Бродяги Севера

Вот к такому-то лесному озеру и привели Ниву его непогрешимый инстинкт и чутье, обострившиеся еще больше благодаря неистовству и реву гнавшегося за ним огня. Мики растерялся совсем; все чувства его смешались; он уже ничего больше не чуял, кроме запаха дыма и огня, и уже слепо и покорно следовал за своим товарищем. Огонь уже подбирался к этому озеру с западной стороны, и вся его поверхность была уже занята живыми существами. Это было небольшое водное пространство, совершенно круглой формы, всего только двести ярдов в диаметре. Почти все оно было занято оленями и лосями, из которых только немногие плавали, все же остальные стояли ногами прямо на дне, высунув головы из воды. Другие существа, с более короткими ногами, бесцельно плавали по воде то туда, то сюда, болтая лапами только для того, чтобы не утонуть. Еще более мелкие животные бегали, ползали и пресмыкались по берегу: тут были маленькие красноглазые горностаи, куницы и выдры, зайцы и даже кроты и целые полчища мышей. Окруженный всеми этими существами, которыми он с удовольствием полакомился бы при других условиях, Нива медленно побрел в воду.

Мики последовал за ним, пока не погрузился наконец до самых плеч. Затем он остановился. Теперь огонь уже был близко, несясь, как скаковая лошадь. Кольцо вокруг озера вдруг сомкнулось, и вслед за этим из ужасающего хаоса мрака, дыма и огня послышались дикие, раздирающие душу крики, жалобное мычание молодого лося, потерявшего свою мать, полный агонии вой волка, испуганная брехня лисицы – и над всем этим визгливые до отвращения крики филинов, лишившихся своего убежища в целом море огня.

Сквозь сгущавшийся с каждой минутой дым и нараставшую жару Нива пустился вплавь и все время звал за собой Мики, который, жалобно повизгивая ему в ответ, барахтался вслед за ним, стараясь плыть так близко от своего большого черного брата, что их морды то и дело касались одна другой. А затем, выбившись окончательно из сил, Мики кончил тем, что взобрался на Ниву целиком и поплыл на нем, как на плоту.

Все озеро было теперь опоясано одной сплошной стеной огня. По смолистым деревьям поднимались языки пламени и взлетали в разгоряченном воздухе на целых пятьдесят футов вверх. Рев пожара был оглушителен. Он подавлял собою всякий звук, который в жестокой агонии и в ужасе смерти издавали погибавшие животные. Жара была невыносима. В течение нескольких минут воздух, который вдыхал в себя Мики, жег его легкие, как огнем. Каждые несколько секунд Нива погружал свою голову в воду, чтобы охладить свой пылающий лоб.

Но пожар так же быстро прошел дальше, как и пришел. Стены леса, который всего только несколько минут тому назад был зелен, как изумруд, теперь стояли обуглившимися, черными и лишенными жизни; а самый гул от пожара уносился вместе с пламенем все дальше и дальше, пока наконец не превратился в замирающий отдаленный ропот.

Все живое робко устремилось к почерневшим и еще дымившимся берегам. Многие из созданий, искавших спасения в озерке, уже погибли. Главным образом это были дикобразы. Все они утонули.

На берегах жара все еще была значительна, и еще целые часы после пожара земля была горяча от тлевшего под пеплом огня. Весь остаток того дня и всю последовавшую за ним ночь ни одно живое существо не уходило далеко от воды. И ни одно из них не решилось утолить свой голод другим. Великая опасность сделала всех зверей ручными.

Наконец незадолго перед рассветом занимавшегося после пожара дня пришло вдруг облегчение. Налетел вдруг проливной дождь, и, когда совсем уже рассвело и сквозь разорванные тучи проглянуло солнце, на озере уже не осталось и признака тех ужасов, которые происходили здесь всего только несколько часов тому назад. Только мертвые тела плавали по его поверхности и валялись по берегам. А все живое вернулось в свои опустошенные пожаром места – и вместе с другими побрели туда же и Нива и Мики.

Глава XXV

После великого пожара Нива сделался вожаком на более или менее долгий срок. Весь доступный ему и Мики мир теперь представлял собою черную и безжизненную пустыню, и если бы Мики был один, то он растерялся бы совсем и не знал бы, в какую сторону ему идти. Будь то лишь местный пожар в небольшом масштабе, он все-таки выбрался бы в конце концов из него и, несмотря на обуглившуюся землю, нашел бы свою тропу ко внешнему миру. Но район горения был необъятных размеров. Пламя пронеслось по огромнейшему пространству, и половине тех существ, которым удалось спастись в речках и озерах, все-таки предстояло теперь погибнуть от голодной смерти.

