Королева английского романа – Джейн Остен. Комплект из 3 книг

Глава XIX

На следующий день занавес в Лонгборне поднялся над новым актом. Г-н Коллинз излил душу по всей форме. Решившись осуществить сие, не теряя времени, ибо отпуск его завершался в ближайшую субботу, и не мучаясь робостью, коя могла затруднить его положенье хоть на миг, он приступил к делу очень методично, соблюдая все ритуалы, кои полагал составляющими процедуры. Вскоре после завтрака обнаружив г-жу Беннет, Элизабет и одну из младших ее сестер, он рек матери семейства следующее:

– Могу ли я надеяться, сударыня, на ваше вспомоществованье в отношеньи неотразимой вашей дочери Элизабет, когда я в ходе нынешнего утра стану ходатайствовать о личной аудиенции у нее?

Элизабет успела разве что изумленно вспыхнуть; г-жа Беннет тотчас отвечала:

– Ох батюшки! Да-да, ну разумеется. Я уверена, Лиззи будет очень счастлива – само собой, она не станет возражать. Пойдем, Китти, ты нужна мне наверху.

И, собрав рукоделье, она заторопилась прочь; Элизабет воспротивилась:

– Сударыня, не уходите. Останьтесь, прошу вас. Пусть господин Коллинз меня простит. Он не может сообщить мне ничего такого, что не следует услышать любой из вас. Я ухожу сама.

– Нет-нет, Лиззи, что за ерунда. Я желаю, чтобы ты осталась. – И, увидев, что Элизабет, раздосадованная и смущенная, вот-вот сбежит, она прибавила: – Лиззи, я настаиваю, чтобы ты осталась и выслушала господина Коллинза.

Сей директиве Элизабет перечить не могла – и, после минутного размышленья сочтя, что мудрее всего разделаться с сим как можно быстрее и безбурнее, вновь села и постаралась беспрерывным шитьем скрыть чувства, кои пребывали поделены меж расстройством и развлеченьем. Г-жа Беннет и Китти удалились, и, едва за ними закрылась дверь, г-н Коллинз приступил:

– Поверьте мне, дражайшая моя госпожа Элизабет, ваша скромность отнюдь не служит вам дурную службу, но дополняет ваши совершенства. Вы представлялись бы мне менее привлекательной, если б сия неохота не была явлена, но позвольте заверить вас, что я располагаю дозволеньем вашей глубокоуважаемой матушки на сие к вам обращенье. Вряд ли вы можете усомниться в сущности нашей беседы, однако природная ваша утонченность, вероятно, заставляет вас притворяться; равно и мои ухаживанья, будучи слишком явными, не могли быть истолкованы превратно. Немногим позже, чем я переступил порог сего дома, я разглядел в вас спутницу будущей моей жизни. Но прежде чем меня в этой связи унесет на крыльях чувств моих, вероятно, мне следует сообщить о резонах, кои побуждают меня жениться, – и более того, кои побудили меня прибыть в Хартфордшир с намереньем выбрать жену, что я, собственно говоря, и осуществил.

Мысль о том, как невозмутимый и величественный г-н Коллинз уносится на крыльях чувств, рассмешила Элизабет и не дала воспользоваться предоставленной ей краткой паузою, дабы его остановить; посему он продолжал:

