Пепел Вавилона

– Ну, было то дело с деньгами и Санджрани. И с марсианским премьером, который благополучно попал на Луну, хотя за ним гонялся весь Свободный флот. И еще, как я слышал, мы пытались убить и Фреда Джонсона, и Джеймса Холдена, а оба еще дышат и разгуливают на свободе. Вот я и подумал…

– Что Марко не так непогрешим, как из себя строит? – подсказала Мичо.

Эванс ответил не сразу. Мичо уж решила, что и не ответит.

– Примерно так, – наконец заговорил Эванс. – Только об этом даже думать небезопасно, а?

– Примерно так, – признала Мичо.

Глава 2. Филип

Больше всех на свете он ненавидел Джеймса Холдена.

Миротворца Холдена, ни разу не восстановившего мира. Поборника справедливости Холдена, никогда ничем не пожертвовавшего справедливости. Джеймса Холдена, смешавшего в одну команду марсиан с астерами – с одним астером – и разгуливающего по системе с таким видом, будто он от этого стал лучше других. Нейтрала, стоявшего над схваткой, пока ресурсы внутренних планет выбрасывались на новые тринадцать сотен миров, оставляя астеров на смерть. И, вопреки всем расчетам, не погибшего с «Четземокой».

От Холдена ненамного отставал Фред Джонсон – прижившийся в Поясе землянин, вздумавший говорить от имени астеров. Палач станции Андерсон, сделавший карьеру на убийстве невинных астеров и продолжавший ее, выводя людей на смертельную для них и их культуры орбиту. Этим Джонсон заслужил ненависть и презрение. Но мать Филипа привел к гибели не сам Джонсон, поэтому Холден – Джеймс пинче[1 - Грязное ругательство (исп.) – Здесь и далее примеч. переводчика] Холден – заслужил первый приз.

Не один месяц прошел с тех пор, как Филип разбил кулаки о внутренний люк шлюза, за которым его свихнувшаяся на культе Джонсона мать готовилась выбросить в вакуум себя и Сина. Глупые потери. Ненужные. Он уверял себя, что потому они и причиняют такую боль. Потому что ей незачем было умирать, а она все же выбрала смерть. Он разбил кулаки, пытаясь ее остановить, но ничего не добился. Наоми Нагата предпочла злую смерть в пустоте жизни со своим настоящим народом. Что и доказывало, какую власть забрал над ней Холден. Как глубоко он промыл ей мозги, и как слаба духом была она с самого начала.

Он никому на «Пелле» не признавался, что каждую ночь видит это во сне: запертый люк, уверенность, что за ним скрыто что-то бесценное, – что-то важное, – и жестокое чувство потери от того, что открыть люк невозможно. Знай они, как его это преследует, сочли бы слабаком, а отец не нуждался в людях, не способных делать свое дело. Даже если это его сын. Либо Филип – настоящий астер в Свободном флоте, либо найди себе место на станции и сиди там, как мальчишка. Ему скоро исполнится семнадцать: он уже участвовал в уничтожении землян-угнетателей. Детство осталось в прошлом.

* * *

Станция «Паллада» была из старейших в Поясе. Здесь открывали первые рудники и первые плавильные фабрики. За ними подтянулась и другая промышленность, сложилась индустриальная база. Тем более что использовать устаревшие, не сданные в переплавку дробилки и центрифуги было проще. Привычнее. Палладу так и не раскрутили. Силу тяжести на ней обеспечивала только природная микрогравитация ее массы – два процента земной, полной g. Чуть больше постоянной направляющей дрейфа. Станция раскачивалась вверх-вниз от плоскости эклиптики, словно норовила вытолкнуться из Солнечной системы. Церера и Веста были и больше, и многолюдней, но металл для корабельной обшивки и реакторов, для станций и грузовых контейнеров, для орудий, которыми ощетинились корабли Свободного флота, и для снарядов шел отсюда. Если Ганимед был хлебной житницей Пояса, то Паллада – его кузницей.

