Беззвездный Венец

У него за спиной раздался крик.

Вздрогнув, Райф огляделся по сторонам. Он был вором, поэтому первым его стремлением было спрятаться. И Райф последовал этому порыву. Поспешно выбравшись из скорлупы, он нырнул за груду кусков известняка слева от нее. Камни оказались на удивление теплыми, даже горячими. Тем не менее Райф втиснулся между глыбой и стеной. Бросив взгляд на яйцо, он увидел, что известняк, обрамляющий скорлупу, почернел и обуглился. Райф прикоснулся к поверхности рукой. Его убежище находилось совсем рядом с яйцом, и он смог дотянуться до изгиба медной скорлупы. Его ладонь не ощутила исходящего от металла тепла. Райф осторожно прикоснулся к холодной меди кончиком пальца, затем всей рукой, подтверждая свою догадку.

«Сплошные странности».

Ладонью Райф ощутил слабую дрожь. Его внимание привлекли новые крики, донесшиеся сверху склона. Там проход озарился огнями двух десятков ламп и факелов. Прозвучали резкие команды. Огни начали спускаться по осыпи. Дрожь яйца под ладонью Райфа затихла. Даже слабое свечение погасло, сменившись темнотой.

Из своего укрытия Райф больше не мог заглянуть внутрь скорлупы.

Тем не менее он мысленно представил себе бронзовое изваяние в стеклянной нише. Райф готов был поклясться, что оно откликнулось на его голос, подняв веки. Он покачал головой, прогоняя из головы подобную чушь.

«Всего лишь игра света».

Плотной группой поисковый отряд спускался вниз по камнепаду. Пробыв столько времени в полумраке, Райф вынужден был щуриться, глядя на яркий свет их ламп и пылающих факелов. Сжавшись в комок, он забился в тень. Но все внимание, похоже, было приковано к яйцу. Никто не искал Райфа, беглого каторжника, как тот сперва опасался. В спешке эти люди не заметили красноречивые следы его пребывания.

Возглавляли шествие двое мускулистых надзирателей, облаченных в синие плащи с капюшонами, с короткими хлыстами на поясе. Они держали высоко над головой лампы. За ними двигалась горстка рабов-рудокопов. Некоторые несли горящие факелы, но у всех за спиной были привязаны кирки и заступы.

Но именно при виде последнего члена группы Райф едва не вскрикнул от изумления. Расталкивая остальных, этот человек выдвинулся вперед. Он был значительно выше ростом и более худой, чем все остальные. Его серебристо-белые волосы, заплетенные в косички, были завязаны петлей у него на шее. Он был в длинной серой рясе с откинутым капюшоном. Его глаза обрамляла черная вытатуированная полоса. Говорили, это должно изображать повязку на глазах, знак способности таких людей видеть то, к чему остальные были слепы. Его грудь была перехвачена наискось широким кожаным ремнем, утыканным железными заклепками, с нашитыми квадратными бляхами, каждая с высеченным на ней символом.

Райф распластался еще ниже.

Никто из закованных в кандалы рудокопов не смел даже поднять взгляд на этого человека.

Да и как такое было возможно?

Это был сам святой Исповедник.

«Не может быть!»

Райф лишь краем уха слышал слухи об этой тайной секте. Ее члены редко показывались на людях. Утверждалось, что возраст многих Исповедников – сто лет и больше, хотя тот, который сейчас стоял перед Райфом, на вид был старше его лишь на один-два десятка лет.

– Стойте здесь! – приказал Исповедник, приближаясь в одиночку к яйцу, погрузившемуся в темноту.

Надзиратели застыли по краям, а рудокопы испуганно переступали с ноги на ногу, гремя кандалами.

Исповедник вошел в скорлупу без лампы, светильника или факела. Однако внутри тотчас же вспыхнули странные огни. Прозвучало негромкое пение – затем раздался нечеловеческий пронзительный крик, от которого у Райфа заныли зубы. Все те, кто находился снаружи, отпрянули назад и заткнули уши.

Поскольку ладонь Райфа по-прежнему лежала на медной скорлупе, он ощутил, как металл на мгновение задрожал – после чего снова успокоился.

Из яйца появилось облачко белого дыма, наполненного едким запахом алхимикалий. Надзиратели и заключенные-рудокопы отпрянули назад. Из пелены появился Исповедник. Его лицо оставалось непроницаемым, однако на лбу высыпали бисеринки пота.

Он подошел к одному из надзирателей, в котором Райф теперь узнал главного маэструма каменоломен.

– Пусть твои люди извлекут изваяние из яйца и идут со мной. – Выделенные татуировкой глаза затвердели. – И пусть будут поосторожнее!