– Резоны, побуждающие меня жениться, таковы. Во-первых, я полагаю, что любому священнику, пребывающему (подобно мне) в благополучных обстоятельствах, надлежит подавать пример супружества своему приходу. Во-вторых, я убежден, что сие чрезвычайно умножит мое счастье. И в-третьих – сие, возможно, мне следовало упомянуть ранее, – я намерен жениться по совету и рекомендации крайне благородной дамы, кою я имею честь называть покровительницей. Дважды она снисходила до высказыванья (не будучи спрошена!) своего взгляда на сей предмет; и как раз субботним вечером пред моим отъездом из Хансфорда – между партиями в три семерки, когда госпожа Дженкинсон поправляла юной госпоже де Бёрг скамеечку для ног, – она сказала: «Господин Коллинз, вам следует жениться. Священнику следует жениться. Выбирайте тщательно, выбирайте благородную даму ради меня; а ради вас пусть она окажется деятельной, полезной особою, коя не слишком балуема роскошью и способна распорядиться небольшим доходом. Вот что я вам советую. Отыщите подобную женщину как можно скорее, привезите ее в Хансфорд, и я ее навещу». Позвольте, кстати, отметить, неотразимая моя племянница, что вниманье и доброту леди Кэтрин де Бёрг я не числю средь наименьших преимуществ, кои способен вам предложить. Вы увидите, что манеры ее превосходны несказанно, а ваши остроумье и живость, полагаю, она сочтет приемлемыми, в особенности, когда вышеупомянутые качества будут обузданы молчаньем и почтеньем, кои неизбежно внушает ее титул. Такова моя склонность к женитьбе в целом; остается сообщить, почему взоры мои устремились к Лонгборну, а не в окрестности Хансфорда, где, уверяю вас, привлекательных молодых женщин немало. Наследуя сие поместье после смерти вашего почтенного отца (каковой, однако, может прожить еще многие годы), я не мог удовлетворить своих стремлений, не вознамерившись выбрать жену средь его дочерей, дабы потеря их оказалась наименьшей, когда произойдет печальное событье – каковое, впрочем, как я уже сказал, может не произойти еще несколько лет. Таково было мое побужденье, неотразимая моя племянница, и льщу себя надеждою, что оно не уронит меня в ваших глазах. Теперь же ничего не осталось мне, лишь весьма воодушевленным манером заверить вас в неистовстве моей любви. К наследству я совершенно равнодушен и ничего подобного не потребую от вашего отца, ибо ясно сознаю, что сие невозможно исполнить и что тысяча фунтов в четырехпроцентных облигациях, кои вы получите лишь после упокоенья вашей матушки, – все, на что вы можете рассчитывать. Таким образом, по сему поводу я намерен хранить незыблемое молчанье, и вы можете быть уверены, что ни единый мелочный упрек не сорвется с моих уст после того, как мы поженимся.

Теперь стало абсолютно необходимо его прервать.

– Вы слишком торопитесь, сударь, – вскричала Элизабет. – Вы забываете, что я не дала ответа. Позвольте мне сделать сие, не теряя более времени. Примите мою благодарность за любезность, коей вы меня удостоили. Я вполне сознаю, сколь почетно ваше предложенье; для меня, однако, невозможно поступить иначе, нежели его отклонить.

– Для меня не новость, – отвечал г-н Коллинз, помахивая рукою, – что средь юных дам бытует обыкновенье отвергать ухаживанья человека, коему они втайне собираются сказать «да», когда он впервые просит об их милости, и что порою отказ сей повторяется во второй или даже в третий раз. Посему я нисколько не обескуражен вашими словами и надеюсь вскорости повести вас к алтарю.

– Честное слово, сударь, – отвечала Элизабет, – после моего заявленья надежда ваша весьма необычайна. Уверяю вас, я не из тех молодых дам (если таковые дамы существуют), кои столь дерзки, что рискуют своим счастием, рассчитывая на повторное предложенье. Я отказываю вам совершенно серьезно. Меня вы не в силах сделать счастливой, и я убеждена, что я последняя женщина в мире, коя в силах осчастливить вас. Да если бы ваша подруга леди Кэтрин познакомилась со мною, я уверена, она сочла бы меня во всех отношеньях негодной для подобной роли.

– Если б достоверно было известно, что леди Кэтрин отнесется к вам подобным манером… – весьма серьезно отвечал г-н Коллинз. – Однако я не постигаю, отчего ее светлость должна хоть сколько-нибудь осудить вас. И вы можете быть уверены, что, когда я буду иметь честь снова ее увидеть, я в превосходнейших выраженьях опишу ей вашу скромность, бережливость и прочие обворожительные качества.

– Господин Коллинз, уверяю вас, в сих похвалах нет нужды. Дозвольте мне судить самой и окажите любезность – поверьте моим словам. Я желаю вам огромного счастья и богатства и, отвергая вашу руку, делаю все, что в моих силах, дабы предотвратить иное. Сделав мне предложенье, вы, должно быть, утишили свои переживанья касательно моей семьи и можете забирать поместье Лонгборн, когда бы оно вам ни досталось, и ни в малейшей малости не упрекать себя. Тему сию, стало быть, можно считать исчерпанною.

И, договаривая сии слова, она поднялась и ушла бы прочь, если б г-н Коллинз не обратился к ней:

– Когда я буду иметь честь вновь заговорить с вами о сем предмете, я надеюсь получить более благоприятный ответ, нежели ныне; я, однако, вовсе не виню вас в жестокости, ибо знаю, что таков обычай вашего пола – отвергать мужчину, впервые делающего предложенье, и, вероятно, даже сейчас вы сказали все сие, дабы меня поощрить, что вполне согласуется с подлинной скромностью женской натуры.

