот остров, но и на весьма значительное пространство океана. Теперь Марку становилась понятной геологическая формация этих рифов: очевидно, они находились теперь на высшей точке громадной подводной горы вулканического происхождения, единственными выдающимися над водой частями которой являлись этот остров с кратером потухшего вулкана и небольшая группа окружавших его скал, служивших приютом мириадам птиц.
Обнимая взглядом все видимое отсюда пространство океана, Марк старался определить хотя бы приблизительно территорию, занимаемую подводными скалами, принимая в соображение и то, что ему удалось видеть со своего судна. Совмещая то и другое наблюдения, он пришел к заключению, что площадь, занимаемая подводными отрогами вулканической группы гор, равняется приблизительно двенадцати морским милям.
– Гм, да, мистер Марк, нас таки порядком позатерло здесь, – заметил Боб. – Мы здесь словно Робинзон на своем острове. Разве только то, что он, бедняга, был один-одинешенек, а нас с вами двое.
– Я бы от души желал, чтобы это была единственная разница между ним и нами, Боб, но, к сожалению, это не так: у Робинзона был остров, а у нас – неприглядная голая скала; у него был источник пресной воды, а у нас его нет; у него был лес; а у нас нет ни травинки. Все это весьма неутешительно.
– Вы верно говорите, мистер Вульстон, но вы забываете, что у нас есть «Ранкокус», образцовое судно, которое и сейчас еще так же цело и невредимо, как в тот день, когда мы вышли из Филадельфии; а пока есть на воде хоть одна доска, истый моряк никогда не теряет надежды!
– В этом я с вами согласен, Бэтс. Но судно наше только тогда может быть годно на что-нибудь, если мы сумеем вытащить его оттуда.
– Что и говорить, неважную стоянку себе выбрал наш «Ранкокус», но даже и там, где он теперь стоит, проку нам от него много: во-первых, там у нас такой запас пресной воды, что на нас двоих ее на целый год хватит, а наступят дожди, так эти запасы и возобновить можно будет. А кроме того, наше судно может служить нам жильем, да еще каким! Вы будете жить в капитанской каюте, а я подвешу свою койку на баке, как будто ничего не случалось.
– Бросьте вы эти различия, милый Боб, и не будем никогда более говорить о них. Перед бедой, как и перед смертью, все люди равны! В общем несчастье, как и в могиле, нет ни старших, ни подчиненных. Но вы забыли упомянуть еще об одной важной услуге, которую нам может оказать «Ранкокус», а именно: нам можно будет разобрать его и воспользоваться материалами для сооружения нового судна, надежного для плавания по этим морям и вместе с тем такого, которое можно было бы провести между этими рифами и даже над ними. Тогда, с помощью Провидения, нам удастся, быть может, вернуться в Америку и увидеть наших близких и друзей.
– Не робейте, мистер Марк, не робейте! Я хорошо понимаю, что, когда неотступно стоит перед глазами прелестный образ милой женушки, которая со слезами зовет вас в свои объятия, грешно было бы не стараться придумать какого-нибудь средства, чтобы вернуться к ней. Ведь душа-то у человека не камень! Так пусть уж будет по-вашему, и когда вы приметесь за дело, я не пожалею рук, чтобы помочь вам.
– А знаете ли, Боб, – продолжал Марк после некоторого молчания, – я думал сейчас о возможности привести сюда наше судно. Если нам удастся привести его в эту бухту, окруженную подводной стеной скал, то здесь, за ветром, оно простоит многие годы. К тому же если мы вздумаем строить новое судно, то нам понадобится более обширная верфь, чем палуба «Ранкокуса», да надо будет подумать и о возможности спустить новое судно на воду. Ввиду всего этого нам прежде всего следует попытаться привести сюда «Ранкокус».
Боб, конечно, не замедлил согласиться, имея в виду еще то, что здесь запасы пресной воды со всем тем, что имелось на судне, будут в целости и сохранности, тогда как там, окруженное со всех сторон подводными скалами и рифами, злополучное судно неминуемо должно будет разбиться вдребезги при первой буре.
Придя к обоюдному соглашению относительно этого важного вопроса, Марк и Боб спустились с вершины кратера и вернулись к своей шлюпке. Море все еще было спокойно, а потому Марк не особенно спешил с возвращением. Он посвятил еще около получаса измерению глубины природной бухты, огражденной подводной грядою скал, едва заметных над поверхностью моря, но прекрасно преграждавших путь морским волнам.
