Сейчас нельзя было и помышлять о возвращении домой. Через час спустится ночь и соединит свою темноту с мраком ложбины. На ближайшем удобном месте Род сделал привал, сбросил на землю мешок и расположился под защитой нависшего над ним утеса.
Глава XIII. Сон Родерика
А пока наш юный авантюрист подкреплял свои силы, расположившись под небом, усеянным звездами, узенькая полоска которого едва виднелась над тесной ложбиной, безмолвный холод все крепче и крепче окутывал его.
Шорох дикого ночного бродяги, скользившего по краю пропасти, дрожью отозвался на его нервах. Не потому, что Родерику было страшно. Он гнал от себя страх. Но в этих местах, где не ступала до него нога человека – разве только полвека тому назад, – не у него одного содрогнулось бы сердце.
Чтобы прогнать от себя все мрачные мысли, он стал смеяться нарочно громко. Но эхо точно зло издевалось над ним, отбрасывая смех обратно, и он дробью рассыпался, ударяясь о скалы. Это был не смех, а какой-то жуткий призрак смеха, и Род перестал смеяться и ближе подсел к огню.
Юноша не питал преувеличенной веры в сверхъестественные силы. Но разве здесь не казалось все чудесным? Несмотря на усталость, он не мог заснуть. Он тщетно старался отогнать от себя видение двух скелетов, тех самых, что нашел в старой лачуге. Он думал, что эти скелеты еще в то время, когда они были живыми людьми, за много лет до его рождения, вот так же, как и он, топтали дно этой ложбины, пили из этого же потока, взбирались на эти же скалы, быть может, на этом же самом месте устроили привал. Подобно ему, они прислушивались к жуткой тишине, грелись у колыхающегося пламени своего костра, тени которого играли на этих же самых стенах. И то, чего он еще не нашел, они нашли: золото здесь!
Тоска, душившая Рода, стала до такой степени мучительной, что если бы взмахом волшебной палочки можно было перенестись здравым и невредимым обратно к своим спутникам, у него не хватило бы мужества сказать сейчас: «Нет, я остаюсь».
Он продолжал прислушиваться, и вдруг далеко позади себя услышал крик, жалобный, как призыв о помощи:
– Алло… алло… алло!
Точно перекликались человеческие голоса. Но Род знал, что так кричит, пробуждаясь от сна, «филин-человек», как его назвал Ваби. Эхо посылало ему этот призыв, повторяя и множа его, точно хор призрачных голосов шептал ему на ухо, прорезая ночную тьму: – Алло… алло… алло!
Мальчик в смущении взялся за ружье, положил его на колени. Лучшего подкрепления и не надо было. Он гладил ружье рукой, ему страшно хотелось побеседовать с его стальным дулом. Только те, кто углубляется в чащу тайги, могут понять, что значит там доброе ружье для человека. Это верный друг во всякое время дня и ночи, всегда послушный тому, кто им владеет, доставляющий ему пищу и посылающий смерть его врагам. Это верный сторожевой пес, который никогда не предаст. Это верный хранитель спящего. Таким было ружье и для Рода. Он ласкал его своей рукавицей, как друга, от дула до приклада, и хотя решил провести всю ночь без сна, но под конец все-таки заснул, прижимая его к своей груди.
Для сна он устроился очень плохо: он не то сидел, не то лежал, скорчившись, ноги были протянуты к огню, голова упиралась в грудь подбородком. Сон Рода был чрезвычайно тревожен, его страхи воплощались в сновидениях. Временами он говорил во сне, и тогда с его уст срывались непонятные речи. Он то вскакивал, точно просыпаясь, то вновь успокаивался, но все время судорожно сжимал ружье.
Его видения, казалось, принимали все более и более определенные формы. Он видел себя идущим обратно по проложенным следам и возвращающимся в старую лачугу. Он был один. Окно было широко раскрыто, но дверь была наглухо забита, как в тот день, когда оба его товарища и он сам впервые открыли ее.
Он приближался к ней осторожно. Когда подходил к окошку, услышал шум внутри лачуги… странный шум, как будто лязг костей.
Шаг за шагом он продвигался ближе и вот заглянул. Ужасное зрелище, которое представилось ему, приковало его к месту! Два громадных скелета бились в смертной схватке. Он слышал лязг ударявшихся друг о друга костей: «клик, клик, клик». Видел, как между костями их пальцев сверкали лезвия их ножей, и понял, что они бились за обладание предметом, который лежал на столе. Они уже почти настигали его, то один, то другой, попеременно, и все-таки ни один, ни другой не мог овладеть им.