Но не таков был Нива и вообще вся его порода. Как в нем не было нерешительности в выборе направления и в темпе бегства, так и теперь не было вовсе колебаний в выборе того пути, по которому он рассчитывал выбраться снова к свету. Надо было идти во что бы то ни стало на северо-запад, но только по прямой линии, как по компасу. И когда они добирались до какого-нибудь озера и огибали его, то Нива непременно следовал по берегу, не уклоняясь от него до тех пор, пока наконец они не доходили как раз до той самой точки, которая была диаметрально противоположна их первоначальному отправлению на том берегу озера. А затем они опять-таки устремлялись по прямой линии на северо-запад. Они подвигались вперед неуклонно, не останавливаясь ни днем ни ночью, разве только для того, чтобы немного передохнуть. На шестой день они были уже в целых ста милях от этого озерка, где нашли спасение от догнавшего их пожара.

Перед ними расстилался теперь прекрасный край, со множеством зеленых лесов, обильных озер и рек, и перерезанный тысячами неглубоких оврагов, в которых кишмя кишела дичь. Попав сюда, Мики и Нива целый месяц прожили, точно в обетованной земле, хорошо поправились и снова почувствовали себя счастливыми.

В сентябре они натолкнулись на странный предмет, находившийся у края болота. Сперва было Мики решил, что это – хижина, но странная вещь уступала размерами всем ранее им виденным избушкам. Она была чуть-чуть более той клетки, в которой его держал Лебо. Но сделана она была из тяжелых бревен, которые были срублены так, что их нельзя было сдвинуть с места. Эти бревна были разделены между собою промежутками в шесть – восемь дюймов. Дверца в этот домик была отворена настежь. Из всего этого странного сооружения шел острый запах протухшей рыбы. Мики отвернулся от этого запаха, но Ниву он, видимо, сильно притягивал к себе. По крайней мере он настойчиво продолжал держаться поблизости, несмотря на все усилия Мики оттащить его от этой постройки. Наконец, раздосадованный испорченным вкусом своего товарища, Мики отправился далее один. Тогда, воспользовавшись его отсутствием, Нива просунул в отверстие постройки голову и плечи. Запах рыбы защекотал у него в носу, и его маленькие глазки засверкали. Но, чтобы дотянуться до заветного лакомства, он ступил на какой-то предательский брусок, надавил на него, и тут вдруг раздалось: трах!..

Он метнулся в сторону, подумав, что это был выстрел. На том месте, где он прошел, уже вовсе не было выхода. Нива оказался в плену. Тем не менее он вовсе не волновался, а отнесся к положению довольно хладнокровно, очевидно, полагая, что где-нибудь между бревен найдется достаточно широкое пространство, чтобы он мог через него вылезти наружу. Обнюхав все по порядку, он приступил к уничтожению рыбы. Он до такой степени увлекся своим ароматным завтраком, что даже и не заметил, как из-за кустов вышел какой-то индеец. Он быстро сообразил, в чем дело, повернул назад и тотчас же ушел.

Через полчаса индеец добежал да расчищенного места в лесу, где находились только что отстроенные здания нового поста компании. Он направился прямо к фактору. В устланном мехами «кабинете» какой-то мужчина склонился над женщиной. При виде индейца оба они сконфузились, отскочили друг от друга, и женщина приветливо улыбнулась вошедшему. Какая она была красивая! Глаза ее сияли, а щеки окрашивал легкий румянец. Индеец почувствовал, что в душе у него стало сразу как-то теплее от ее женственного привета.

– Медведь поймался!.. – объявил он. – Но только попался уже взрослый самец! Медвежонка же все еще нет, мадам Нанетта!

Белый человек засмеялся.

– Не везет нам с этим медвежонком! – обратился он к жене. – Оказывается, что поймать его не так-то легко. А я-то так рассчитывал, что попадется именно медвежонок! – И затем, обратившись уже к индейцу, он продолжал: – Придется, Мутаг, нам отпустить медведя на волю. Все равно его шкура теперь никуда не годится. Хочешь, Нанетта, посмотреть на забаву?

Она кивнула головой, и ее легкий смех был напоен радостью жизни.