На поверку оказалось, что здесь не только более чем достаточно глубины даже и для большого судна, но что еще, кроме того, дно этого заливчика совершенно чистое, песчаное, что, конечно, было как нельзя более благоприятно для будущей стоянки «Ранкокуса».
Покончив с этим делом, наши моряки пустились в обратный путь. Марк не выпускал из рук лота, тщательно изучая фарватер, причем ему пришлось убедиться, что к исполнению их замысла существуют два серьезных препятствия. Первое состояло в том, что путь, по которому они теперь следовали, лежал в одном месте между двумя грядами подводных скал, тянувшихся на протяжении более четверти мили, почти параллельно друг другу, на расстоянии всего каких-нибудь шестидесяти сажен одна от другой.
В промежутке между ними глубина была вполне достаточной, но пространство между ними было слишком незначительным для того, чтобы могло пройти беспрепятственно такое большое судно, как «Ранкокус». Шлюпка четыре раза прошла этот кусок пути, причем Марк каждый раз внимательно изучал фарватер, измеряя его глубину чуть ли не на каждом аршине и усердно вглядываясь в воду, которая, как почти всегда в этих широтах, была сплошь прозрачна, так что при дневном свете в ней можно было прекрасно видеть все на глубине от двенадцати до восемнадцати футов. При этом наши моряки могли убедиться, что если «Ранкокус» не будет ни на йоту уклоняться ни в ту, ни в другую сторону и пройдет прямо, как стрела, через эту теснину, то никакая иная опасность здесь не будет грозить ему. Вторым же, более серьезным препятствием на пути к упомянутой бухте был большой подводный утес, хотя и находившийся на весьма значительной глубине, но все же недостаточной для судна с таким водоизмещением и так глубоко сидящего в воде, как их славный «Ранкокус».
За исключением только одного места не более ста футов шириною, представлявшего собою, по-видимому, глубокую расщелину подводного утеса, судно никоим образом не могло бы пройти в этом месте, в расщелине же было достаточно воды, и только тут можно было с большой осторожностью провести «Ранкокус». По обе стороны этого узкого прохода необходимо было поставить вехи или буйки, так как малейшее уклонение вправо или влево повлекло бы за собой неминуемую гибель судна.
Марк и его товарищ вернулись к себе на «Ранкокус» лишь около трех часов пополудни. Их свиньи, птицы и козочка очень обрадовались их возвращению, так как бедные животные со вчерашнего дня ничего не ели. Накормив бедных животных, наши друзья присели за свою скромную трапезу, состоявшую главным образом из холодного мяса. Окончив свой обед, Марк снес на шлюпку два буйка и необходимые для их установки небольшие якоря и затем немедленно отправился вместе с Бобом к опаснейшему месту пути.
Им пришлось целый час отыскивать это место, и затем они более часа провозились с установкой буйков. Окончив эту работу, наши приятели вернулись, не теряя ни минуты, на судно, так как погода должна была, по-видимому, измениться к худшему. Теперь следовало решить, попытаться ли им немедленно тронуть судно с места, чтобы укрыть его в надежной бухте, прежде чем успеет налететь буря и пока только что пройденный путь еще свежо сохранился у них в памяти, или же положиться на выносливость и прочность якорных канатов и вверить им свою судьбу. Несмотря на свою крайнюю молодость, Марк был очень смышлен в своем деле, и на этот раз он решил, что тронуться сейчас же будет все же менее рискованно и опасно, чем при наличии данных условий оставаться на месте. Раз было принято это решение, терять даром время было нельзя; каждая минута была теперь дорога. Ветер уже начинал давать себя чувствовать порывами, солнце уходило в облака, и на всем горизонте с подветренной стороны небо приняло какой-то зловещий вид. С минуту Марк колебался, но в этот момент Боб Бэтс крикнул ему, что все уже готово, и, высоко подняв над головою топор, Марк ударил им по канату. То был решающий удар.
В такого рода плавании малейшая ошибка могла бы стать губительной, а потому Марк настоятельно приказал Бобу зорко смотреть вперед. Он раз десять окликал его, справляясь, не видит ли он буйков. Наконец он услышал желаемый ответ:
– Вот они! Славно! Так, так, командир! Разве вы их все еще не видите? Вон, вон!
