Белый бобер

Возраст. Вначале делается знак, обозначающий зиму; потрясти сжатым кулаком перед грудью. Потом обозначить количество зим. Десять обозначается сжиманием и разжиманием кулаков обеих рук одновременно, а поднятые пальцы обозначают число меньше десяти.

Знаки, обозначающие глаголы, столь же выразительны, как знаки для одушевленных и неодушевленных предметов. Например:

Любовь. Поднести к груди сжатые кулаки и медленно развести руки в стороны.

Ненависть. Поднести к груди сжатый кулак правой руки, потом резко выпрямить руку и одновременно разжать кулак.

Но я уже достаточно рассказал о знаках, чтобы вы поняли, как они с их помощью выражают свои чувства. Я должен продолжить свой рассказ.

Однажды утром, вскоре после рассвета, глашатай вождя обежал лагерь, громко крича о том, что четыре больших стада бизонов пасутся рядом с лагерем, и что охота начнется немедленно. Он назвал и кланы, из которых должны были состоять четыре группы охотников, и мы, принадлежащие к Одиноким Едокам, узнали, что нам предстоит присоединиться к Маленьким Накидкам, Жарящим Спинной Жир и Черным Входным Пологам, и что нас поведет сам Большой Озеро.

Ха! Как же все кинулись за лошадьми, услышав объявление глашатая!

Глава

III

Большая охота на бизонов

Все быстрые скакуны для охоты на бизонов были привязаны в лагере, и на рассвете, как обычно, молодые табунщики погнали свои табуны с равнины вниз в долину. Теперь, пока охотники торопливо седлали своих любимых скакунов, женщины собирали спокойных верховых лошадей, вьючных и для травуа[2 - Распространенная у индейцев равнин конная волокуша (перев)], чтобы последовать за охотниками и помочь освежевать туши и привезти в лагерь мясо и шкуры.

Я как-то видел картину одного известного художника, который изобразил индейца, гонящегося за бизоном, одетого в полный военный наряд, в том числе разрисованную и украшенную полосками меха и скальпов рубашку и развивающийся военный головной убор из орлиных хвостовых перьев. Увы тебе, правда! Почему он не изобразил это так, как это описано в этих печатных словах? Никогда индейцы так не одеваются, отправляясь охотиться на бизонов; их красивые военные наряды надеваются только в торжественных случаях –военных танцах, религиозных танцах, заключении мирного договора и, если позволяло время, при столкновениях с врагами.

Пока я смотрел на все приготовления к этой охоте, моей первой охоте на бизонов, то заметил, что, хотя некоторые охотники одеты в леггинсы и рубахи, на многих из них только набедренные повязки и мокасины, и ни на ком нет кожаной или меховой накидки. Более того, все они были на неоседланных лошадях, а в качестве уздечки использовали веревку, сплетенную из сыромятной кожи или волос, обвязанную вокруг нижней челюсти лошади. Анри предупредил моего отца и меня отказаться от седла, потому что, если лошадь упадет с нами вместе, можно получить серьезную травму от луки седла.

Мы оба возразили, что недостаточно опытны, чтобы ездить на неоседланной лошади, на что он ответил:

– Ну так и стоит вам участвовать в охоте! Вам вполне хватит развлечения, если вы просто на нее посмотрите.

В первый раз я оседлал моего черного охотничьего скакуна, подарок Не Бегуна. Я обнаружил, что характер у него спокойный и добрый. Он был послушен и легко дал себя взнуздать. Вместе с Анри, Антуаном и Не Бегуном я присоединился к охотникам, собравшимся перед вигвамом Большого Озера, и вскоре тот вышел, оседлал сильную серую лошадь и вместе с одним из молодых разведчиков, обнаруживших стада, повел нас вниз по долине. Три других отряда, ведомые другими разведчиками, направились к тем стадам, которые предназначались для них. Едва мы оставили лагерь, как моя почти-сестра, Какатотсиаки, присоединилась к нам на большой гнедой лошади. Не Бегун начал ее ругать, но она только улыбнулась ему, не забывая управлять своей нетерпеливо фыркающей, с горящими глазами лошадью. Антуан пересказал мне, о чем они говорили.

– Почему ты здесь? – спросил Не Бегун. – Твое место сзади, вместе с женщинами!

– Я пойду к ним, когда придет время работать над вашей добычей. Можешь не бояться, что я не сделаю того, что положено! – ответила она.

– Ты не должна попусту тратить силы гнедой охотничьей лошади нашего отца! – сказал ей Не Бегун.

– Отец сказал, что я могу взять его и поехать с вами. Брат, разве ты не хочешь, чтобы твоя сестра немного развлеклась? Подумай только, как много я для тебя делаю; я шью и чиню твои мокасины, готовлю тебе пищу! Ты должен быть рад, что я воспользовалась случаем проехаться на быстрой лошади и последовать за тобой во время охоты.

