Принц Лжи

– А как вообще можно уничтожить душу? – спросил Гвидион. – Я хочу сказать, что мы ведь уже мертвы.

– Есть способы оказаться за пределами смерти, – прошипел самодовольно Дендар. – Но у ваших друзей, коренных жителей города, нет никаких причин искать забвения. Они счастливы своим жребием. Что касается Лживых и Неверных, то Кайрик имеет над их судьбами абсолютную власть. Они не могут исчезнуть, если он того не пожелает. А он только тогда отсылает тени в бездну забвения, когда устает их мучить.

– Давайте поговорим об этом по дороге на болота, хорошо? Не стоит обременять Дендара лишней болтовней. – Потянув одну из паучьих лапок Афа, Пиндикс запрыгал к выходу из пещеры.

– Нет! – пролаял Аф. – Существует договор. Я там был, когда его подписывали. Кайрик лично сказал нам…

Внезапно пещеру заполнил горестный смех.

– И ты ему поверил? – с презрением поинтересовался Гвидион.

Пиндикс и Аф с ненавистью посмотрели на тень воина. Но он продолжал смеяться, и тогда они жестоко избили его, но даже удары и угрозы не могли заставить Быстрохода замолчать.

Выражение беспомощности на волчьей морде Афа подсказало Гвидиону, что у коренных жителей не больше власти, чем у него, что они тоже жертвы Кайрикова безумия. Поняв это, он почувствовал, как его душу покинуло отчаяние и его мыслями завладела одна головокружительная идея: коренные жители и Лживые – братья во проклятии. Так почему бы им не восстать и не освободиться от страданий?

Остановить безумный хохот Гвидиона удалось только Ночному Змию. Он обратил на тень наемника один желтый глаз и произнес?

– О да, дорогой Гвидион, мечтай о свободе. Но помни, там, где обитают мечты, всегда наймется место и кошмарам.

ПОСЛАННИЦА НАДЕЖДЫ

Глава, в которой дочь иллюстратора Бевиса нанимаем новую, правда недолгую, карьеру писаря при Церкви Кайрика.

Ринде принадлежал весь дом, но на самом деле завидовать было нечему. Унылая одноэтажная лачуга примостилась в беднейшей части Зентильской Твердыни среди подпольных борделей, пивных, полуразрушенных хибар беглых рабов и окончательно спившихся, ни на что не годных пьянчуг. В другой стороне такой домишко считался бы проклятым. В стропилах постройки процветали колонии крыс, доски в полу почти совсем прогнили и во многих местах провалились в зловонную жижу. В промозглые дни вроде этого ветер со свистом задувал в стенные щели, обещая долгие месяцы беспощадного холода.

Ринда едва замечала это запустение. В лачуге она старалась проводить как можно меньше времени, используя ее только для ночлега, да иногда она здесь выписывала фальшивые документы беглым рабам или торговцам, желавшим отделаться от вымогателей. Ринда с большой неохотой оставалась работать дома, но с такими просителями, как у нее, другого выбора не было. Клиенты Ринды часто называли своим домом темные подворотни, а сохранить твердость почерка в тех сырых каменных арках было почти невозможно.

Два года назад она отказалась от должности в гильдии писарей, специально чтобы помогать этим беднягам, – отец не прекращал с ней споров по этому поводу, пока она не покинула родное гнездо. Ринда не скучала по отцу. Это был желчный человек, проклинавший свою судьбу. Он никогда не мог понять, почему его дочери нужно помогать другим, что именно придает смысл ее жизни в таком мрачном, холодном месте, как Зентильская Твердыня.

Если Ринда хотела отдохнуть, то сразу вспоминала о тех несчастных, которым приходилось еще хуже, чем ей. Поэтому большую часть времени она и проводила на улицах, помогая, чем можно, угнетенным Твердыни. Иногда это означало найти временный кров для разоренной семьи или выписать фальшивые дорожные документы солдату, дезертировавшему из армии зентиларов. В другие дни она обходила таверны и гостиницы, обучая проституток и мелких воришек чтению и письму.

Этот день она провела на рыночной площади, клянча деньги на взятки. Магов Зентарима, приглядывающих за трущобами, ничуть не волновало, если Ринда помогала одному-двум бежавшим пленникам спуститься вниз по реке Теш. Однако они требовали за свое молчание определенную мзду. Дрожа от холода, Ринда подсчитывала жалкие гроши, которые ей удалось выпросить.

– Не хватает, – вздохнула она и снова пересчитала медяки. – Даже близко не то. Девчонок, задумавших сбежать от мадам Фебруа, ждет беда.

Ринда посмотрела ярко-зелеными глазами на карлика, развалившегося у двери. Он пристроился на шатком стуле, взгромоздив тяжелые ботинки на стол. Одет он был неряшливо, в кожаную куртку и штаны, борода и черная шевелюра с проседью были давно не чесаны. Из-под кустистых бровей выглядывал один серый глаз, а второй был спрятан под коричневой кожаной повязкой, усеянной серебряными заклепками.

