Гайдзин

– Виноват, сэр.

Тайрер быстро спрыгнул в катер, и матросы налегли на весла, держа курс на флагман. Он был готов плакать от радости, что выбрался из ловушки, в которую превратилась миссия, и всю дорогу подгонял гребцов, а потом взлетел по трапу, прыгая через две ступеньки.

– Привет, Филип! – Марлоу был вахтенным офицером на главной палубе. – Что там, дьявол меня задери, стряслось?

– Хеллоу, Джон, где адмирал? У меня к нему срочная депеша от сэра Уильяма. Наша миссия окружена целыми тысячами этих ублюдков.

– Господи! – Марлоу торопливо повел его вниз по трапу и к корме. – Как же, черт побери, тебе удалось выбраться?

– Просто спустился пешком. Они пропустили меня через свои ряды, не проронив ни словечка. Представляешь, ни один из них даже рта не раскрыл, просто расступились и дали мне пройти. Не боюсь признаться, что я чуть не рехнулся от страха, – они там повсюду, кроме территории самой миссии и причала.

Морской пехотинец, стоявший в карауле перед дверью каюты, отдал честь:

– Доброе утро, сэр.

– Срочная депеша адмиралу.

В тот же миг знакомый голос прорезал дверь каюты, как стальной клинок занавеску:

– Так давайте же ее сюда, Марлоу, ради бога! Депеша от кого?

Марлоу вздохнул и открыл дверь:

– От сэра Уильяма, сэр.

– Какого черта этот идиот натворил на… – Адмирал Кеттерер замолчал, заметив Тайрера. – О, вы его помощник, не так ли?

– Ученик-переводчик, сэр, Филип Тайрер. – Он протянул ему письмо. – Э-э, сэр Уильям шлет вам свое почтение, сэр.

Адмирал вскрыл пакет. Кеттерер был в длинной фланелевой ночной рубашке и мятом ночном колпаке, на носу сидели очки в тонкой оправе, которыми он пользовался при чтении. Поджав губы, он прочитал следующее:

Я почитаю за лучшее отменить Ваше присутствие на сегодняшней встрече, так же как и присутствие генерала и всех министров. Мы полностью окружены сотнями, если не тысячами до зубов вооруженных самураев. До этих пор они не предприняли никаких враждебных действий и не препятствовали никому покидать миссию, пока. Разумеется, японцы в полном праве располагать свои войска везде, где им заблагорассудится, – возможно, все это просто спектакль, имеющий целью вывести нас из равновесия.

Из соображений безопасности, однако, я встречусь с бакуфу один – если они появятся, как мы того потребовали. (Если это случится, я подниму на мачте голубой вымпел и приложу все силы, чтобы известить Вас о том, какой оборот принимают события.) Если бакуфу не появятся, я буду ждать еще день или два, потом, возможно, мне придется отдать приказ о позорном отступлении. Тем временем, если Вы увидите, что флаг над миссией спущен, это будет означать, что она взята штурмом. В таком случае Вы можете предпринимать любые действия, какие сочтете нужными. Остаюсь, сэр, Вашим покорнейшим слугой…

Адмирал внимательно перечитал письмо, потом, приняв решение, распорядился:

– Мистер Марлоу, попросите капитана и генерала немедленно зайти ко мне. Передайте на все корабли следующий приказ: «Безотлагательно занять места по боевому расписанию. Всем капитанам прибыть на флагман в полдень». Далее, просигнальте всем посланникам просьбу не отказать в любезности появиться здесь, у меня, как можно скорее. Мистер Тайрер, позавтракайте чем-нибудь на скорую руку и будьте готовы отправиться назад с ответом через несколько минут.

– Но, сэр, вам не кажется, что…

Адмирал уже ревел во всю глотку на закрытую дверь:

– Джонсон!

Его денщик тут же появился на пороге.

– Цирюльник уже направляется к вам, сэр, ваш мундир заново отутюжен, завтрак готов, подадут сразу же, как только вы сядете за стол, овсянка горячая!

Взгляд Кеттерера упал на Марлоу и Тайрера.

– Какого дьявола вы еще ждете?

В Иокогаме катер Струанов – единственное во всей Японии судно такого размера с гребным винтом и паровой машиной, – качнувшись, уперся бортом в причал. Свежий порывистый ветер поднял небольшую волну на море, сереющем под низко нависшими облаками. Джейми Макфей проворно поднялся по ступеням и быстро зашагал вдоль причала к двухэтажному зданию компании, которое горделиво возвышалось над остальными домами на Хай-стрит. Едва минуло восемь часов, но он уже успел побывать на почтовом пакетботе, появлявшемся здесь два раза в месяц, – корабль пришел на рассвете, – где забрал почту, депеши и свежие газеты, которые его слуга-китаец теперь выгружал из катера в тележку. Два конверта Макфей нес зажатыми в руке: один был вскрыт, другой запечатан.

– Доброе утро, Джейми. – Габриэль Неттлсмит выступил ему наперерез, отделившись от группы сонных торговцев, ожидавших, когда подойдут их катера и баркасы. Неттлсмит, низкий, круглый, неопрятный человечек, распространявший вокруг себя запах чернил, нестираной одежды и сигар, которые он курил постоянно, являлся редактором и издателем «Иокогама гардиан», единственной газеты Поселения, одной из многих газет в Азии, принадлежавших дому Струанов, тайно или открыто. – Ну что там?

– Много всего… будь так добр, зайди ко мне, позавтракаем вместе. Извини, сейчас должен бежать.