– Я и радуюсь! Забудь о том, что я возражал! Мне стыдно, что я тебе это говорил! – ответил Не Бегун, и оба радостно улыбнулись.

Наш отряд насчитывал примерно две сотни человек. Я сразу заметил, что все они были вооружены луками со стрелами, а не ружьями, которые, как я знал, у них были, и спросил об этом Антуана.

– По очень простой причине, – ответил он. – Три или четыре стрелы можно выпустить за то время, которое требуется, чтобы зарядить ружье и надеть капсюль, а на близком расстоянии стрела столь же смертоносна, как пуля. К тому же пули и порох обходятся этим людям недешево, и они стараются их сберечь; у каждого должен быть хороший их запас на случай встречи с врагом.

– А кто их враг? – спросил мой отец.

– Кто их враги? – улыбнулся Антуан. – Вороны, сиу, асинибойны, кри, и некоторые племена, живущие по ту сторону гор. Весьма вероятно, что мы в свое время встретимся с одним из их военных отрядов!

Слова нашего друга заставили меня призадуматься. Я задумался – что мне делать, если я встречу один из таких военных отрядов? Неприятный холодок пробежал по моей спине. Я стал отгонять эти мысли.

Мы двигались неспешной рысью вниз по долине на протяжении примерно трех миль, через красивые рощи хлопковых деревьев и по полянам, поросшим высокой травой, на которых тут и там попадались кусты шиповника и шалфея, и наконец приблизились к устью глубокого широкого оврага, входившего в долину с севера. Когда мы к нему приблизились, другие разведчики спустились навстречу нам с края равнины и недолго поговорили с нашими предводителями – Большим Озером, Безумным Пером и другими.

Мы были сзади и не слышали, о чем они говорили, но скоро все двинулись по мягкой земле извилистого ущелья, теперь уже не рысью, а шагом. Пройдя так полмили или больше, несколько раз останавливаясь, чтобы разведчики смогли осмотреть равнину, мы узнали, что сейчас находимся рядом со стадом. Продолжая путь, мы поднимались выше и выше к уровню равнины, и во время последней остановки уже почти могли ее видеть. В этот раз, когда вернулись разведчики, вниз по линии передали по цепочке, что мы находимся у самого края стада, и что должны быть готовы напасть на него. Мы развернули своих лошадей к восточному склону оврага, все охотники достали из висевших за спиной колчанов луки и по несколько стрел и, когда Большой Озеро махнул высоко поднятым луком, рванулись вперед.

Когда мы преодолели небольшой подъем, моим глазам открылось то, что я посчитал самым величественным зрелищем из всего ранее виденного – стадо примерно в две тысячи бизонов, расположившееся на волнистой равнине; некоторые из них лежали, другие паслись, некоторые, похоже, спали стоя; часть животных оказалась так близко, что я мог видеть их глубоко сидящие глаза, поблескивавшие сквозь волнистую шерсть на голове. Мы оказались среди них прежде, чем они опомнились от растерянности и с удивительной быстротой пустились бежать на восток, собравшись при этом в компактную массу. Их копыта стучали по земле, издавая звук, похожий на гром, и поднимали долго не оседающее облако мягкой, белесой пыли. В воздухе стоял сильный запах шалфея и шиповника, кусты которых они раздавили по пути.

Антуан и Анри предупредили нас с отцом, чтобы мы держались подальше от охотников – просто с некоторого расстояния смотрели на то, как они убивают свою добычу. Хотя я и намеревался так поступить, но выполнит этого указания не смог: как только моя отлично обученная лошадь увидела бизонов, остановить ее для меня было не проще, чем остановить одного из бегущих передо мной бизонов, схватив его за хвост. «Бизоньи скакуны» любили погоню не меньше самих охотников, сидящих на их спинах. Всадник должен был только направить лошадь к понравившемуся ему животному, и теперь она напрягала все силы, чтобы оказаться рядом с ним.

Когда я оказался в гуще погони, то увидел развернувшийся отряд наших охотников, которые гнались за своей добычей; их заплетенные в косы волосы развевались на ветру, глаза горели от возбуждения, на их возбужденных лицах застыло выражение мрачного удовлетворения, когда они вгоняли стрелу за стрелой в жизненно важные места коров. Стрелы направлялись в место прямо за ребрами, и проникали прямо в сердце и легкие. Другим местом для смертельного выстрела были почки. В этом случае стрела пронзала позвоночник бизона, и животное сразу падало – иногда с такой силой, что переворачивалось через голову, прежде чем удариться об землю.

