– Том?
– А-а… Жан-Люк, что там?
– Скоро снег пойдет.
– Да.
Жан-Люк, узколицый, кареглазый, с крупным галльским носом, был худым, как все пилоты. Каждые шесть месяцев они должны были проходить медосмотр с пристрастием у врачей, для которых избыточный вес не имел оправданий в принципе.
– Кто в нас стрелял?
– Я никого не видел, – пожал плечами Лочарт. – А ты?
– Тоже нет. Надеюсь, какой-нибудь спятивший одиночка. – Жан-Люк в упор посмотрел на него. – В какой-то момент мне показалось, что я снова в Алжире – эти горы от тех не сильно отличаются, – опять в ВВС, опять воюю с феллагами и ФНО[6 - Фронт национального освобождения Алжира.], будь они прокляты! – Он раздавил окурок каблуком. – Побывал я на одной гражданской войне, мало не показалось. Но у меня тогда хоть были бомбы и пулеметы. Не хочется мне оказаться гражданским, который влип еще в одну и которому не на что больше положиться, кроме как на свое умение быстро сматываться.
– Это был просто спятивший одиночка.
– Думаю, Том, нам придется иметь дело с целой прорвой спятивших одиночек. У меня с самого отлета из Франции на душе паршиво. За тот месяц, что нас не было, тут все стало только хуже. Мы-то с тобой на войне побывали, а большинство остальных – нет. Мы беду носом чуем, ты и я, и мой мне говорит, что нам здесь придется очень туго.
– Да нет, ты просто устал.
– Это, конечно, верно. А Энди действительно так оптимистично настроен?
– Очень. Шлет огромный привет, говорит, чтобы не сбавляли обороты!
Жан-Люк рассмеялся, потом подавил зевок:
– Мадонна, до чего же есть хочется. Что там Скот приготовил к нашему возвращению?
– Натянул над ангаром транспарант «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ».
– На ужин, mon vieux. На ужин.
– Скот говорил, он с ребятами из деревни на охоту ходил, так что у него для твоих заботливых рук припасена задняя нога оленя и пара зайцев. Ну и угли для барбекю будут уже готовы.
У Жан-Люка загорелись глаза.
– Хорошо. Послушай, я привез бри, чеснок – целый килограмм, – копченый окорок, анчоусы, лук, потом несколько кило макарон, томатное пюре в банках, и жена дала мне новый рецепт от Джанни из Сен-Жана, эт-то просто что-то невероятное. И вино.
Рот Лочарта наполнился слюной. Кулинария была хобби Жан-Люка, и под настроение он творил у плиты с истинным вдохновением.
– Я понабрал банок со всем, что только пришло в голову, в «Фортнум и Мейсон» и привез виски. Хей, я соскучился по твоей стряпне.
И по твоей компании, подумал он. Когда они встретились в Дубае и пожали друг другу руки, он спросил:
– Как отпуск?
– Я был во Франции, – произнес Жан-Люк с важным видом.
Лочарт тогда позавидовал, как у француза все было просто. Англия ему радости не принесла: погода, еда, отпуск, дети, она, Рождество – все выходило плохо, как он ни старался. Ладно. Я вернулся и скоро буду в Тегеране.
– Ты сегодня готовишь, Жан-Люк?
– Конечно. Как я могу прожить без нормальной пищи?
– Как весь остальной мир живет, – расхохотался Лочарт.
Они наблюдали за Родригесом, который по-прежнему работал не покладая рук. Шум реактивных двигателей стал глуше, лопасти хлестали по нему тугими струями воздуха. Лочарт показал большой палец Скоту Гэваллану, который терпеливо ждал в кабине. Скот в ответ предъявил свой, затем указал на небо. Лочарт кивнул, пожал плечами, потом опять стал наблюдать за Родригесом, понимая, что помочь ничем не может, оставалось только стоически ждать.
– Когда ты отправляешься в Тегеран? – спросил Жан-Люк.
Сердце Лочарта забилось быстрее:
– В воскресенье, если снег не пойдет. У меня отчет для Мак-Ивера и почта для них. Я возьму двести шестой. Завтрашний день уйдет на то, чтобы все проверить. Скот сказал, нам надо подготовиться, чтобы мы в любой момент могли начать полеты в полном объеме.
Жан-Люк уставился на него:
– Насири сказал, в полном объеме?
– Да. – (Насири, сотрудник компании «Иран ойл», государственной монополии, которой принадлежала вся нефть в стране, и на земле и под землей, был их иранским посредником и директором базы; через него они получали все заказы, он же давал разрешения на полеты. «С-Г» работала по контракту с «Иран ойл», проводя воздушную разведку, подвозя людей, припасы и оборудование на нефтяные вышки, разбросанные по всему горному массиву, а также занимаясь эвакуацией пострадавших при неизбежных несчастных случаях и чрезвычайных ситуациях.) – Из-за погоды я сомневаюсь, что мы будем много летать на следующей неделе, но, думаю, на двести шестом я должен суметь выбраться.
– Ага. Тебе понадобится проводник. Я тоже полечу.
– Никак не выйдет, дружище, – рассмеялся Лочарт. – Ты мой заместитель и дежуришь две следующие недели.
– Но я там буду не нужен. На три денька, а? Посмотри на небо, Том. Я должен убедиться, что с нашей квартирой все в порядке. – (В нормальные времена Тегеран был местом базирования для всех пилотов с их семьями; пилоты две недели работали, одну отдыхали. Многие выбирали два месяца работы и месяц отпуска дома, особенно англичане.) – Мне очень важно попасть в Тегеран.
– Я проверю твою квартиру, если хочешь, и, если ты пообещаешь готовить три ужина в неделю, я тебе потихоньку выкрою два дня, когда вернусь. Ты же только что целый месяц отгулял.
– Но то ж дома. Теперь я должен подумать о mon amie[7 - Моя подружка (фр.).]. Она, конечно же, места себе не находит, когда меня в Тегеране нет, измучилась, целый месяц без меня прожила. И говорить нечего. – Жан-Люк наблюдал за Родригесом, потом снова поднял глаза на небо. – Мы можем ждать еще десять минут, Том, потом придется разбивать лагерь, пока еще светло.
– Да.
– Однако, возвращаясь к вещам более важным, Том, по…
– Нет.
– Мадонна, будь же ты французом, а не англосаксом. Целый месяц ведь! Подумай о ее чувствах!
Родригес со щелчком закрепил панель на месте и вытер руки.
– Дуем отсюда ко всем чертям! – крикнул он и забрался в вертолет.
Они быстро последовали за ним. Родригес все еще пристегивал ремень безопасности, чувствуя, как ноют спина и шея, когда они поднялись в воздух и понеслись к своей базе за следующим горным хребтом.
– Ты чего уставился, Эффер? – спросил Родригес, заметив, что Джордон пристально смотрит на него.
– Как же ты залатал этот долбаный маслопровод, приятель? Там же гребаная дырища насквозь.