– Твоя воля для нас закон! – заверил его маэструм.

Прежде чем уйти, Исповедник шагнул к нему. Следующие его слова предназначались только для ушей маэструма, но Райф услышал их из своего укрытия.

– Потом не должно остаться никого из тех, кто узнал правду.

Исповедник бросил взгляд на скованных каторжников.

Склонив голову, маэструм положил руку на рукоятку кривого кинжала в ножнах на поясе.

– Все будет сделано как надо.

Райф забился в свою щель, сбитый с толку, но уверенный в одном.

«Меня не должно здесь быть!»

* * *

К тому времени как бронзовую богиню извлекли из разбитой скорлупы и втащили по коварному камнепаду, колени у Райфа ныли от долгого сидения на корточках. Потребовалось шесть заключенных, по три с каждой стороны, чтобы поднять изваяние до входа в штрек. Исповедник шел рядом, маэструм замыкал шествие с хлыстом в руке.

Второй надзиратель остался внизу охранять медное яйцо и его тайны. Райф презрительно усмехнулся. Он слишком хорошо знал надзирателя Маскина, чей путевод и лежал в его кармане. Надзиратель получал огромное наслаждение, отсекая заключенным пальцы в наказание за кражу и прижигая обрубки дымящейся головешкой. Заключенному, который в конце концов сознался – хотя на самом деле он оговорил себя, – Маскин перерезал горло.

Райф чувствовал в кармане тяжесть путевода. Хотя совершенная им кража повлекла за собой страдания других заключенных, он не чувствовал своей вины в их муках и смерти. Такое суровое наказание не соответствовало мелкому преступлению. Даже здесь, в каменоломнях. Райф по-прежнему хотел думать, что Маскин просто решит, что где-то забыл свой путевод или потерял его. Он никак не предполагал, что надзиратель станет с наслаждением причинять боль, клеймя тех, кто в его власти.

Из своего укрытия Райф проследил, как в штреке наверху исчезли огоньки, один за другим, и мир снова ужался до одинокого пятнышка света от лампы Маскина на земле. Надзиратель расхаживал взад и вперед перед яйцом, определенно не радуясь тому, что его оставили здесь, особенно после того как вокруг сгустились тени. По его испуганным взглядам и тому, как он вздрагивал, услышав шорох осыпавшегося песка или стук упавшего камешка, чувствовалось, что Маскин не меньше Райфа страдает от темноты.

Райф дожидался своего шанса.

Ему не пришлось долго ждать.

Напряжение, охватившее надзирателя, передалось его мочевому пузырю. Характерными свидетельствами этого явилось нарастающее беспокойство: тот то и дело хватался за причинное место. Наконец Маскин выругался вслух и подошел к стене подальше от яйца. Кряхтя, он расстегнул штаны.

Дождавшись плеска струи и стона облегчения, Райф выскользнул из-за камней и со всей скрытностью, выработанной за долгие годы воровского ремесла, подкрался к надзирателю сзади. Ни разу не звякнув кандалами, он остановился за спиной у Маскина.

Его взгляд не отрывался от кинжала в ножнах на поясе у надзирателя.

«Надо поторопиться!» – подбадривал себя Райф.

И все же он медлил. Ему еще никогда не приходилось убивать человека. Однако он понимал, что сейчас только смерть Маскина принесет ему спасение. Нельзя было рисковать тем, что крик заставит остальных вернуться.

Сглотнув комок в горле, Райф протянул руку.

И как раз в этот момент у него за спиной раздался шорох. Ручеек камней скатился по осыпи. Вздрогнув, Маскин резко обернулся. Его струя шумно плеснулась, затем еще раз, когда он увидел стоящего за спиной Райфа.

Надзиратель потянулся за хлыстом, а Райф бросился к его кинжалу. Оба успели завладеть оружием. Маскин побагровел от ярости, его грудь вздулась, готовая издать крик. Райф понял, что нельзя терять ни мгновения. Проворный и стремительный, он набросился на своего противника. Маскин, все еще ошеломленный, попытался остановить его, но тщетно. Райф вонзил лезвие ему в горло. Острие вышло с противоположной стороны шеи.

Сделав свое дело, Райф отскочил назад.

Выронив хлыст, Маскин вскинул руки к торчащему в горле кинжалу и рухнул на колени. У него изо рта вырвался хрип, перешедший в кровавое бульканье. В выпученных глазах мелькнуло удивление, а также понимание того, что это конец.

Охваченный дрожью, Райф попятился назад.

– П… прости, – пробормотал он.