Гладь воды не нарушала даже легчайшая рябь, но она знала, что Элвис там. Матерый аллигатор прожил на ферме дольше, чем любой из них; он один из первоначальных обитателей пруда для разведения, находившегося здесь, когда папочка только-только купил землю. А поскольку отловили его на воле, точного возраста Элвиса не знал никто, но команда биологов оценила возраст лет в тридцать. Ученые приезжали взять образцы крови у обитателей пруда. Очевидно, белок, обнаруженный в крови аллигаторов, может дать начало многообещающему новому поколению антибиотиков, убивающих даже резистентные супермикробы.
Но даже биологи не пытались подступиться к Элвису, достигающему восемнадцати футов в длину и весящему порядком свыше полутонны. С Элвисом не связывается никто. Пережив свой продуктивный возраст, теперь он владеет всем прудом безраздельно и предпочитает, чтобы так оно и оставалось.
Он явно избалован.
Поставив блюдо рядом, Стелла опустилась на конце доски на корточки. Взяв одну окровавленную тушку, вытянула руку над водой. Кровь с негромкими всплесками закапала в воду, поднимая миниатюрную рябь, разбегающуюся кругами.
Стелла замерла, но долго дожидаться ей не пришлось.
С дальней стороны пруда возникла новая рябь, расходящаяся треугольником, нацеленным на Стеллу. Виднелся лишь самый кончик рыла аллигатора, плавно скользивший к ней – неспешно, но решительно. Позади небольшие водовороты отмечали удары массивного хвоста Элвиса, по-прежнему скрывающегося под водой. Именно этим движением, почти сексуальными извивами тела, аллигатор и заслужил свое прозвище.
– Ну же, Элвис! Не всю же ночь мне ждать, – тряхнула Стелла курицей.
И тут он исчез, словно это требование его отпугнуло. На глади воды не осталось ни морщинки. Стелла напружинилась. Какое-то движение, пойманное уголком глаза, привлекло ее внимание к противоположному берегу пруда. Нечто яркое, замеченное лишь мельком, скользнуло через лес, отразив лунный свет, а затем снова исчезло во тьме. Стелла вгляделась туда, уже начиная сомневаться, что вообще что-то видела. В болотном краю ходит масса баек о призраках, обычно из-за свечения болотного газа, который каджуны называют feu follet, то бишь «сумасбродный огонь».
Но это не болотный газ.
Стелла с прищуром вглядывалась, напрягая и зрение, и слух, – а затем вода прямо под ней вдруг изверглась фонтаном, взмыв вверх вместе с полутонной мышц в бронированной оболочке. Массивные разинутые челюсти, унизанные иззубренными желтыми зубами, протянулись к ней – достаточно близко, чтобы Стелла могла наклониться и похлопать чудище по носу.
Элвис мог бы выпрыгнуть из воды куда выше, оторвав от нее даже задние ноги. Стелла бросила курицу в эту разверстую пасть, захлопнувшуюся с отчетливым щелчком. Сила тяжести взяла свое, снова увлекая Элвиса вниз. Тяжело плюхнувшись, он ушел под воду вместе со своим трофеем.
Стелла бросила в воду еще двух кур. Обычно, чтобы привлечь аллигатора к корму, требуется какое-нибудь движение, но Элвис привык к кормлению с рук. Он выловит две других тушки, когда вздумается. Помня просьбу отца, четвертую курицу она оставила на блюде.
Покончив с кормлением, Стелла подхватила блюда и повернулась, чтобы уйти, но калитку загородил какой-то крупный силуэт. Вздрогнув от испуга, она попятилась на шаг, едва не свалившись с конца доски.
Но это оказался один из наемников папочки, вооруженный дробовиком армейского образца двенадцатого калибра. Закинув ружье за спину, он прислонился к столбику калитки.
– Кормишь зверюгу, а? Гляжу, у тя тама лишняя кура.
Говоривший переместился, попав под свет фонаря. Лет на десять старше ее, здоровенный, прямо бык, вот только опустившийся до свинского состояния. Нахлобученная на голову грязная стетсоновская шляпа почти не в силах скрыть его сальные космы грязно-бурых волос. Держа в уголке губ зубочистку, он говорил лишь половиной рта, положив руку на толстую поясную пряжку в виде бычьих рогов.
Насупившись, Стелла двинулась к калитке.
– А разве тебе не надо патрулировать? Папочка платит тебе за это.
Тот оперся ладонью о бедро, совершенно загородив ей выход.
– Будь славной девочкой, ступай в дом да поджарь мне эту куру, лапуля.
Он облапал ее взглядом с головы до ног, словно интересовала его не только курица. В душе Стеллы всколыхнулось омерзение, но сдобренное толикой страха. И вдруг она остро ощутила, в каком шатком оказалась положении – не только из-за откровенного наряда, но и в буквальном смысле на этой хлипкой доске.