– Ну в самом деле, господин Коллинз, – с некоторым жаром вскричала Элизабет, – вы озадачиваете меня безмерно. Если все, что я сказала, представляется вам поощреньем, я не имею понятия, как выразить мне свой отказ, дабы вы убедились, что я вам отказываю.

– Я прошу вашего дозволенья льстить себя надеждою, моя неотразимая племянница, что вы отвергаете мои ухаживанья исключительно церемониала ради. Резоны, кои заставляют меня верить сему, вкратце таковы. Мне представляется, что рука моя не может быть недостойна вашего согласия, а равно – что союз, предложенный мною, не может почитаться иначе, нежели весьма желанным. Мое положенье, мои связи с семейством де Бёрг и мое сродство с вашей собственной семьею суть обстоятельства, отчетливо говорящие в мою пользу, и вам также стоит принять во вниманье, что, невзирая на многочисленность ваших прелестей, отнюдь нельзя быть уверенным, что вы когда-либо получите другое предложенье руки и сердца. Приданое ваше, к сожаленью, столь незначительно, что, по вероятию, затмит сиянье вашей красоты и обворожительных качеств. Итак, поскольку я заключаю, что вы не можете всерьез мне отказывать, я намерен приписать сей отказ вашему желанью разжечь мою любовь неизвестностью, как обыкновенно поступают изысканные женщины.

– Уверяю вас, сударь, я отнюдь не притязаю на изысканность, коя заключается в свойстве терзать уважаемого человека. Я с бо́льшим наслажденьем приму комплименты за искренность. Я снова и снова благодарю вас за честь, кою вы оказали мне своим предложеньем, однако принять его для меня абсолютно невозможно. Сему противятся все мои чувства. Могу ль я выразиться яснее? Не сочтите меня изысканной женщиной, стремящейся мучить вас, но разумным существом, кое говорит правду от всей души.

– Вы полностью очаровательны! – с неловкой галантностью вскричал он. – И я убежден, что, будучи одобрено недвусмысленной властью обоих ваших родителей, предложенье мое непременно будет принято.

Пред лицом подобного упорства умышленного самообмана Элизабет не нашлась с ответом и тотчас молча удалилась, полная решимости, если г-н Коллинз пожелает и далее почитать ее отказы лестным поощреньем, обратиться к отцу, чье несогласье могло быть высказано весьма недвусмысленным манером и чье поведенье никак невозможно спутать с аффектацией и кокетством изысканной женщины.

Глава XX

Г-н Коллинз недолго пребывал в безмолвных размышленьях об успехе своей любви, ибо г-жа Беннет, коя околачивалась в вестибюле, ожидая конца совещания, едва увидев, как Элизабет открывает дверь и бежит мимо к лестнице, вступила в утреннюю столовую и поздравила гостя и себя со счастливыми видами на грядущее родственное сближенье. Г-н Коллинз принял и ответил на сие ликованье с равным удовольствием и затем в подробностях пересказал беседу, результатом коей, по его предположенью, мог быть совершенно доволен, ибо отказ, каковым племянница упорно ему отвечала, разумеется, проистекает из ее кроткой робости и подлинной тонкости ее натуры.

Сии сведенья, однако, всполошили г-жу Беннет – она бы и рада была успокоиться на мысли, что дочь ее отказом своим намеревалась поощрить двоюродного дядю, однако не смела сему верить, о чем и проговорилась.

– Но не сомневайтесь, господин Коллинз, – прибавила она, – уж мы Лиззи урезоним. Я сей же миг с нею поговорю. Она девчонка весьма своенравная и глупая, не сознает своего блага, однако уж я-то ей объясню.

– Прошу прощенья, что перебиваю вас, сударыня, – вскричал г-н Коллинз, – но если она поистине своенравна и глупа, я не уверен, что она станет желанной супругою человеку моего положенья, кой, разумеется, ищет в браке счастья. Посему, если она настаивает на отказе, вероятно, лучше не понуждать ее к согласью, поскольку, обладая подобными недостатками темперамента, она не сможет поспешествовать моему блаженству.

– Сударь, вы неверно меня поняли, – взволновалась г-жа Беннет. – Лиззи своенравна лишь в подобных вопросах. В остальном же она добрейшая девочка, какие только жили на свете. Я немедля отправлюсь к господину Беннету, и мы вскоре все с нею уладим, не сомневайтесь.

