Корпорация IMAGEN

Он наклонился вперед. Она даже не представляла, что он способен так широко распахнуть глаза. Сама того не желая, Кэсси сделала противоположное движение – откинулась на спинку стула.

– Ладно, – согласилась она, – может, и так.

– Но это же меняет дело! Ты так не думаешь?

– Каким образом? Не вижу, как.

– Ну, как же ты не понимаешь… это же может означать, что мы были ни при чем; мы не виноваты. Если нас больше, достаточно много, это может означать, что Игра Воображения вызывает привыкание. Она небезопасна или… или недостаточно отрегулирована. Можно подать на компанию в суд!

Она почувствовала, что закрывается, отстраняется. Должно быть, он заметил это состояние по ее лицу.

– Что? Что такого я сказал?

На мгновение она потеряла дар речи. Обида снова захлестнула ее. Ему-то чего судиться? Что он потерял? У него свой дом, своя карьера, свое будущее… Он не понимал. А она не стала ничего объяснять. Есть вещи, которых она не могла, не хотела касаться, которые все еще лелеяла где-то в глубине души, а ему не нужны подробности. Но необходимо, чтобы он знал, как ему повезло.

Кэсси сделала глоток воды.

– Слушай. – И она рассказала ему.

Игра Воображения: она видела тот светящийся логотип в последний раз. Двигаясь по вестибюлю словно во сне, вырванная из реального мира, неуверенная в происходящем. Они отправили ее домой, хотя она и не была больна. Просто устала. Сильно устала. Сотрудники службы безопасности – Дэйв держал ее за левую руку, Джастин – за правую, – отвели ее через главный выход на парковку. Ждали, когда она уедет, но у нее не получалось завести машину, и она не могла смотреть прямо и вообще была не в порядке, поэтому они вызвали ей такси и дождались, пока пришла машина и она села в нее.

От мертвого сна, который длился день, ночь и второй день, ее пробудил звонок в дверь. На лестничной площадке стояли три сотрудника компании: Лиэнн, директор кадровой службы, Ксав, директор операционного отдела, и юрист. Пройдя в квартиру, они сели на диван и стулья и заговорили, не глядя ей в глаза, словно никогда и не были с ней знакомы. Говорили, что произойдет, если она не подпишет бумаги, которые юрист достала из портфеля. Распишитесь здесь. Фамилия, имя полностью и дата. И еще раз: здесь и здесь. Все еще слишком уставшая, с затуманенным сознанием, ничего не понимающая. Казалось, ее мозг пульсировал в черепе, и каждая его клеточка взывала к миру, умоляя перестроиться в мягкое, теплое, доброе.

Позже – через неделю или две – она перечитала уже с пониманием подписанные бумаги. Настоящим договорились о нижеследующем… Она больше не должна работать с новейшими технологиями. Не должна иметь контакты с бывшими коллегами. Не должна ни с кем общаться по поводу Игры Воображения и IMAGEN. Без ущерба для любых других прав или средств правовой защиты, которые могут быть у любой из Сторон, работник признает и соглашается с тем, что: а) причинение ущерба не должно являться адекватным средством правовой защиты в случае нарушения любого из положений настоящего соглашения; б) компания IMAGEN и, соответственно, любая другая дочерняя компания IMAGEN имеют право на судебный запрет, конкретное исполнение и любое другое справедливое возмещение ущерба за любую угрозу нарушения или фактическое нарушение положений настоящего соглашения работником; в) для обеспечения исполнения настоящего соглашения не требуется никаких специальных доказательств ущерба.

У нее вычли бонусы за весь год и аннулировали ее зарплату за последний месяц. Теперь-то она понимает и знает, – хотя и не сказала об этом Льюису, – что заслуженно. Точно так же, как никто не стал бы жалеть наркомана, укравшего что-то у семьи, никто не должен жалеть и ее. Спросите ее сестру, спросите Мэг. Кэсси заслужила все это, и даже больше. Заслужила невозможность своевременной оплаты жилья, вынужденные кредиты по грабительским ставкам у первого попавшегося кредитора, кто вообще согласился дать ей взаймы, и в итоге потерю квартиры. Заслужила выселение на окраину города – в комнатушку в трехкомнатной квартире, некогда принадлежавшей муниципалитету, а теперь разделенной на четыре части и кишащей тараканами.

И ничто из этого даже близко не стояло рядом с тем, что она действительно потеряла.

Закончив рассказ, она подошла к раковине и наполнила стакан водой. И залпом осушила его.

– А у тебя, – она указала стаканом в сторону Льюиса, – все осталось по-прежнему. Поэтому… извини, но я не понимаю, зачем тебе подавать в суд.

Несколько секунд он сидел притихший. Видимо, сначала хотел что-то возразить, но передумал. Его лицо, его нижняя челюсть казались напряженными, но, когда он заговорил, голос звучал спокойно:

– Понимаю, ты права. Формально права. Но, Кэсси, мы же не живем формально. Я тоже кое-что потерял, возможно, что-то другое. Хорошо, вот послушай, что я думаю об этом. Дело не в деньгах. И не в компенсации. Речь идет о власти. Верно? Если бы у нас был на них компромат, например, подтвержденная информация, которую они предпочли бы держать в секрете от общественности, тогда у нас появился бы шанс торговаться.

– Торговаться… о чем?

– Вот ты чего хочешь? Они забрали твое будущее. Разве ты не хочешь его вернуть?