Да притом этот человек достаточно хорошо ей знаком, чтобы внушать страх. Гарленд Чейз – более известный в здешних краях как Гар, потому что жутко похож на гара, мерзкую змееподобную щуку, сущий бич окружающих болот, – сын шерифа, а в уезде Пасквамиш всякому известно, что папуля сквозь пальцы смотрит на не вполне законные махинации сыночка, включая рэкет. Отец Стеллы добровольно выплачивает ежемесячные взносы в «фонд сирот полицейских», отправляющиеся прямиком в карман этой задницы.
– Мой папаша платит тебе за ночной дозор уйму денег, – отрезала она. – Мог бы прихватить собственный ужин.
С напускной отвагой, которой вовсе не чувствовала, Стелла гордо выпрямилась и направилась к калитке. Еще не хватало позволить ему запугать себя. Гар отступил, но лишь на шаг. Девушка попыталась протиснуться мимо него, но в последний момент он снова перекрыл ей путь толстой ручищей и наклонился к ней. Стелла почуяла дыхание, разившее спиртным.
– Чё за дела? Лесби, чё, готовить не умеют? – спросил он. – Или стряпает токо твоя подружка? Те настоящего мужика не хватает… шоб научил тя на задних лапках бегать, как положено доброй жене.
В мгновение ока ее страх обратился в ярость.
– Да я лучше с Элвисом трахнусь!
Мужлан набычился, его жирные губы расплылись в ухмылке.
– Мож, я и кину тя туда, шоб попробовала. В болотах несчастья бывают что ни день.
Стелла понимала, что это не пустая угроза. С него станется. Гар со своими корешами уже устраивали подобные несчастные случаи. Именно по этой причине ее папочка всегда платит дань вовремя.
Она оттолкнула его руку, но Гар не отстранился, устремив на нее гнусный, зверский взгляд.
И в этот миг поднялся крик – громкий, визгливый, полный ужаса.
Оба обернулись.
Он доносился от лагеря бойскаутов.
Глава 14
Лорна сидела в полном одиночестве на баке пограничного катера, плавно скользившего по узкой протоке, обрамленной древними кипарисами. Негромкий рокот двигателя убаюкивал ее. Она и не догадывалась, что так устала, пока не выпала минутка передышки. И сейчас наслаждалась отдыхом, глядя на раскинувшиеся вокруг пейзажи байю.
В полумиле слышался более надрывный вой двух аэроглиссеров, ушедших вперед. Их прожекторы мелькали во тьме, как блуждающие огоньки. Поближе среди ветвей мерцали светлячки, выписывая над протокой замысловатые узоры, будто в предостережение.
Лорна вслушивалась в дыхание болота вокруг. Плеск воды среди корней кипарисов, перешептывание листьев в долетающем океанском бризе – и все это под неумолчное кваканье лягушек-быков, крики сов, ультразвуковые писки охотящихся летучих мышей. А за всем этим ощущалось дремотное бытование вне времени, некая первобытная сущность, осколок изначального Эдема.
– Проголодалась?
От этого вопроса она прямо подскочила, совсем забывшись, с головой уйдя в собственные раздумья. Лорна выпрямилась, учуяв разлившийся в воздухе дивный пряный аромат, резкой нотой пробившийся сквозь затхлый болотный дух.
Подошедший Джек держал каску под мышкой одной руки, а в другой – пластиковую миску.
– Раковое гамбо[26 - Гамбо – традиционное блюдо луизианской кухни, густой суп из мяса или морепродуктов с овощами, по консистенции напоминающий гуляш. Окра, она же бамия, или дамские пальчики, – овощная культура, часто использующаяся в рецепте гамбо.]. Надеюсь, тебе нравится окра.
– Какая же была бы я южанка, если б она мне не нравилась?
Лорна с благодарностью приняла миску, с удивлением обнаружив, что в супе плавает пара кусков pain perdu[27 - Французский тост (фр.).]. Мать делала их каждое воскресное утро, замачивая черствый хлеб на ночь в молоке с корицей, а после поджаривая на сковородке. Аромат разносился по всему дому. Она бы никогда не подала pain perdu с гамбо.
Лорна с сомнением подцепила тост ложкой.
– Рецепт моей grand-mеre[28 - Бабушка (фр.).]. Попробуй, – проговорил Джек с угадывающейся в голосе усмешкой.
Лорна отведала кусок размокшего хлеба.
– О, боже… – и поневоле прикрыла глаза, едва не сомлев от сочетания горячего гамбо и сладости корицы.
– Мы, каджуны, знаем толк в стряпне, – ухмылка из его голоса перекочевала на губы.
Пока Лорна прокладывала ложкой путь ко дну миски, Джек присел рядом. Поначалу они молча сидели бок о бок, но мало-помалу молчание стало неуютным. Слишком уж много недосказанного оставалось между ними, зловещие призраки прошлого во мраке и безмолвии болот обрели плоть, сгрудившись вокруг.