– Я слышал, лорд Чесс лил горючие слезы, когда узнал о гибели Лейры, – проговорил карлик, шевеля обвисшими усами, а затем ядовито добавил: – Раздутый мешок дерьма.

– Ходур, ты ведь знаешь, я ненавижу, когда ты делаешь вид, будто меня здесь нет, – рассердилась Ринда. – Если хочешь о чем-то поговорить, то не темни.

Карлик ухмыльнулся:

– Раз так, ладно. Я действительно хочу поговорить, если только ты опять не начнешь зудеть о том, что запасов на зиму почти не осталось, или о том, что зентилары избивают своих пленных, или вообще о Здешней черни. – Он замолк, чтобы яростно почесать под бородой. – Ты самая унылая персона из всех, кого я встречал. Тебе это известно?

Молодая женщина бросила медяки в щербатую чашку.

– Тогда почему ты здесь вечно торчишь?

– А может, мне нравится, когда на меня наводят тоску, – ответил Ходур. – Я всю жизнь слышу, что мы, карлики, по своей природе мелан… хм, мелок… э-э, в общем, невеселый народ. Однажды об этом говорил уличный проповедник, вещавший в «Змеином оке». Он объяснял это тем, что мы обречены. Слишком мало осталось карликов, чтобы продолжать наши войны и ремесла, поэтому у нас нет будущего. – Голос выдал те чувства, которые он хотел скрыть. – А может, мне просто больше нечего делать. Нет работы для камнетеса с такими лопатами, – сказал он, вытянув дрожащие руки. Дрожь в них то прекращалась, то снова начиналась.

Ринда тактично не стала развивать тему. Она поддела одну из немногих целых досок в полу и припрятала чашку, зарыв ее в грязь. Почва мерзко хлюпнула, когда она погрузила в нее свое сокровище.

– Так что насчет этого лорда Чесса?

– Да ничего особенного, – снисходительно буркнул карлик. – Я просто слышал, что он совсем скис, когда Кайрик объявил жрецам Лейры, что их богини больше не существует.

Ринда понимающе улыбнулась:

– Он уже давно перестал быть священнослужителем. Скорее всего, он горевал по банкетам, которых теперь лишился. Последователи Лейры являлись на них в масках, не задавали вопросов и устраивали такие дебоши, что тошно.

– А тебе откуда это знать?

С притворным кокетством Ринда закрыла щеки ладошками:

– Как откуда – мне рассказал один карлик, откуда же еще?

Ходур расхохотался, и его усы заходили ходуном при каждом громком «ха».

– А знаешь, считаться последователем Лейры наверняка сейчас гиблое дело. Я имею в виду, что ходят слухи, будто именно Кайрик ее укокошил, ведь так? И если преданный богине слуга захочет убить себя от отчаяния, то все равно окажется в царстве этого ублюдка с черным сердцем.

– Поосторожнее, – предупредила Ринда. – Никогда не знаешь, кто тебя может услышать.

– Почему так устроено – человеческим богам больше делать нечего, как изводить своих верующих дознаниями или подслушивать с небес, чтобы раздавить любого, кто скажет о них дурное слово? – Карлик сбросил ноги на пол. Стул под ним угрожающе заскрипел. – Тех богов, которым молятся карлики, на этом не подловишь. Морадин и Кланггедин и вся остальная их братия знают, как потратить свое время, – они разбивают армии врагов или оскорбляют Кореллона Ларетиана или прочих бессмертных пьяниц, которых эльфы сделали своими идолами.

– В данном случае меня волнуют не боги, а священники, – сказала Ринда. – И зентилары. Патриарх Миррормейн просил соизволения у лорда Чесса считать любое слово, сказанное против Кайрика или Церкви, предательством. А Чесс такой трус, что готов послать армию, чтобы осуществить желание Миррормейна.

– Маги Зентарима этого не потерпят, – заявил карлик, отмахиваясь дрожащей ручкой. – А ведь это они на самом деле всем здесь заправляют.

Зеленые глаза Ринды стали задумчивыми.

– Нам остается только надеяться, что это все еще так, – пробормотала она. – Они не такие опасные, как люди Кайрика.

– Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу от тебя хоть слово в защиту Черной Сети, – воскликнул Ходур и захлопал в ладоши. – Неужели вселенская правда пробила наконец твою смехотворную броню благих намерений, которую ты сама себе выковала?

– Я вижу, что творится в мире, гораздо лучше, чем ты думаешь, – сказала она. – Но нет ничего дурного в том, чтобы надеяться на будущее. Я…

Громкий стук в дверь прервал речь Ринды и заставил Ходура вскочить из-за стола.

– Открывайте, именем Кайрика, – прогудел бас.

Выругавшись в бороду, карлик помчался в противоположный угол комнаты, где на длинной скамье стояла лампа, и схватил ее.

– Тащи кремень, – прошептал он, плеснув маслом на ближайшую стопку пергаментов.

Ринда усмехнулась и жестом показала ему, чтобы он остановился.

– Будь это патруль, – прошептала она, – они не стали бы стучаться.