Лязг костей становился все сильней, бой ожесточеннее. Ножи поднимались и опускались, не зная отдыха. И вдруг наступил момент, когда один из скелетов откинулся назад и тяжело рухнул на пол.
Скелет-победитель зашатался на своих берцовых костях и, с трудом удерживая равновесие, качаясь из стороны в сторону, добрался до стола и схватил своими костями таинственный предмет.
Спотыкаясь, он сделал несколько шагов, прислонился к стене лачуги, победным жестом высоко подняв в воздух этот предмет, и тут Род увидел, что то был свиток из березовой коры.
В этот момент в костре потухла головешка с таким треском, что он казался выстрелом из небольшого револьвера. Род вскочил, точно вскинутый пружиной, широко раскрыв глаза и дрожа всем телом.
Какой страшный сон! Он подобрал под себя затекшие ноги, поправил огонь, не выпуская из рук ружья. Да, действительно, страшный сон! Он оглянулся вокруг себя: ночь и утесы – его тюрьма, но воспоминание о жутком сне не оставляло его. И он не переставал повторять:
– Какой страшный сон! Страшный… да, страшный.
Когда успокоился его взволнованный мозг, он опять остановился у костра и смотрел в пламя, которое снова весело разгоралось. Тепло и свет огня приободрили его. Он заметил, что весь был покрыт потом. Снял свою каскетку, провел рукою по волосам, погладил лоб – все было влажно.
Затем, уже более хладнокровно, стал восстанавливать в памяти отдельные моменты своих сновидений.
Они появлялись перед ним не один за другим, как это бывает обыкновенно. Нет, тут сразу, с внезапностью ружейного выстрела, встал перед его глазами свиток из березовой коры, который один из скелетов держал в своей костлявой руке. И почти в тот же миг появилось другое воспоминание. Когда его спутники и он зарывали оба скелета, один из них действительно держал в руке кусок березовой коры.
Так не хранит ли этот берестяной свиток тайну потерянного рудника? Не бились ли эти люди и не нашли ли они свою смерть, стараясь завладеть именно этим свитком, а не мешочком из оленьей кожи?
Родерик в одно мгновение забыл и свое одиночество и свой нервный страх. Он думал только о «ключе» к этой тайне, который так неожиданно вручил ему сон. Ваби и Мукоки видели, как и он, березовую кору в руках скелета. Но и они точно так же не обратили на нее внимания. Все думали, что это просто какая-нибудь стружка, которую во время схватки судорожно сжала рука одного из бойцов, когда они, вцепившись друг в друга, катались по земле.
Род вспомнил теперь, что в лачуге не было больше коры. Между тем, если бы эти люди запаслись березовыми дровами для топки своей печи, кора валялась бы по полу. Сон, по-видимому, не обманывал его.
Он продолжал поддерживать огонь, с нетерпением ожидая наступления дня. В четыре часа утра, еще темной ночью, он сварил себе завтрак и упаковал свой мешок, готовясь в обратный путь. Потом выждал, когда над ложбиной появилась узкая полоса света, бледным лучом пробилась вниз и едва-едва обозначила очертания окутанных темной тенью предметов.
Род больше не медлил, он пошел вчерашней тропой в обратную сторону. Он следовал по ней с тою же осторожностью, как и раньше, всматриваясь в скалы и снег. Когда Род шел сюда, он встретил признаки зверя. Сейчас он мог бы открыть их столько же, если не больше.
День быстро нарастал, просачиваясь смутным полусветом в мрак ложбины. Род ускорял свой шаг. Он рассчитал, что достигнет стоянки к двенадцати часам, если не задержат его какие-либо новые открытия. Он и его товарищи могли бы сегодня же приступить к откапыванию скелетов. Если березовый свиток действительно хранит тайну утерянного золота, было бы целесообразно вернуться в ложбину прежде, чем сильный снегопад заполнит ее снегом и сделает неприступной.
В том месте, где Род убил серебристую лисицу, он приостановился на мгновение. Он старался припомнить, как выходят из своих нор лисицы, парами или в одиночку, и пожалел, что не осведомился на этот счет у Ваби и Мукоки. Он видел отчетливо на некотором расстоянии от себя лисью нору в скале, откуда показалась голова лисы, и любопытство толкнуло его сделать крюк и подойти к этому месту.