Она не дала г-ну Коллинзу ответить, тотчас поспешила к супругу и воззвала к нему из дверей библиотеки:

– Ах! Господин Беннет, вы потребны сию же секунду, мы все в смятеньи. Вам следует явиться и заставить Лиззи выйти за господина Коллинза, а то она твердит, что не хочет его в мужья, а коли вы не поторопитесь, он передумает и не захочет в жены ее.

Едва она вошла, г-н Беннет оторвал взор от книги и вперил оный в лицо супруги с невозмутимым равнодушьем, сей тирадою не поколебленным ни на гран.

– Не имею удовольствия вас понимать, – молвил он, когда она завершила свою рацею. – О чем реченья ваши?

– О господине Коллинзе и Лиззи. Лиззи утверждает, что не выйдет за господина Коллинза, а господин Коллинз уже заговорил, что не женится на Лиззи.

– И что, по-вашему, я в силах совершить? Предприятье видится мне безнадежным.

– Поговорите с Лиззи сами. Скажите ей, вы настаиваете, чтобы она вышла за него.

– Пусть ее позовут. Она выслушает мое мненье.

Г-жа Беннет позвонила в колокольчик, и г-жу Элизабет призвали в библиотеку.

– Подойди ко мне, дитя мое, – вскричал ее отец, едва Элизабет появилась. – Я послал за тобою касательно дела сугубой важности. Я так понимаю, господин Коллинз сделал тебе предложенье. Правда ли сие? – Элизабет отвечала, что правда. – Превосходно – и сие предложенье ты отвергла.

– Отвергла, сударь.

– Превосходно. Теперь мы подходим к сути. Твоя мать убеждена, что сие предложенье ты должна принять. Так, госпожа Беннет?

– Да, или я не желаю ее больше видеть.

– Несчастливый выбор стоит пред тобою, Элизабет. Отныне ты будешь разлучена с одним из родителей. Твоя мать не желает тебя видеть, если ты не выйдешь за господина Коллинза, а я не желаю тебя видеть, если ты за него выйдешь.

Элизабет не сдержала улыбки, услышав подобный финал подобной завязки, однако г-жа Беннет, уверившая себя, что супруг глядит на сие дело желанным ей образом, была бесконечно разочарована.

– Как вас понимать, господин Беннет? Вы обещали, что будете настаивать на их браке.

– Любезная моя, – ответствовал ее муж. – Я хотел бы просить о двух мелких услугах. Во-первых, дозволь мне единолично воспользоваться собственным умом, а во-вторых, сей комнатою. Я буду рад, если библиотеку при первой же возможности предоставят мне одному.

Невзирая на разочарованье в г-не Беннете, жена его, однако, стараний не бросила. Чередуя мольбы и угрозы, она заговаривала с Элизабет снова и снова. Она попыталась вовлечь в свою стратагему Джейн, однако та наимягчайшим манером отказалась вмешиваться – а Элизабет отражала материны атаки с подлинной серьезностью и игривым весельем попеременно. Тон ее менялся, однако решимость пребывала неизменной.

Г-н Коллинз тем временем в одиночестве размышлял о случившемся. Он слишком высоко себя ценил, чтобы постичь, какие резоны заставили племянницу ему отказать, и хотя гордость его была задета, он более никак не пострадал. Его расположенье к ней было вполне измышленным, а вероятность того, что Элизабет заслужила материн упрек, не дозволяла г-ну Коллинзу терзаться сожаленьями.

Пока семейство пребывало охвачено подобной смутою, в Лонгборн на весь день явилась погостить Шарлотта Лукас. В вестибюле она встретилась с Лидией, коя ринулась к ней и полушепотом вскричала:

– Я так рада, что ты пришла, тут так забавно! Как думаешь, что утром стряслось? Господин Коллинз сделал Лиззи предложение, а она господина Коллинза не желает.

Шарлотта не успела толком ответить, ибо к ним с той же вестью прибежала Китти; едва они втроем вступили в утреннюю столовую, где в одиночестве сидела г-жа Беннет, последняя заговорила о том же, взывая к сочувствию юной г-жи Лукас и умоляя ее уговорить подругу Лиззи исполнить желанья всего семейства.

– Прошу вас, помогите, дорогуша госпожа Лукас, – меланхолически прибавила она, – ибо все меня оставили, никто не сочувствует мне, меня жестоко используют, никому нет дела до моих расшатанных нервов.