Она ничего не ответила. Только крепко сжала свой пустой стакан.

Не глядя на нее, Льюис вытер пятнышко на столе и продолжил тереть, даже когда оно исчезло.

– Им бы пришлось отстать от нас, – заметил он.

В ее груди вдруг возникло что-то слишком большое. Оно уперлось в ее грудную клетку, в горло. Вот и все. О чем это было, о чем он говорил.

– Нет, – сказала она быстро и громко, прежде чем в голове промелькнула мысль: «Промолчи!»

Льюис поднял голову, и в его глазах чернела тоска, то самое желание, что свернулось и у нее внутри.

– Отстали бы от нас настолько, насколько мы захотели бы. У них не было бы выхода.

Ей нельзя. Ей нельзя даже думать об этом. Она снова повторила: нет. Затем поставила стакан на сушилку для посуды и вышла из комнаты.

В ванной, открыв кран, Кэсси рассматривала себя в зеркало. Вспоминала, с каким выражением лица Джейк наблюдал их совместный уход после собрания, и беспокойство, от которого у него на лбу появились морщины. Некоторые люди саботируют сами себя. А некоторые тянут с собой вниз и других.

Она должна уйти. Удалить данные Льюиса. Блокировать любые контакты.

Ее отражение в зеркале затуманилось, от горячей воды поднимался пар. Вот ведь неуклюжий пес! Да что он вообще знает! В любую минуту он мог бы постучать в дверь ванной, спросить, все ли с ней в порядке, не сказал ли он чего лишнего. Но снаружи не доносилось ни звука. Она выключила краны, открыла задвижку. Ничего-то он не знает, но чувствует, когда нужно отступить.

Он все еще сидел на кухне, там, где она его оставила, и первое, что она услышала от него, было извинение.

Она остановилась у двери.

– Я не хочу об этом говорить.

– Да нет же. Я все понял. Извини. Обещаю заткнуться. – Он жестом показал, как застегивает рот на воображаемую молнию.

– Понимаешь, они могут потребовать от меня возмещения убытков всего лишь за то, что я говорила об этом.

– Ладно. Не буду…

– Могут привлечь меня к уголовной ответственности. Могут засудить. Могут…

– Кэсси. Тсс. Я понял. – Он рискнул чуть-чуть улыбнуться. Потом снова стал серьезным. – Ты что, собралась уходить?

– Наверное, да.

– Не надо. – Он наклонил ее отставленную тарелку с остывшей пастой. – Пропустишь завтрак.

* * *

Позже, в гостиной, они сидели на диване, и он обнимал ее за плечи. Старались не говорить об Игре Воображения, но все равно говорили.

– Знаешь, я действительно помню тот день, когда у меня стало получаться. День, когда реальность, созданная моим воображением, заиграла всеми красками. Сначала подумала, что, наверное, какое-то обновление. Но все было… не похоже на разницу в техническом аспекте, не похоже на обновление графики, это было другое. Ярче, но менее четко. Как у импрессионистов, что ли? Иногда путанно, как бывает во сне. Но, когда я говорю, что все стало более реальным, именно это и имею в виду: все чувства обострились и стали точнее, что ли. Я чувствовала более точно. Не знаю, говорит ли это о чем-нибудь тебе?

Конечно, думать снова и снова о том, что произошло, ее заставляло и кое-что другое. Там был Алан. Но вдаваться в подробности не хотелось. Да и Льюис, похоже, понял, что она имеет в виду. Она почувствовала, как он кивнул: щетина задела ее волосы.

– Наверное, у меня случился прорыв. Знаешь, люди иногда говорят: «У вас хорошее воображение», будто это просто еще одно качество, как, например, быть левшой или рыжим. Но не так пассивно и не в Игре. Ведь там все происходит осознанно, правильно? Я имею в виду, что решения принимаются осознанно и постоянно. Например, я собираюсь лететь: я делаю воздух сухим или влажным, выбираю, будет ветер или нет. Или я отправилась в путь солнечным днем, а теперь хочу, чтобы была ночь, причем ясная ночь, с луной и множеством звезд, но летняя, чтобы моей кожи касался теплый воздух, и все это одновременно. Все эти детали – варианты выбора. Для создания действительно качественной Игры Воображения требуются определенные усилия. Если все время практикуешься, похоже, в какой-то момент начинаешь действовать инстинктивно. Это ощущается, как… раз – и получилось, что хотелось. Именно такое со мной и случилось. И разница между «прежде» и «теперь» заключалась в эмоциональном аспекте, как и все остальное. Два часа каждый вечер – яркая часть моего дня, а остальное время я будто находилась в ожидании. Будто моя жизнь останавливалась. Ничто другое не имело значения, по сравнению с Игрой Воображения. Я даже перестала встречаться с друзьями, стараясь выделить для нее достаточно времени. Но тогда я еще справлялась. У тебя было также?

– Очень похоже. Все случилось, когда приемник перестал принимать сигналы разъединения. Именно тогда все вышло из-под контроля. И не сразу, а постепенно. Сначала я и не заметил, но потом вдруг до меня дошло, что сеанс длится два часа двадцать минут, а следующий – почти три часа… Время сеанса продолжало увеличиваться. Понятное дело, надо было сообщить, но я побоялся, что они сделают как прежде, поэтому никому и не сказал ни слова.

Она слегка отстранилась и улыбнулась ему:

– Извини, я опять много болтаю. Я не собирался говорить об этом.