Понятно, что Свободный флот в своих странствиях по освобожденной системе не мог миновать станцию с такими ресурсами.

– C’йахаминда, кве? – окликнул капитан порта, выплывая с широкой стороны зала собраний. Зал был астерский: ни столов, ни стульев. Его архитектура почти не делала различий между верхом и низом. Филипу, который долго прожил на кораблях, под гравитацией ускорения, здесь было удобно, как дома. Марсианские проектировщики никогда не добьются такого аутентичного эффекта.

То же относилось и к капитану порта. Долговязый – таких длинных костей не найдешь даже у тех, кто провел детство при низкой и непостоянной силе тяжести. И голова относительно тела больше, чем у Филипа, Марко и Карала. На глазу слепое бельмо: даже фармацевтический коктейль, дающий человеку возможность существовать в невесомости, не спас глазных капилляров. Такому человеку не выжить на планете, даже совсем недолго не продержаться. Дальний конец спектра астерской физиологии. Именно таких призван был защищать и представлять Свободный флот.

И, наверное, именно поэтому он находился в таком смятении, словно его предали.

– А что такое? – Марко пожал ладонями так, словно не видел ничего особенного в просьбе выбросить в космос содержимое складов.

Филип, подражая отцу, вздернул бровь. Карал молча нахмурился, стиснув подлокотник.

– Пер эс эса миндан хой, – отозвался капитан.

– Знаю, что это все, что есть, – ответил Марко. – В том-то и дело. Пока все это здесь, Паллада постоянно будет под прицелом внутряков. Загрузите все в контейнеры и выстрелите ими так, чтобы только мы знали траектории. Мы, когда понадобится, вычислим, где они, и подберем. Так мы мало что выдернем станцию у них из рук – еще и покажем, что здесь пусто, пока они и рук протянуть не успели.

– Пер миндан… – Капитан порта расстроенно заморгал.

– Вам за все заплатят, – вмешался Филип. – Под расписку Свободного флота.

– Хорошо, да, – отозвался капитан, – абер[2 - Но (нем.)]…

Он заморгал вдвое чаще и взглянул мимо Марко, словно адмирал первой боевой единицы астеров плавал на полметра левее. И облизнул губы.

– Абер?.. – передразнил его акцент Марко.

– Расчет вращения треба нойе ганга, а?

– Если понадобятся новые детали, покупай новые. – В голосе Марко прорезался опасный звон.

– Абер… – Капитан порта сглотнул.

– Но вы привыкли закупать их у Земли, – подсказал Марко, – а теперь наши деньги там не в ходу.

Капитан поднял кулак, соглашаясь.

Марко мягко, открыто улыбнулся ему. Сочувственно улыбнулся.

– Там ничьи деньги не в ходу. Отныне. Теперь покупайте у астеров. Только у астеров.

– У астеров не то качество, – проскулил капитан.

– Наши – лучшего качества, – отрезал Марко. – История не стоит на месте, друг мой. Постарайся от нее не отстать. И пакуй все, что есть, для выброса, са-са?

Встретившись с Марко взглядом, капитан порта согласно поднял кулак. А что ему оставалось? Когда все пушки у Марко, самая вежливая его просьба – все равно приказ. Марко толкнулся, слабая гравитация Паллады искривила траекторию его тела. Он остановил себя, зацепившись за скобу рядом с капитаном, – и обнял того. Капитан порта на объятия не ответил. Он затаил дыхание, как будто столкнулся с опасным зверем, который, если не шевелиться, может быть, пройдет мимо.

Переходы и коридоры, ведущие от кабинета капитана к докам, были залатаны древними керамическими пластинами и более новой карбосиликатной пленкой. «Кружевная пленка» – ее производство наладили после того, как протомолекула продвинула химиков на поколения вперед, – отливала радугой, как бензин на воде. Считалось, что она прочнее керамики и титана, тверже и гибче. Сколько она продержится, никто пока не знал, хотя, если верить донесениям с иных миров, вполне могла оказаться на порядок долговечнее создавших ее людей. Если только те правильно ее изготовили. Трудно сказать.

