Нортенгерское аббатство (сборник)

– Ах! Не говорите, будто юная госпожа Тилни не рассердилась! – вскричала Кэтрин. – Я же знаю, что она сердится; ибо нынче утром она не захотела меня принять; я видела, как она выходила из дома через минуту после моего ухода; мне было горько, но я не обиделась. Быть может, вы не знали, что я приходила.

– Меня дома не было, однако я знаю об этом от Элинор; и с той самой минуты она желала увидеться с вами и объяснить резоны подобной нелюбезности; вероятно, сие могу совершить и я. Ничего страшного, просто мой отец – они как раз собирались уходить, он не желал сего откладывать, ибо спешил, – понудил ее вас не принимать. Вот и все, уверяю вас. Она ужасно досадовала и собиралась извиниться как можно скорее.

Сии сведенья немало облегчили душу Кэтрин; однако тревога не совершенно оставила ее и породила следующий вопрос, совершенно безыскусный сам по себе, однако немало расстроивший джентльмена:

– Но, господин Тилни, отчего вы были менее великодушны, чем ваша сестра? Если она была столь уверена в доброте моих намерений и все сие сочла только ошибкою, отчего вы обиделись столь поспешно?

– Я? Обиделся?

– Именно – когда вы пришли в ложу, я по вашему лицу поняла, что вы сердиты.

– Я сердит? По какому праву мне сердиться?

– Ну, всякий, кто увидел бы вас, не счел бы, что у вас нет такого права. – На сие г-н Тилни отвечал просьбою разрешить ему сесть и беседою о пьесе.

Некоторое время он пробыл с дамами и был чересчур приятен, чтобы Кэтрин возрадовалась, когда он уходил. Пред расставаньем, впрочем, они уговорились, что спланированная прогулка будет предпринята наискорейшим манером; и, если не поминать горести его ухода из ложи, Кэтрин в целом стала одним из счастливейших людей на земле.

Пока они беседовали, Кэтрин с некоторым удивленьем узрела, что Джон Торп погружен в беседу с генералом Тилни, хотя в обществе джентльмены сии ни единожды не бывали вместе более десяти минут; и не просто удивленье охватило юную деву, когда ей почудилось, что предметом их вниманья и разговоров является она сама. Что они могут о ней говорить? Она страшилась, что генералу Тилни пришелся не по нраву ее облик: Кэтрин сочла, что он не допустил ее к дочери по сей причине, а не потому, что боялся отложить свою прогулку на несколько минут.

– Откуда господин Торп знает вашего отца? – в тревоге вопросила она, указывая на них своему визави. Тот не мог ничего сообщить; впрочем, отец его, как всякий военный, располагает обширным кругом знакомств.

Когда развлеченье завершилось, Торп подошел, дабы помочь дамам выбраться. Кэтрин тотчас стала мишенью его галантности; и, пока в вестибюле они ждали портшеза, Торп предвосхитил вопрос, из глубин души Кэтрин уже почти долетевший до кончика ее языка, спросив весьма важно, заметила ли она, что он беседовал с генералом Тилни.

– Славный старик, честью клянусь! Крепкий, деятельный – молод, как его сын. Мне он весьма по душе, уверяю вас: благороднейший, отменнейший господин на свете.

– Как вы с ним познакомились?

– Познакомился? Да в городе немного найдется таких, кого я не знаю. Я его то и дело встречал в «Бедфорде» и мигом узнал лицо, как только он в бильярдную забрел. Один из лучших игроков, кстати говоря; мы с ним чуток покатали шары, хотя я его поначалу едва ль не боялся: шансы пять к четырем против меня, и если б не мой блестящий удар – такого, наверное, во всем в мире не бывало, – точнехонько его шар взял, – но без стола я вам не объясню; короче, я его побил. Замечательный господин; богат, как жид. Хорошо бы с ним отобедать; у него, я вам так скажу, отменные обеды. Но о чем же мы беседовали, как по-вашему? О вас. Честное слово! И генерал полагает вас изысканнейшей девицею в Бате.

– Ах! Какая чепуха! Зачем вы так говорите?

– И что, как по-вашему, я ему ответил? – Понизив голос: – Блестяще, генерал, сказал я; совершенно с вами согласен.