– Да, я бы посмотрела, – ответила она. – Это, должно быть, очень весело, когда медведь вдруг получает свободу.

Вооружившись топором, Чаллонер взял жену под руку и вышел с нею из складов. Позади них пошел Мутаг, имея наготове заряженную винтовку. Чаллонер посмотрел из-за кустов и затем сделал в ветках отверстие, через которое Нанетта могла бы смотреть на все то, что должно было происходить. Когда она увидела медведя, который теперь уже в волнении ходил из угла в угол по ловушке, то невольно затаила дыхание. Потом она слегка вскрикнула, и Чаллонер почувствовал, как ее пальцы вдруг цепко впились в его руку. И прежде, чем он успел понять, что она собиралась сделать, она уже выскочила из-за кустов и бросилась к ловушке.

У самой бревенчатой тюрьмы Нивы, верный своему товарищу в час опасности, лежал Мики. Он так измучился от бесплодного копания земли под бревнами, что даже и не почувствовал запаха от людей и не услышал их шагов, пока наконец не увидал, что сама Нанетта стоит в каких-нибудь двадцати шагах от него. Сердце в нем екнуло, и что-то подступило ему к самому горлу. Он облизнулся, как будто бы для того, чтобы отделаться от этого подкатившего ему к горлу комка, потом пристально всмотрелся. А затем вдруг с плаксивым визгом бросился к Нанетте. Громко вскрикнув, Чаллонер тоже выскочил из-за кустарника и поднял над головой топор. Но раньше, чем топор успел опуститься, Мики был уже в объятиях у Нанетты. Тогда Чаллонер швырнул топор на землю и, полный изумления, воскликнул:

– Мики!

Глядя на все это, Мутаг широко раскрыл от удивления рот и вдруг увидел, что и мужчина и женщина затеяли с этим странным и диким на вид зверем, которого, по его мнению, следовало бы тут же на месте и убить, какую-то невероятную возню. О медведе они совсем и позабыли. И Мики в дикой радости от того, что наконец-то нашел тех, кого так любил, и сам тоже позабыл о своем друге. Нужно было особенно сильное «уф!» со стороны самого Нивы, чтобы обратить на себя общее внимание. С быстротой молнии Мики бросился к западне и стал обнюхивать просунувшуюся между двух бревен морду Нивы. Усиленно виляя хвостом, он старался дать медведю понять о том, что так неожиданно случилось.

Медленно, с одной только мыслью о том, как бы не случилось чего-нибудь неожиданного, Чаллонер приблизился к ловушке. В это время Нива высунул между бревен свой коричневый нос и… Мики любовно лизнул его языком. Чаллонер протянул руку к Нанетте, и когда та подошла к нему поближе, то он только безмолвно указал ей на обоих.

А потом он ей сказал:

– Это тот самый медвежонок, Нанетта, – помнишь? – тот самый, о котором я тебе говорил. Все это время они держались вместе, – с тех самых пор, как я, полтора года тому назад, убил медведицу и связал обоих одной веревкой. Теперь я понимаю, почему Мики тогда от нас сбежал, когда мы жили еще в твоей избушке. Оказывается, что он тогда вернулся к этому самому медведю!

* * *

Если вы теперь направитесь к северу от озера Лепас и пустите свою лодку вниз по Крысьей реке или через пороги Берри, а оттуда прогребете и снизитесь по течению Оленьей реки до восточного берега Оленьего озера, то вы доберетесь в конце концов до реки Кокрейны и поста под названием Форт озера Бэн. Это одна из самых красивых местностей на всем Дальнем Севере. Триста индейцев, метисов и французов приходят к озеру Бэн торговать своими мехами. Из всех них не найдется ни одного человека – будь то мужчина, женщина или ребенок, – который бы не знал повести о «ручном медведе озера Бэн».

На медведе надет металлический ошейник, и он водит компанию с большой собакой, которая теперь, впрочем, порядком разжирела и никуда далеко от поста не уходит. Во всей той округе есть неписаный закон, согласно которому никто не имеет права причинять медведю вред и вообще расставлять на медведей ловушки ближе, чем в пяти милях от построек компании. Медведь же никогда не заходит за эти пределы; а когда наступают зимние холода и медведь погружается в свою долгую зимнюю спячку, то перед тем, как заснуть, он заползает в глубокую, длинную яму, которая вырыта специально для него под одним из зданий компании. Вместе с ним там проводит ночи и Мики.