Челнок Паллады уже ждал их. Бастьен пристегнулся в кресле пилота.

– Бист бьен?[3 - [У тебя] хорошо? (астерский сленг, в данном случае смесь немецкого и французского, в оригинале дается без перевода).] – обратился он к Марко, когда тот загерметизировал люк.

– На лучшее я и не надеялся, – ответил тот, оглядывая тесную кабину. Шесть амортизаторов, не считая пилотского поста Бастьена. Карал пристегнулся в одном, Филип – в другом. Но сам Марко еще плавал над полом, рассыпав волосы по плечам. Он вопросительно вздернул подбородок.

– Розенфелд уже на месте, – ответил ему Бастьен. – Три часа как ждет на «Пелле».

– Да что ты? – Наверное, один Филип расслышал жесткую нотку в голосе Марко. Тот скользнул в амортизатор, защелкнул ремни. – Хорошо. Присоединимся к нему.

Бастьен сверился с системой управления портом – скорее по привычке, чем по необходимости. Челнок Марко, капитана «Пеллы» и адмирала Свободного флота, всюду проходил вне очереди. Но Бастьен все же проверил допуск на взлет и еще раз прошелся по контролю герметичности и среды – пожалуй, в десятый раз. Для всякого выросшего в Поясе проверка воздуха, воды и прокладок была естественной, как дыхание. Гены, не обеспечивавшие такой привычки, быстро уходили из генного пула.

Тела потяжелели, когда челнок отчалил. Потом зашипели шарниры разворачивающихся амортизаторов – Бастьен запустил маневровые. Они не набрали и четверти g, но и того хватило, чтобы в считаные минуты добраться до «Пеллы». Прошли шлюз – тот самый, что выбрала для самоубийства Наоми, – и вплыли в привычный воздух «Пеллы».

Розенфелд Гаолян их уже ждал.

Всю жизнь, сколько Филип себя помнил, Пояс означал для него Альянс Внешних Планет, а АВП – самых главных людей. Свой народ. Только повзрослев настолько, чтобы присутствовать при разговорах отца с другими взрослыми, он начал понимать, что АВП глубже и богаче оттенками. Тогда он заменил слово народ на «альянс». Не республика, не объединенные нации и не народ. Альянс. АВП был огромным котлом, в которым складывались, распадались и снова складывались различные группы, кое-как сходившиеся лишь в том, что при всех разногласиях они едины в борьбе с игом внутренних планет. Под флагом АВП существовали разные крупные объединения: станция Тихо под Фредом Джонсоном и Церера под Андерсоном Доузом, каждый со своей милицией; провокаторы-идеологи группы Вольтер; явный криминал Золотой Ветви; отказавшиеся от применения силы попутчики Марртутвы Кулу. На каждую из крупных приходились десятки, если не сотни организаций и ассоциаций поменьше, тайных обществ и взаимовыгодных сообществ. Вместе их свели экономические и военные репрессии со стороны Земли и Марса.

Свободный флот не принадлежал и не собирался принадлежать к АВП. Свободный флот был твердыней нового порядка, сплоченной силой, не зависящей от наличия врага. Он сулил будущее, в котором прежнее ярмо не только сбросят с плеч, но и разобьют.

Что не означало, будто флот свободен от прошлого.

Розенфелд был мелким человечком, даже во флоте умудрившимся остаться разболтанным. Темная, в странных пупырышках кожа, глубоко посаженные глаза. Он носил татуировки с рассеченным кругом АВП и острой, как клинок, V группы Вольтера, легко и светло улыбался и не скрывал постоянной готовности к насилию. Ради него отец Филипа явился на Палладу.

– Марко Инарос, – заговорил, раскрывая объятия, Розенфелд. – Ты смотри, что наделал, койо мис!