Тут Кэтрин, чью душу существенно менее грело его восхищенье, нежели комплимент генерала Тилни, вовсе не пожалела, что ее позвал г-н Аллен. Торп, однако, проводил юную деву до портшеза и, пока та не села, изливал подобную деликатную лесть, невзирая на ее мольбы перестать.

Совершенно восхитительно: генерал Тилни вовсе не питает к ней неприязни – напротив, восхищается ею; и Кэтрин радовалась, что отныне ей не потребно страшиться встречи с любым членом семейства Тилни. Вечер осчастливил ее более, гораздо более, нежели можно было ожидать.

Глава XIII

Пред взором читателя промелькнули ныне понедельник, вторник, среда, четверг, пятница и суббота; событья всякого дня изложены, надежды и страхи, униженья и удовольствия по отдельности явлены, и, дабы завершить неделю, осталось только описать воскресные страданья. Клифтонский план был отсрочен, но не отменен и опять вспомнен с нарастаньем дня. В кулуарных переговорах меж Изабеллой и Джеймсом – у первой душа лежала к поездке, второй с равным рвеньем желал доставить деве радость – было уговорено, что, если день выдастся ясный, путешествие состоится назавтра утром; и они отправятся очень рано, дабы вовремя вернуться домой. Когда они подобным образом столковались и получили одобрение Торпа, оставалось лишь известить Кэтрин. Та на несколько минут отошла побеседовать с юной г-жою Тилни. За эти минуты план был завершен, и едва Кэтрин вернулась, от нее потребовали согласия; однако, вопреки ожиданьям Изабеллы, Кэтрин не являла жизнерадостной готовности, глядела серьезно, очень сожалела, но поехать не могла. Уговор, коему надлежало помешать ей примкнуть к их экскурсии на днях, воспрещает присоединиться к ним теперь. Только что она условилась с юной г-жою Тилни относительно обещанной прогулки завтра; все решено, и она ни при каком условьи сего не отменит. Однако она должна отменить и отменит – сим пылким воплем ответствовали брат и сестра Торп; им необходимо поехать завтра в Клифтон, без нее они не поедут, еще на день отложить обычную прогулку – пара пустяков, и об отказе Кэтрин они и слышать не желают. Кэтрин расстроилась, но не сдалась:

– Не проси меня, Изабелла. Я условилась с юной госпожою Тилни. Я не могу поехать.

Вотще. На нее обрушились те же доводы; она должна поехать, она поедет, и об отказе они не желают слышать.

– Легче легкого сказать юной госпоже Тилни, что тебе напомнили сейчас о давнем уговоре и ты просишь ее отложить прогулку до вторника.

– Ничего не легче легкого. Я не могу. Не было никакого давнего уговора.

Но Изабелла только больше упорствовала, умоляла Кэтрин наимягчайшим манером и называла наинежнейшими именами. Она не сомневалась, что ее драгоценнейшая, бесценнейшая Кэтрин не откажет всерьез в столь пустяковой просьбе той, кто любит ее так беззаветно. Изабелла знает, что сердце возлюбленной ее Кэтрин чувствительно, нрав ее добр, а посему она с легкостью уступит мольбе тех, кого любит. Но все напрасно; Кэтрин полагала, что права, и, хотя сии ласковые лестные мольбы причиняли ей боль, не позволяла себе поддаться. Тогда Изабелла испробовала другую методу. Кэтрин, с упреком молвила ее подруга, к юной г-же Тилни, кою знает столь недавно, питает большую привязанность, нежели к лучшим и старейшим друзьям; Кэтрин, говоря кратко, охладела к Изабелле, разлюбила ее.

– Я поневоле ревную, Кэтрин, видя, как мною пренебрегают ради чужаков, – мною, кто любит тебя так безмерно! Ничто на свете не в силах поколебать мои привязанности, едва они возникли. Но, мнится мне, чувства мои сильнее, чем у всех прочих; о да, они слишком сильны, и не видать мне покоя; видя, как наша дружба вытеснена чужаками, я, не скрою, поистине уязвлена. Эти Тилни как будто поглощают все вокруг.

Сей упрек Кэтрин сочла равно странным и недобрым. Подобает ли Изабелле раскрывать чувства подруги пред остальными? Ей представлялось, что Изабелла невеликодушна и себялюбива, безразлична ко всему, помимо собственных удовольствий. Сии болезненные мысли промелькнули в голове Кэтрин, хотя юная дева ни слова не молвила. Изабелла тем временем отирала глаза платочком, а Морлэнд, коего мучило сие зрелище, не удержался и сказал:

– Ну правда, Кэтрин, ты же не станешь упрямиться дольше. Жертва невелика, а угодить такой подруге… я сочту, что ты весьма бесчеловечна, если ты все-таки откажешься.

