Вот парадокс, с которым неизбежно придется столкнуться каждому: чтобы повзрослеть, действительно выйти за порог родительского дома, нужно расстаться с родительскими имаго и принять как свои какие-то части своей богатой Тени. Иисус, каким он изображается во многих воскресных школах, – не имеющий Тени, слащавый, лубочный, а совсем не тот человек, сказавший матери на брачном пиру в Кане: «Женщина, почему ты мне это говоришь?» И разве не он в порыве ярости вышвырнул менял из храма? Или же, приглашая других идти путем индивидуации, с еще большей прямотой возвещал: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня». В этих словах нет ни грана двусмысленности. Они говорят нам, что мы несем ответственность за нечто большее, чем наша история, наши репликативные комплексы и даже наши глубочайшие привязанности! Этот призыв, зажигающий, как революционный клич, тем не менее остается и насущной психологической необходимостью.
Глава 4
Патос[35 - Патос (также «пафос», гр. pathos – страдание, страсть) – пришедшее из античности понятие, обозначающее страдание как итог деяний человека, охваченного сильной страстью. Для Аристотеля патос – смерть или другое трагическое событие, заставляющее зрителя сопереживать герою трагедии с последующим катарсическим разрешением. Корень «патос» образует слова с основой «пато-». – Прим. пер.]
Теневые вторжения в повседневную жизнь
Человек, будучи одновременно свободным и скованным, ограниченным и безграничным, тревожен. Тревога – неизбежный попутчик парадокса свободы и конечности, в который вовлечен человек.
Рейнгольд Нибур
Три страсти, простые но неодолимые в своей силе, правили моей жизнью: жажда любви, поиск знаний и невыносимая жалость к страданиям человечества.
Бертран Рассел. «Автобиография»
Ему пятьдесят, каждый вечер он напивается, чтобы заснуть, не может удержаться от занятия мастурбацией, хотя внешне живет ничем не примечательной жизнью добропорядочного бухгалтера. Его душа умирает днем и отчаянно ищет воссоединения с жизненной силой ночью. Он знает, что эти его болеутоляющее – алкоголь и фантазии – все больше отдаляют его от себя, и от этого ему делается невыносимо страшно. Его внешняя приветливость и обходительные манеры лишь разоблачают тот факт, что он тонет в отчаянии. Он не может поделиться со своей женой несбыточным желанием жить полнее, и это отчасти его вина, если это вообще можно назвать виной, а отчасти и ее вина тоже. Его жена расходует энергию своей души на то, чтобы бесцеремонно вмешиваться в жизнь взрослых детей, и старается ни в чем не отставать от соседей. Как личность и как партнер в супружеских отношениях она перестала расти уже много лет назад. Сверхотождествление с этими ролями позволяет ей не участвовать в семейной жизни, не интересоваться жизнью окружающих, уклоняться от работы над зрелой духовностью. Оба они занимают видное положение, всегда готовы сделать свой вклад для блага общества, и в то же время, живя в мире всеобщего изобилия, каждый из них испытывает непреходящий голод. Словно корабли в ночном море, они разошлись, так и не увидев друг друга. И если смотреть со стороны, то не скажешь, что жизнь кого-то из супругов можно назвать «патологической». И при этом они умирают от одиночества, окруженные Тенью непрожитой жизни.
Психопатология: Страдание души
Положение наше в этой жизни непрочно, полно опасностей. Из всех существ животного мира мы менее всего способны к самостоятельному выживанию без опеки, защиты и заботы посторонних, а именно тех, кого мы привычно зовем родителями, или других людей. Мы выживаем, при условии, что судьба обеспечит нас крепким внутренним ресурсом, добрыми намерениями со стороны окружающих и относительно благоприятной внешней средой. Но даже в таком случае никто из нас не сможет выжить без существенной способности к адаптации. Наши адаптационные механизмы подводят нас к принятию аспектов, ценностей и рефлексов этой внешней среды, интернализации сигналов семейной динамики и культурной среды. С каждой такой адаптацией, обслуживающей выживание или обеспечение потребностей, мы рискуем погрузиться в дальнейшее отчуждение от нашей прирожденной натуры. В этом корень проблемы Тени. Чем глубже, чем обязательней и дивергентней эти адаптации, тем глубже наша патология.