Минуту спустя и Марк увидел сперва один буек, а затем и другой; они показались ему на этот раз как-то страшно близко один от другого.
– Руль по ветру! Будь что будет! – крикнул он. А сам, затаив дыхание, следил за малейшим движением судна, которое легко и свободно направилось между двумя роковыми значками. С замиранием сердца ждал он с секунды на секунду, что оно вот-вот взроет носом землю. Но вот буйки остались за кормой судна. Первая страшная опасность миновала. – Смелей вперед!
Оставалась еще вторая половина пути; отыскать тот узкий проход между двумя грядами скал было не так-то легко; а тем временем ветер уже настолько усилился, что море повсюду бурлило и клокотало, дробясь о подводные камни. Но когда ему наконец удалось распознать его, Марк уже более не страшился ни волнения, ни ветра. Отсюда уже был виден кратер, и ошибиться в направлении не было никакой возможности. Гордо вздымаясь на волнах, «Ранкокус» как стрела пронесся через узкий проход между скалами и камнями. Теперь оставалось только еще обогнуть северную часть Рифа, как окрестил Боб главный остров, и, войдя в бухту, выбрать наиболее удобное место для того, чтобы стать на якоре.
И вот, когда «Ранкокус» встал наконец на лучший из своих якорей, плавно покачиваясь посреди хорошо защищенной бухты, где волнение было почти нечувствительно, всего в каких-нибудь полутораста футах от острова, Боб высоко подбросил в воздух свою шапку и тремя радостными возгласами торжествовал победу. А Марк, стоя на корме своего судна, молча воздал благодарение Богу за его милость и помощь в этом трудном деле.
Поистине будущие обитатели острова не могли даже желать лучшей якорной стоянки для своего судна. Вскоре Марку и Бобу пришлось от души порадоваться принятому ими решению, потому что в эту ночь не раз налетал такой шквал, что навряд ли бы судно их могло уцелеть, если бы оно оставалось на своем прежнем месте.
Даже здесь, в этой закрытой бухте, море бурлило и пенилось, и разбившиеся о природную преграду волны обдавали своими брызгами плавно колыхавшееся судно. Марк оставался на палубе до полуночи и затем спустился в каюту, где проспал до утра. Боб, отстояв свою вахту, с вечера забрался на свою койку и появился снова на палубе лишь поздно утром. Марк, вставший раньше его, еще раз осмотрел со всех сторон окружавшую их местность и затем спустился в каюту, где уже был накрыт и подан приготовленный Бобом завтрак на обеденном столе капитана. За завтраком между Марком и Бобом завязался обычный дружеский разговор.
– А что вы думаете, Боб, ведь если бы мы остались на нашем прежнем месте, едва ли бы мы с вами сегодня имели такую столовую и такой завтрак!
– Да, пора было выбраться оттуда, а все-таки, хотя я первый стоял за то, чтобы уйти оттуда, сознаюсь по совести, я не надеялся добраться сюда. Ну а теперь надо только Бога благодарить!
– Вы правы, Боб! При всем постигшем нас несчастье наша участь много отраднее участи наших товарищей и стольких других моряков, суда которых разбивались и шли ко дну.
– Да, мистер Марк, ведь это много значит, что наше судно уцелело! И меня радует, что вы не падаете духом; я было опасался, что воспоминания о вашей молодой супруге отравят вам те радости, которые могут еще встретиться нам здесь.
– Конечно, разлука с женой для меня очень прискорбна, Боб, я этого не отрицаю; но я надеюсь на милость Господню и хочу верить, что Он когда-нибудь поможет нам выйти отсюда.
– Понятно, надеяться надо, а пока у нас громадных запасов пресной воды, солонины, свинины и всяких других припасов лет на шесть хватит, муки и хлеба на целый век, а кроме того, и лакомств разных немало.
– Да, наше судно имеет прекрасные запасы, но вот беда, – мы уже полтора месяца питаемся исключительно соленым мясом, и если это будет продолжаться так еще хотя бы дней пять, то нам не миновать цинги.
– Ох, упаси нас Господь от такой напасти! Да здесь должно быть рыбы вволю, хлеб у нас есть, и, отказавшись хоть на время от солонины и свинины, мы избежим этой беды.