Впервые брат открыто выступил против Кэтрин, и, стремясь избежать его неудовольствия, она предложила уступку. Если они отложат поездку до вторника, что легко осуществимо, ибо зависит лишь от них самих, она поедет с ними, и все будут довольны. Однако:

– Нет-нет-нет! – тотчас ответили ей. – Сие невозможно, ибо Торп еще не знает, не придется ли ему во вторник отправиться в город.

Кэтрин сожалела, но более ничего поделать не могла; воцарилась краткая пауза, кою прервала Изабелла, с холодным негодованьем молвившая:

– Ну что же, хорошо, – значит, конец нашей экскурсии. Если Кэтрин не едет, я тоже не могу. Я не могу быть единственной дамой. Ни за что на свете я не поступлю столь неподобающим образом.

– Кэтрин, ты должна поехать, – сказал Джеймс.

– Но почему господин Торп не может взять одну из сестер? Я думаю, любая из них захочет прокатиться.

– Ну спасибочки! – вскричал Торп. – Я приехал в Бат не для того, чтобы катать сестер и дураком выставляться. Нет уж, если вы не едете, ч… меня побери, если поеду я. Я еду, только чтоб вас катать.

– Сей комплимент вовсе не доставляет мне удовольствия. – Но Торп, внезапно удалившись, ее слов не уловил.

Трое остальных шли далее манером, для бедной Кэтрин весьма неудобным; порою никто не говорил ни слова, порою же ее вновь осыпали мольбами и упреками, а рука ее пребывала сплетена с рукою Изабеллы, хотя сердца их враждовали. Кэтрин то смягчалась, то раздражалась; пребывала огорчена, однако неколебима.

– Я и не думал, что ты такая упрямая, Кэтрин, – сказал Джеймс. – Прежде ты легче поддавалась уговорам; прежде ты была добрейшей, благодушнейшей из моих сестер.

– Надеюсь, такой я и остаюсь, – отвечала она с немалым чувством. – Но я в самом деле не могу поехать. Даже если я не права, я поступаю так, как мне представляется верным.

– Подозреваю, – понизив голос, заметила Изабелла, – что борьба не была мучительной.

Сердце Кэтрин переполнилось; она отдернула руку, и Изабелла не воспротивилась. Так миновали долгие десять минут, пока не вернулся повеселевший Торп; приблизившись, он возвестил:

– Ну-с, я все уладил, и теперь мы с чистой совестью можем завтра отправляться. Я поболтал с юной госпожою Тилни и за вас извинился.

– Не может быть! – вскричала Кэтрин.

– Может, честью клянусь. Только что от нее. Сказал ей, мол, вы послали меня сообщить, что сию минуту вспомнили уговор поехать с нами завтра в Клифтон, а посему до вторника не будете иметь удовольствия с нею погулять. Она сказала – хорошо, вторник ей вполне удобен; вот наши затрудненья и разрешились. Удачно я придумал, а?

Изабелла вновь просияла довольными улыбками, и Джеймс тоже воспрянул.

– Просто божественнейшая мысль! Ну, бесценная моя Кэтрин, все наши огорченья позади; ты достойно оправдана, и все мы восхитительно повеселимся.

– Так не пойдет, – сказала Кэтрин. – Я на такое согласиться не могу. Я тотчас побегу за юной госпожою Тилни и все ей объясню.

Изабелла, однако, поймала ее за руку, Торп – за другую, и все трое спутников обрушили на Кэтрин увещеванья. Даже Джеймс всерьез рассердился. Раз все уладилось, раз юная г-жа Тилни сама сказала, что вторник ее тоже устроит, нелепо, абсурдно долее сопротивляться.

– Мне все равно. Господин Торп напрасно сочинял от меня посланье. Если б я считала, что подобает отложить нашу прогулку, я поговорила бы с юной госпожою Тилни сама. Так вышло только грубее; и откуда мне знать, что господин Торп… Может, он снова ошибся; своей ошибкою он уже вынудил меня к грубости в пятницу. Пустите меня, господин Торп; Изабелла, не держи меня.