Сам термин «психопатология» не несет в себе осуждающей нагрузки. Психопатология в прямом переводе – это «выражение страдания души». Мы обвиваемся вокруг наших адаптаций, словно тропические лианы в поисках живительного света, и постепенно самоотождествляемся со своими отклонениями, даже начинаем любить их, словно бы они – это и есть мы. Наши патологии, наши неврозы, наши привязанности и наша социопатия – это проявления страдания, которым мы обязаны адаптации. С каждой адаптацией мы все более отчуждаемся от нашей души и при этом интрапсихически обручаемся с нашими тропизмами. Мы в силу необходимости становимся своими адаптациями. Мы живем ими, становимся их воплощением в своих психопатологиях. Их отрицание становится теневой проблемой при всем том, что отождествление с ними – теневая проблема не в меньшей степени. Когда я впервые отправился в Цюрих – более чем тридцать лет назад, чтобы переучиться на аналитического психолога, я нисколько не сомневался, что мой опыт американской высшей школы пригодится мне на новом месте. Но уже через несколько месяцев мне стало ясно, что настоящим испытанием для меня станет не рутина высшей школы: посещение занятий, экзамены и контрольные или переход на следующий курс, как я считал прежде. Скорее, мне предстояло разрешить некую загадку, адресованную мне, причем неявно, по-дзенски, что ли, настоящий экзистенциальный коан[36 - Коан – загадка-парадокс, которую получает каждый новичок, но не ради того, чтобы «дать ответ» на нее. Нужно прожить этим коаном, чтобы оказались низвергнуты фантазии Эго о том, что оно представляет собой истину в последней инстанции.]. Открывшееся мне в эти первые месяцы заключалось вот в чем: моей проблемой было то, кем я стал. Моя патология составляла одно целое с моими достижениями. Что удивляться, что Эго не хлопает в ладоши от восторга, когда ему доводится сталкиваться вплотную с Тенью. Из-за сверхотождествления с адаптациями, из-за того, что позабытыми оказались некие лучшие части моей души, возникло и немало моих теневых моментов.
В начале прошлого века вышла в свет книга Фрейда, которую он озаглавил «Психопатология повседневной жизни». Чтобы увидеть психопатологию, утверждал он, незачем отправляться в дом умалишенных – она откроется в наших повседневных занятиях. Фрейдовский анализ вполне житейских ситуаций открывал силу бессознательного, присутствие смешанных программ и объективное вмешательство динамических сил субъективных конфликтов в ежедневное поведение. Все те образы, идеи или комплексы, которые предоставлены самим себе в нашей бессознательной жизни, проявятся как Тень в нашем сознательном мире, часто во вред нам или окружающим.
Человек способен воспринимать даже самые слабые воздействия и обладает чрезвычайно высокой адаптивностью. Именно поэтому выжил наш биологический вид – не потому, что мы венец творения или что некое божество отдало нам пальму первенства перед другими своим творениями. Считать так – не что иное, как высокомерие! Мы здесь, потому что приспособились лучше, чем все другие формы жизни[37 - Можно не сомневаться, что основной аргумент против так называемого «разумного замысла» – та немыслимая неразбериха, в которую мы превратили наш мир.]. И все же, как ни парадоксально, в этой же адаптивной способности кроется источник многих наших страданий и отчуждения от природы.
Буквально сегодня я разговаривал с одним человеком, насущная проблема которого – депрессия. Последние годы он все пустил на самотек и в деловой, в и личной жизни, что подчас приводило к самым нежелательным последствиям – и для него самого, и для его отношений с женой. В подобном случае задача номер один – это, конечно же, определить, в чем причина депрессии, является ли она биологически обусловленной или интрапсихической. Исключив первую, мы сосредоточились на последней причине.