Появленье Джейн и Элизабет избавило Шарлотту от необходимости отвечать.

– Да-с, а вот и она, – продолжала г-жа Беннет, – вся из себя равнодушная, кабы жили мы в Йорке, она об нас столько же думала, – только бы по-своему поступить. Но я вот что тебе скажу, госпожа Лиззи, коли ты намереваешься таким манером отвергать всякое предложенье, тебе вообще не видать никакого мужа, а уж я точно не знаю, кто станет тебя содержать, когда твой папенька скончается. Я тебя содержать не смогу, так и знай. С меня теперь довольно. Я, хочу напомнить, сказала тебе в библиотеке, что не желаю больше с тобой разговаривать, и увидишь, что я слово свое держу. Мне никакой нет радости беседовать с непочтительными детьми. Не то чтоб мне много радости беседовать с кем угодно. Люди, кои, подобно мне, страдают нервными расстройствами, к беседам не склонны. Никому не понять моих страданий! Но это как обычно. Тех, кто не жалуется, никогда не жалеют.

Дочери молча слушали сие излиянье, сознавая, что любая попытка урезонить мать или же утешить только усугубит раздраженье. Посему г-жа Беннет беспрепятственно болтала, пока к ним не присоединился г-н Коллинз, каковой вошел с миною еще величавей обычного, и увидев какового, г-жа Беннет молвила дочерям:

– А теперь я настаиваю, чтобы вы, все вы, прикусили языки и дали нам с господином Коллинзом спокойно поговорить.

Элизабет тихонько вышла из комнаты, Джейн и Китти последовали за нею, однако Лидия не отступала, вознамерившись услышать все, что возможно, а Шарлотта, поначалу задержанная любезностями г-на Коллинза, чьи вопросы о ней самой и ее семействе были крайне обстоятельны, а затем легким любопытством, удовлетворилась тем, что отошла к окну и притворилась, будто не слушает. Скорбным голосом г-жа Беннет открыла намеченную беседу нижеследующим:

– Ах, господин Коллинз…

– Дражайшая моя сударыня, – отвечал он, – станемте хранить по сему поводу строжайшее молчанье. Я далек от того, – вскоре продолжал он, всем тоном своим подчеркивая неудовольствие, – чтобы сердиться на поведенье вашей дочери. Смиренье пред неизбежным злом – наш общий долг, и в особенности долг молодого человека, бывшего, подобно мне, удачливым на заре карьеры; я уверен, что смирился. Вероятно, сему я не менее обязан сомненьям в безусловном моем счастии, удостой моя неотразимая племянница меня согласьем, ибо я не раз наблюдал, что смиренье совершеннее всего, когда благословенье, в коем нам отказано, начинает отчасти терять свою ценность. Вы не сочтете, надеюсь, будто я являю неуваженье к вашему семейству, моя дражайшая сударыня, ныне отрекаясь от моих притязаний на милость вашей дочери и не оказывая вам и господину Беннету чести, прося вас во имя моих устремлений навязать госпоже Элизабет вашу власть. Боюсь, я повел себя недолжным образом, восприняв отказ из уст вашей дочери, а не из ваших. Но все мы порою ошибаемся. Намеренья мои были определенно благими с самого начала. Целью своей полагал я найти милую спутницу для себя, не забывая о преимуществах для всей вашей семьи, и если манеры мои хоть сколько-нибудь достойны были порицанья, я умоляю меня простить.

Глава XXI

Дебаты о предложеньи г-на Коллинза подошли к концу, и Элизабет переживала лишь неловкость, неизбежно сие предложенье сопровождавшую, и редкие сварливые намеки матери. Что же до джентльмена, чувства его выражались главным образом не смущеньем, уныньем или же попытками племянницу избегать, но чопорностью манер и оскорбленным молчаньем. Он едва с нею заговаривал, а усердное вниманье, кое он сам столь остро сознавал, на остаток дня устремлено было на юную г-жу Лукас, каковая выслушивала г-на Коллинза с любезностью, вовремя принесшей облегченье всем, а в особенности подруге.

Следующий день не поправил дурного расположенья духа и ослабленного здоровья г-жи Беннет. Г-н Коллинз пребывал охвачен раздосадованной гордостью. Элизабет надеялась, что обида сократит его визит, однако намеренья двоюродного дяди не претерпели изменений. Он намеревался отбыть в субботу, а потому до субботы планировал оставаться.