Не Бегун, который был прямо передо мной, был тем, за кем я решил следовать; он прокладывал мне путь в густой массе стада – животные расходились вправо и влево от нас, пока мы скакали, и смыкались за нами, пытаясь избежать встречи с теми из нашего отряда, у кого лошади были не такими быстрыми. В этом и был главный риск такой охоты: если лошадь упадет и сбросит всадника, он наверняка будет растоптан массой бегущих за ним животных. Такая судьба ждала не только всадника, но и его лошадь, если только ей не удавалось немедленно подняться и продолжить бег. Даже и в этом случае было более чем вероятно, что она могла стать жертвой острых рогов бизонов, потому что лошадь без всадника они не боялись.

Глядя на моих друзей, пускающих стрелы в коров, я так увлекся этим представлением, что сам забыл, для чего я здесь, пока моя лошадь не вытянула голову и не укусила за горб молодую корову сбоку от меня, к которой сама и приблизилась. Тогда я взял ружье, навел его на ребра коровы и выстрелил, и тут же увидел, как кровь хлынула у нее из ноздрей и рта густой пузырящейся струей; таким был, как я позднее узнал, результат выстрела в легкие.

Ха! этот мой первый – и успешный – выстрел пробудил во мне жажду крови, когда я увидел, что животной начало спотыкаться, а потом упало.

– Я убил бизона! Убил бизона! – крикнул я, с трудом слыша собственный голос в грохоте, который выбивали из твердой сухой земли восемь тысяч копыт! Я отпустил уздечку и начал перезаряжать ружье, и уже по своей воле моя лошадь поднесла меня к боку другой коровы. Три раза я сыпал порцию пороха из пороховницы в ладонь и каждый раз терял его при попытке засыпать в дуло ружья. При четвертой попытке я смог все же засыпать порох в ствол, а потом – каким же я был глупцом – достал пулю и пыж из кармана куртки, потом короткий стартер из твердого дерева и забил пулю в ствол. Потом я воспользовался шомполом, чтобы опустить пулю до пороха. А вот что я должен был сделать – как делают это все охотники при погоне за бизонами: просто вслед за порохом закинуть в ствол пулю без пыжа, пару раз толкнуть ее шомполом, чтобы убедиться, что она на месте, а потом, держа ружье стволом вверх, надеть капсюль, и теперь можно было снова стрелять; следовало опустить ствол, прицелиться и быстро спустить курок, пока пуля не выкатилась из ствола.

Так вот, я достал шомпол и был готов вставить его в ствол, когда вдруг почувствовал, как что-то сильно прижало мою левую ногу, и увидел, что мы вместе с лошадью поднимаемся в воздух. Я посмотрел вниз, и вот те на! Большая корова, рядом с которой мы слишком близко оказались, спятила от страха и гнева, сунула свою голову под мою лошадь, прямо за передними ногами, и пыталась убрать нас со своего пути! Лошадь делала отчаянные попытки освободиться, перескочив через голову бизонихи, и ей это удалось бы, если бы один из ее рогов не застрял под подпругой седла. Это остановило ее так резко, что я упал на землю, и, пока я падал, подпруга лопнула, и седло отлетело и ударило меня по голове, едва не лишив чувств!

Я упал, растянувшись на животе. Дышал я с трудом, голова кружилась, но я все же смог найти в себе силы подняться на ноги и отыскать свое ружье. Я увидел, что моя лошадь вскочила и побежала, волоча уздечку, и почти моментально бизоны сомкнулись за ней, отрезав ее от меня. Я мог только отбиваться своим ружьем от потока животных, бегущих с обеих сторон от меня.

– Я пропал! Меня затопчут насмерть! – сказал я про себя.

Едва я об этом подумал, как услышал крик. Я повернулся и в облаке густой клубящейся пыли, висевшей в воздухе, увидел мою почти-сестру, которая прорывалась ко мне, изо всех сил подгоняя лошадь. Я рванулся к ней и схватился за кончик ее узды, и она оторвала меня от земли, так что теперь я был почти свободен. Если бы узда не была привязана к ее нижней челюсти, она бы осталась у меня; но так она смогла меня вытащить, хотя самой ей было очень больно. Лошадь вертелась, гарцевала, фыркала и дрожала, девушка взяла у меня мое ружье, и я смог с первой попытки сесть у нее за спиной, обхватив ее за талию левой рукой, и забрал у нее ружье.

Мы поскакали дальше. Я оглянулся назад и увидел позади нас огромную массу бизонов, и тут и там всадников, пускавших в них стрелы. Мы двигались, если так можно сказать, в маленьком движущемся оазисе в море пыльных, косматых, увенчанных острыми рогами голов и могучих горбов. Мы двигались все медленнее и медленнее, и бизоны за нашей спиной расходились вправо и влево от нас, чтобы не столкнуться с нами, поскольку они бежали быстрее. Мне казалось, что так прошли часы, хотя на деле с того мгновения, как я оказался за спиной девушки, не прошло и пяти минут. Я продолжал оставаться за спиной девушки, когда последние бизоны стада обогнали нас, и теперь мы были свободны. Наша лошадь охотно остановилась. Я сполз с нее, проковылял к ближайшей бизоньей туше и сел на нее. Женщина-Звезда спешилась и тоже села рядом со мной.