Даже в отсутствие флота гавань имела оживленный вид: катера сновали между полусотней торговых судов, другие облепили пакетбот, третьи спешили к нему или уже возвращались. Джейми прибыл на берег первым, для него это было делом принципа, а также давало известные преимущества в бизнесе, ибо цены на основные продукты, которых всегда не хватало, могли колебаться просто бешено, в зависимости от последних известий. Прямой путь от Гонконга до Иокогамы на паровом пакетботе занимал девять дней, с заходом в Шанхай – около одиннадцати, и это при хорошей погоде. Почта из дома, то есть из Англии, шла восемь-двенадцать недель, если позволяла погода и пираты, и дни ее прибытия всегда были днями общего оживления – для кого-то радостными, для кого-то ужасными, для кого-то чем-то средним между тем и другим, но, несмотря ни на что, всегда желанными, всегда долгожданными, всегда с жаром поминавшимися в молитвах.

Норберт Грейфорт, глава японского отделения компании «Брок и сыновья», главного соперника компании Струана, все еще находился в сотне ярдов от берега. Он удобно расположился в середине баркаса, наблюдая за Макфеем в подзорную трубу; гребцы изо всех сил налегали на весла. Макфей знал, что на него смотрят, но сегодня это его не беспокоило. «Этот сукин сын и так скоро все узнает, если уже не узнал», – подумал он, испытывая страх, обычно ему несвойственный. Страх за Малкольма Струана, за компанию, за себя самого, за будущее и за свою ай-дзин – возлюбленную, которая столь же терпеливо, как и он, ждала встречи с ним в их крошечном домике в Ёсиваре за оградой, по ту сторону канала.

Он ускорил шаг. Трое или четверо пьяных лежали в канаве на Хай-стрит, похожие на старые мешки с углем, другие валялись тут и там по всему берегу. Он перешагнул через одного, избежал встречи с буйной компанией подвыпивших матросов с торгового корабля, ковылявших на нетвердых ногах к своим лодкам, взбежал по ступеням в просторный холл фактории Струанов, поднялся по лестнице на площадку второго этажа и прошел по коридору, который вел к анфиладе комнат, тянувшейся на всю длину товарного склада внизу и разбитой на несколько покоев.

Он осторожно открыл одну из дверей и заглянул внутрь.

– Привет, Джейми, – произнес Малкольм Струан с постели.

– О, привет, Малкольм, доброе утро. Я не был уверен, что ты проснулся.

Он вошел, закрыв за собой дверь, отметил про себя, что дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, и подошел к огромной кровати из тика под балдахином на четырех столбах, которая, как и вся остальная мебель, прибыла сюда с Гонконга или из Англии. Малкольм Струан полулежал, опираясь на подушки, с бледным вытянутым лицом – вчерашний переезд морем из Канагавы отнял у него еще больше драгоценных сил, хотя доктор Бебкотт дал ему лауданум и они постарались, чтобы его как можно меньше трясло и качало по дороге.

– Как ты себя чувствуешь сегодня?

Струан лишь посмотрел на него в ответ, его голубые глаза словно выцвели и глубоко запали в потемневших глазницах.

– Новости с Гонконга неважные, да? – Слова были сказаны в упор, и их прямота лишила Макфея возможности как-то смягчить ответ.

– Да, извини. Ты услышал сигнальный выстрел?

Всякий раз, когда на горизонте появлялся пакетбот, начальник гавани давал выстрел из пушки, чтобы оповестить об этом Поселение, – обычай, который соблюдался по всему миру, везде, где только имелись Поселения.

– Да, – ответил Струан. – Прежде чем ты расскажешь мне о плохих новостях, закрой дверь в ее комнату и дай мне горшок.

Макфей подчинился. С другой стороны двери находилась гостиная, а за ней – спальня, лучшая комната во всем здании, которую обычно оставляли исключительно для тайпана, отца Малкольма. Вчера, по настоянию Малкольма и с ее счастливого согласия, там разместили Анжелику. Тотчас же эта новость разнеслась по всему Поселению, питая слухи и сообщения о том, что их Анжелика стала новой Леди с Лампой. Повсюду заключались пари на тот счет, ухаживала ли она за Струаном только как сестра милосердия, и не было ни одного мужчины, который не хотел бы поменяться с ним местами.

Макфей вздохнул, вспоминая: несколько пьяных оплеух, пара разбитых бутылок, потом обоих драчунов вышвырнули на улицу, но не прошло и часа, как они вползли обратно и были встречены приветственным смехом и шутками. Вчера ночью, перед тем как самому лечь спать, он осторожно заглянул сюда: Малкольм спал, она клевала носом в кресле у его кровати. Он разбудил ее, мягко коснувшись плеча:

– Будет лучше, если вы пойдете ляжете, мисс Анжелика. Он теперь не проснется до утра.

– Да, спасибо, Джейми.

Макфей смотрел, как она в полудреме сладко потянулась всем телом, словно молодая довольная кошечка. Ее волосы рассыпались по обнаженным плечам, талия платья была поднята высоко, и оно падало свободными складками, которые так нравились императрице Жозефине полвека тому назад и которые парижские модельеры опять пытались ввести в моду. Все ее существо пульсировало, напоенное столь притягательной для мужчин жизненной силой. Его собственные апартаменты располагались дальше по коридору. Он долго не мог уснуть в ту ночь.

Струан весь покрылся потом. Усилие, которое ему требовалось сделать, чтобы оправиться, было огромным. И ничтожным был результат этих адских мучений: никакого кала и лишь чуть-чуть мочи с кровью.

– Теперь, Джейми, что там за скверные новости?