После завтрака девушки пешком отправились в Меритон, дабы узнать, вернулся ли г-н Уикэм, и посетовать на его отсутствие на балу в Незерфилде. Г-н Уикэм присоединился к ним на городской окраине и сопроводил их к тетушке, где все хорошенько поговорили о его сожаленьи и досаде, а равно о всеобщих волненьях. Элизабет, впрочем, г-н Уикэм добровольно признался, что действительно сам понудил себя к отсутствию.

– По приближеньи бала я счел, – сказал он, – что мне лучше не встречаться с господином Дарси: я вряд ли вынесу пребыванье с ним в одной зале, в одном обществе столько часов, и вероятны сцены, кои будут неприятны не только мне.

Она одобрила его терпимость; они располагали временем для подробного обсужденья оной и для всех похвал, коими они любезно одарили друг друга, ибо Уикэм и еще один офицер сопроводили дам в Лонгборн, а во время прогулки Уикэм обращал на Элизабет особое вниманье. Проводы сии обладали двойным преимуществом: Элизабет чувствовала, что галантность его присутствия обращена лишь на нее, и ей выдался крайне желанный случай представить Уикэма отцу и матери.

Вскоре по их возвращеньи юной г-же Беннет доставили письмо – оно адресовалось из Незерфилда и тотчас было вскрыто. Конверт содержал листок изысканной глянцевой бумаги, сплошь покрытый прекрасным текучим женским почерком, и Элизабет видела, как меняется лицо сестры, пока та читает и сосредоточенно перечитывает некоторые пассажи. Джейн вскоре опомнилась и, отложив письмо, попыталась с обычной своей жизнерадостностью вступить в общую беседу, однако Элизабет охватила тревога, отвлекшая ее даже от Уикэма, и едва он и его спутник откланялись, Джейн взглядом попросила сопроводить ее наверх.

Когда они очутились у себя, Джейн извлекла письмо и сказала:

– Это от Кэролайн Бингли, и суть немало меня удивляет. Все уже отбыли из Незерфилда, направляются в город и возвращаться вовсе не намерены. Ты послушай, что она пишет. Она вслух прочла начало, в коем содержались сведенья о том, что обитатели Незерфилда нынче решили последовать за братом в город и намереваются сегодня отобедать на Гроувнор-стрит, где проживает г-н Хёрст. Дальнейшее фразировалось следующим манером:

Я не стану делать вид, будто сожалею о чем-либо в Хартфордшире, за исключеньем Вашего общества, моя дорогая подруга, но нам следует надеяться, что в будущем мы вновь сможем насладиться восхитительным общеньем, кое мы познали, а тем временем утишить боль разлуки частой и подробнейшей перепискою. В сем отношеньи я рассчитываю на Вас.

Сии высокопарные выраженья Элизабет выслушала со всей бесчувственностью недоверья, и хотя внезапность их отъезда удивила ее, она не видела поводов для жалоб: их отсутствие в Незерфилде необязательно помешает возвращенью их брата, а что до потери их общества, Элизабет не сомневалась, что Джейн вскоре о нем позабудет, наслаждаясь обществом г-на Бингли.

– Весьма неприятно, – молвила она после краткой паузы, – что ты не увиделась с подругами до их отъезда. Но разве у нас нет оснований надеяться, что грядущее счастье, кое предвкушает госпожа Бингли, наступит ранее, нежели она сознает, и что восхитительное общенье, кое ты почитаешь дружбою, принесет еще больше удовольствия, обратившись в сестринство? Не запрут же они господина Бингли в Лондоне.

– Кэролайн со всей решимостью сообщает, что ни один из них зимою в Хартфордшир не вернется. Я тебе прочту:

Оставляя нас вчера, брат мой полагал, что дела, призвавшие его в Лондон, будут завершены дня за три или четыре, но поскольку мы уверены, что сие невозможно, и притом убеждены, что, оказавшись в городе, Чарлз не станет торопиться вновь его покинуть, мы решили последовать туда за ним, дабы ему не пришлось часы досуга проводить в неудобной гостинице. Многие мои знакомцы уже перебрались в город на зиму; я была бы счастлива, дорогая моя подруга, узнать, что Вы намереваетесь стать одной из них, однако на сие надежд я не питаю. Я искренне желаю, чтобы Рождество в Хартфордшире было обильно радостями, кои обыкновенно дарует сей праздник, чтобы ухажеры Ваши были многочисленны и Вы не ощутили потери тех, коих мы вынуждены Вас лишить.