Кровь струилась по моей щеке из раны, которую седло оставило у меня на виске; она сорвала несколько листьев с растущих в прерии трав, растерла их и наложила эту кашицу на рану. Мне сразу стало легче. Я встал и посмотрел на убегающее стадо. Несколько охотников, чьи лошади были более выносливыми, продолжали их преследовать. Я повернулся и посмотрел назад; по всему пройденному нам пути равнина была покрыта мертвыми и ранеными бизонами, которых было несколько сотен. Раненые – раны которых были слишком тяжелыми или болезненными, чтобы они могли уйти далеко, собирались в маленький группы, испытывая друг к другу некую симпатию в ожидании ожидавшей их суровой судьбы. Охотники, рассеявшиеся во время охоты, приближались к таким группам и прекращали их мучения выпущенными едва не в упор стрелами. До последнего большие быки – и даже коровы – пытались выпрямится и напасть на всадников, или по крайней мере повернуться к ним головой. А потом, когда в них вонзалась последняя стрела, они стояли, истекая кровью, и только потом начинали пошатываться и наконец падали с ужасным стуком, потому что касались земли уже мертвыми. Умирающие бизоны, особенно крупные старые быки, представляли собой действительно величественное зрелище.

Отдельно от групп возвращающихся охотников мой отец, Анри и Антуан теперь приблизились к нам, а потом и Не Бегун, который вел мою лошадь, по груди которой все еще текла кровь из раны, нанесенной ей коровой. Когда мы с моей почти-сестрой объяснили на наших языках, что со мной было, мой отец пришел в сильное возбуждение, и когда наш рассказ закончился, он начал ругать меня и объявил, что никогда более не позволит мне участвовать в погоне за бизонами.

– Эй! Эй! Будь рассудительнее, – сказал ему Анри. – В том, что случилось, моя вина. Я должен был сказать юноше о том, как правильно перезаряжать ружье, и о том, что он не должен позволять лошади приближаться к бизонам.

– В любом случае это опасное занятие, эта погоня за бизонами, и я не желаю, чтобы мой сын еще раз принимал в ней участие, – сказал отец. – Сам я никогда в такой погоне участия не приму!

– Ха-ха! – засмеялся Антуан. – Именно это я сказал себе после первой погони. Но и вы поступите, как мы, как мы все. Мы все говорили, что больше в погоне участвовать не будем; что просто пойдем вместе с охотниками и посмотрим, как они преследуют бизонов. Но, как только погоня начинается, мы оказываемся не в силах сопротивляться и следуем за остальными, и понимаем, что мы правильно поступаем, когда выбираем жирных коров и валим их, пока наши лошади в состоянии бежать!

– Может, вы и правы, – сказал отец после недолгого раздумья. – Должен признаться, я сам едва с ума не сходил от возбуждения во время этой погони! Я и не думал о том, насколько это опасно. И я убил трех бизонов! Неплохо для новичка, не так ли?

– Я убил одного! – воскликнул я, – и хочу пойти и освежевать его, как только найду седло и шомпол.

Седло искать не пришлось: один из охотников тут же его привез, и Анри починил его подпругу. Я положил седло на лошадь Женщины-Звезды и мы вдвоем отправились на поиски шомпола, и скоро его нашли. Потом мы направились к моей добыче и освежевали ее. Я был самым счастливым юношей, когда вонзил свой нож в первого убитого мною бизона!

Женщины охотников теперь рассеялись вдоль линии, по которой проходила погоня, и как они начали болтать, смеяться и петь, пока свежевали и разделывали туши! Я удивлялся тому, как быстро они свежевали коров и нарезали их мясо на порции, которые можно было погрузить на травуа или вьючных лошадей. Через три часа после окончания погони все мы отправились в лагерь и прибыли туда вскоре после полудня. Другие группы охотников тоже получили богатую добычу.

Едва мясо было доставлено к вигвамам, женщины начали резать его на тонкие ломти, чтобы высушить, развешивая их на ремнях и поднятых шестах для травуа, а иногда просто на соседних кустах, пока, как я издали увидел, весь большой лагерь не стал казаться красным в лучах заходящего солнца. И какими счастливыми были все! До глубокой ночи, пока я не ложился спать, и еще неизвестно, сколько времени после этого, слышались крики, которыми соседей звали на пир, на танцы или на игры. Сотни барабанов отбивали ритм для танцующих и поющих, и, чтобы не отставать от них, несколько тысяч находившихся в лагере собак затянули свою песню, которую подтянули волки и койоты, окружившие лагерь широким концом с наступлением ночи.