Каково же было его удивление, когда рядом с лисьим следом он обнаружил отпечаток пары лыж!
Кто-то был здесь после его прохода и лисьего бега. Следы лыж действительно заметали следы лисьих лапок. Кто же этот неизвестный? Ваби и Мукоки, пустившиеся в путь за ним? Но в таком случае как же они не встретились? Он тщательнее осмотрел след. Он отличался и длиной своей и шириной как от следа лыж Ваби и Мукоки, так и от его собственных. Этот след мог принадлежать только чужому человеку.
А этот чужой человек застал его здесь или нет? Мальчик не сводил глаз с дороги и держал ружье на изготовку. Он продолжал идти по этой новой тропе, сделав так ярдов сто. Здесь незнакомец остановился, как заключил Род по утоптанному снегу. Несомненно, чтобы прислушаться и его выследить.
Во всяком случае, отсюда путь незнакомца сворачивал в сторону тропы, проложенной белым юношей, соединялся с ним и окончательно с ним сливался.
Род не сомневался уже более, что один из этих злополучных вунгов прошел здесь. Быть может, индеец находится в засаде, за скалой, готовый подстрелить его. Но выход оставался только один – продолжать свой путь. И Род принял именно это решение.
Следы лыж снова раздваивались. Лыжи незнакомца взяли курс налево, в сторону узкой щели, зиявшей в скалистой стене. С ружьем на изготовку, Род последовал туда же. Велико же было его удивление, когда он понял, что щель эта продолжалась и в скале, превращалась там как бы в настоящую расщелину, шириной около четырех футов, и круто поднималась до самой вершины горного хребта, окаймлявшего ложбину. Незнакомец прошел здесь и взобрался по расщелине, сняв предварительно лыжи.
Это обстоятельство было некоторым утешением для Рода. Через эту почти невидимую расщелину неведомый враг удалился, не думая уже о нем.
Но все эти таинственные появления и исчезновения объявленных вне закона индейцев в такой близости от их стоянки внушали в конце концов тревогу. Вопреки оптимизму Ваби и Мукоки, Род не мог не признать, что внезапные и странные передвижения индейцев не поддавались объяснению. У Рода был проницательный ум, весьма интуитивный, умевший строить логические выводы на основании даже таких фактов, которые не приобрели еще полной очевидности.
Для него не было сомнений. Краснокожие знали об их присутствии в старой лачуге. И если они ни разу не показались, если они ни разу не испортили и не унесли их капканов, то тем больше оснований их опасаться.
Тем не менее Род, может быть ошибочно, решил оставить эти подозрения при себе. Он искренне думал, что Ваби и Мукоки, благодаря своему воспитанию, были лучше подготовлены к истолкованию подобных фактов и более компетентны в законах, обычаях и опасностях тайги.
Глава XIV. Тайна скелета
Незадолго до полудня Родерик появился в котловине, где на берегу маленького озера находилась старая хижина. Он был в веселом настроении, так как, за отсутствием золота, нес из ложбины в своем мешке весьма почтенное, хотя и небольшое состояние: шкуру серебристой лисицы. Груз не давил его плечи, и он заранее радовался, каким сюрпризом для Мукоки и Ваби будет его добыча.
Приближаясь к хижине, он нарочно принял вид человека усталого и вконец разочарованного. Это ему удалось, несмотря на тайное желание смеяться от радости. Ваби, поджидая его на пороге, встретил его с насмешливой улыбкой, а Мукоки приветствовал его знакомым нам кудахтаньем.
– Ага, вот и наш Род! – закричал Ваби, смерив его с ног до головы. – Не будете ли так любезны, дорогой друг, немедленно же показать нам ваше пресловутое сокровище?
Но несмотря на эти насмешки, на лице Ваби можно было прочитать, что возвращение товарища было большою для него радостью.
Род жестом отчаяния скинул на землю свой мешок и грузно упал на скамью, как будто совершенно изнемогая.
– Будьте любезны, Ваби, развяжите этот пакет. Я очень устал, умираю от голода.
Ваби, поверив ему, перестал смеяться и проникся к нему жалостью.
– Охотно верю вам, Род. Видно по лицу, как вы устали и, по-видимому, действительно проголодались до смерти. Эй, Муки, изжарь-ка ему бифштекс, только поживее.