Ложь, которую мы произносим

– Пожалуйста. Выбери какое-нибудь.

Он покачал головой, но рассмеялся:

– Хорошо. Два.

– Это правильный ответ! – Мое сердце пело. Это был знак. Так и должно было быть.

В ту ночь мне снились обычные кошмары. Хлопают двери. Кричат люди. Не хватает воздуха…

Но вместо того чтобы проснуться в холодном поту, я смутно осознавала, что кто-то говорит мне: «Все хорошо».

Когда проснулась утром, Тома уже не было.

На его стороне стояла бутылка зеленой жидкости для мытья посуды с запиской. Очень четкие заглавные буквы, все одного размера:

«Я НЕ ХОТЕЛ БУДИТЬ ТЕБЯ, ЧТОБЫ УЗНАТЬ НОМЕР ТВОЕГО МОБИЛЬНОГО. НО УВИДИМСЯ НА ЗАНЯТИЯХ НА ТОЙ НЕДЕЛЕ. СПАСИБО ЗА УЖИН. Я НАДЕЮСЬ, В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ ТЫ ПОЗВОЛИШЬ УГОСТИТЬ ТЕБЯ».

И хотя Том Уилкинс во многих отношениях был моей полной противоположностью – причем настолько, что и сам не представлял, – я с нетерпением ждала встречи.

* * *

Дождь уже перестал.

Ночь черна.

Ни одной звезды.

Это хорошо.

Сложнее нас заметить.

Не поднимай голову, говорю я себе.

Иди быстро.

Не опоздай.

Глава 3. Том

Цифры – которые всегда были единственной константой в моей жизни – мучили меня целую неделю после вегетарианского ризотто. Они отсчитывали сами себя в моей голове.

«Шесть дней и двенадцать часов, и я снова увижу Сару-с-солнечной-улыбкой».

«Шесть дней и пять часов».

От фактов – которые всегда были моими друзьями – голова шла кругом.

«Она не в твоем вкусе».

«У вас нет ничего общего».

«Я хочу переспать с ней».

«От ее улыбки я свечусь изнутри».

«Она курит марихуану».

Я со школы был против наркотиков. И с тех же пор поклялся поступать правильно. Этот принцип относился не только к наркотикам, но и к жизни в целом. Я должен был держать себя в руках. Иначе мог бы совершить еще одну ужасную ошибку.

Так и к чему же мне такая женщина, как Сара Винсент?

– Ты втрескался, Уилкинс, – ответил Хьюго, когда я рассказал ему. Он был моим лучшим другом. Или, точнее, единственным другом. Наша дружба началась в восемь лет, когда во всей школе только он не стал дразнить меня из-за глаза. И потом, конечно, было еще кое-что. То, о чем мы никогда не говорили.

Хьюго и Оливия пригласили меня поужинать, но моя младшая крестница еще не спала, а еда была не готова. Это раздражало, поскольку я проголодался. Меня воспитали в убеждении, что пунктуальность – синоним вежливости.

– Зачем ждать? – продолжал он. – Ты знаешь, где она живет. Просто удиви ее букетом цветов.

– Я же сказал, – напомнил я. – В моей записке говорилось, что мы увидимся на следующем занятии.

– Ты можешь передумать, – сказала Оливия, спускаясь по лестнице с малышкой на руках. Я не мог отделаться от мысли, что ребенку давно пора спать.

– Нет, не могу, – ответил я, смущенный тем, что она подслушала наш разговор. – Это в моем ежедневнике.

– Ежедневники можно переписать, Том, – сказали они хором.

Я замечал это за супружескими парами. С той минуты, как они надевают кольца, и разговаривать начинают словно один человек.

«Три дня и два часа».

«Один день и семь часов».

«Восемь часов».

«Один час».

Я принял меры предосторожности, захватив с собой свежевыглаженные джинсы и новый коричневый свитер с высоким воротом, чтобы переодеться в офисе перед уроком рисования. В прошлый раз я оказался там единственным человеком в костюме. Остальные ученики были в неряшливых джинсовых комбинезонах, которые выглядели так, будто их уже давно не стирали. Кажется, это называлось «гранж».

– Ты мило смотришься, – сказала одна из стажерок, входя в лифт, когда я уходил из офиса.

Мило? Мне никогда не нравилось это определение. Оно могло подразумевать прямо противоположное тому, что должно было означать. Подобные слова могут ввести в заблуждение. Об этом мы говорили на прошлом собрании, куда я в обязательном порядке ходил каждую среду.

Направляясь к центру искусств, я считал шаги. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Этому трюку научился еще в школе, когда ожидалось что-то или очень желанное, или страшное.

«УРОК РИСОВАНИЯ С НАТУРЫ ОТМЕНЕН ИЗ-ЗА БОЛЕЗНИ»

Я уставился на объявление на двери. Договорился встретиться здесь с Сарой. Но теперь оказалось, что это невозможно. Мысль о том, что не увижу ее, была как удар в живот.

Затем я перечитал объявление. Фраза была решительно непонятной. Означала ли она болезнь других учеников, которая привела к снижению посещаемости? Или самой Саре нездоровится?