Гордость и гордыня

– О! – воскликнула она. – Я слышала, что вы сказали, но не могла сразу решить, как вам ответить. Я знаю, вы хотели, чтобы я сказала «да» и дала вам повод отнестись с пренебрежением к моему вкусу. Но я очень люблю обманывать такие ожидания и не давать излиться уже готовому презрению. Вот почему я решила сказать вам, что не хочу сплясать рил, а теперь презирайте меня, если осмелитесь.

– О нет, я не осмелюсь.

Элизабет полагала уязвить его и была изумлена этой галантностью. Однако в ее тоне звучала такая смесь мягкости и лукавства, что ей вряд ли удалось бы сильно уязвить кого-нибудь. Дарси же еще ни одна женщина так не очаровывала, как она. Он даже полагал, что ему угрожала бы настоящая опасность, если бы положение ее семьи не было настолько ниже его собственного.

Мисс Бингли увидела или заподозрила достаточно, чтобы ее охватила ревность, и горячее желание скорейшего выздоровления ее дорогой подруги Джейн стало еще горячей от нетерпения как можно скорее избавиться от Элизабет.

Она часто пыталась вызвать у Дарси неприязнь к их гостье, предсказывая их брак и описывая его счастье в таком союзе.

– Надеюсь, – сказала она на следующий день, прогуливаясь с ним по саду, – когда произойдет столь желанное событие, вы намекнете своей дражайшей теще, насколько ее украсит молчание. А если вам это удастся, прошу, излечите своих младших невесток от привычки гоняться за офицерами. И, если мне дозволено коснуться столь деликатной темы, попытайтесь побороть присущее даме вашего сердца маленькое нечто, граничащее с самомнением и наглостью.

– У вас есть еще какие-нибудь советы, которые обеспечат мне семейное счастье?

– О да! Непременно повесьте портреты вашего дядюшки Филипса и тетушки Филипс в портретной галерее Пемберли. Поместите их рядом с вашим двоюродным дедом-судьей. Они ведь принадлежат к одной профессии, хотя и не к одному кругу. Ну а портрета своей Элизабет вам лучше не заказывать. Какой художник сумеет воздать должное этим чудным глазам?

– Да, уловить их выражение было бы нелегко, но их цвет, разрез и ресницы, такие прекрасные, изобразить возможно.

Тут они встретили шедших по другой дорожке миссис Хэрст и Элизабет.

– Я не знала, что вы хотели совершить прогулку, – сказала мисс Бингли в некотором смущении, опасаясь, не расслышали ли они чего-нибудь.

– Вы обошлись с нами нестерпимо, – ответила миссис Хэрст. – Убежали, не сказав нам, что идете гулять.

Затем, завладев свободной рукой мистера Дарси, она предоставила Элизабет следовать за ними сзади. Ширина дорожки позволяла идти рядом лишь троим. Мистер Дарси почувствовал их неучтивость и тотчас сказал:

– Дорожка слишком узка для нашего общества. Лучше свернем в аллею.

Но Элизабет, у которой не было ни малейшего желания оставаться с ними, ответила со смехом:

– Нет-нет, не сворачивайте! Вы образуете такую очаровательную группу и выглядите на редкость авантажно. Но если добавить четвертую фигуру, все обаяние будет испорчено. До свидания.

Она весело убежала от них и, кружа по дорожкам, радовалась, что через день-два будет уже дома. Джейн настолько оправилась от болезни, что подумывала присоединиться вечером к обществу часа на два.

Глава 11

Когда после обеда дамы удалились из столовой, Элизабет взбежала наверх к сестре и, присмотрев, чтобы она оделась потеплее, помогла ей спуститься в гостиную, где две ее подруги встретили ее изъявлениями величайшего своего удовольствия. Элизабет еще ни разу не видела их такими любезными, какими они оставались целый час, пока в гостиную не вошли джентльмены. Собеседницами они были превосходными. Умели в подробностях описать бал, остроумно рассказать о забавном случае и с тонкостью высмеять своих знакомых.

Однако, едва вошли джентльмены, Джейн была забыта. Глаза мисс Бингли тотчас обратились на мистера Дарси, и он не успел сделать и трех шагов, как она нашла, что ему сказать. Он же обратился прямо к мисс Беннет и поздравил ее с выздоровлением. Мистер Хэрст также слегка ей поклонился и сказал, что очень рад. Но выразить истинную радость и восторг досталось на долю мистера Бингли. Он был само внимание. Первые полчаса ушли на то, чтобы растопить камин пожарче из опасения, как бы она не озябла после своей теплой комнаты, и по его настоянию она пересела на другую сторону камина, подальше от двери. Затем он сел рядом с ней и больше до конца вечера почти ни с кем не разговаривал. Элизабет, наклоняясь над шитьем в углу напротив, подмечала все это к большому своему удовольствию.

Когда чай был выпит, мистер Хэрст напомнил своей невестке, что пора бы разложить карточный стол, но тщетно. Она успела узнать, что мистер Дарси не хочет играть в карты, и вскоре мистер Хэрст получил отказ на прямую свою просьбу. Она заверила его, что ни у кого нет желания играть, и общее молчание, казалось, подтвердило ее слова. Мистеру Хэрсту оставалось только раскинуться на диване и уснуть. Дарси взял книгу. Мисс Бингли поспешила взять другую, а миссис Хэрст любовалась своими браслетами и кольцами, изредка присоединяясь к разговору брата с мисс Беннет.

Мисс Бингли больше наблюдала за мистером Дарси, чем смотрела в свою книгу, и непрерывно то задавала какой-нибудь вопрос, то заглядывала на его страницу, но ей никак не удавалось его разговорить: он лишь коротко отвечал ей и продолжал читать. Наконец, совсем истомленная попыткой развлечься чтением своей книги, которую она выбрала только потому, что это был второй том, а он читал первый, мисс Бингли позволила себе сладко зевнуть и сказала:

– Как приятно коротать вечер таким образом! Право, ни одно удовольствие не сравнится с чтением. Все может надоесть, но не книга! Когда у меня будет свой дом, какой несчастной я себя почувствую, если в моем распоряжении не окажется богатой библиотеки.

Никто не отозвался, и она, снова зевнув, бросила книгу и обвела глазами комнату, пытаясь найти, чем бы развлечься. Затем, услышав, что брат что-то сказал мисс Беннет о бале, она внезапно обернулась к нему:

– Кстати, Чарлз, ты серьезно хочешь дать бал в Недерфилде? Прежде чем ты примешь решение, я посоветовала бы тебе справиться о желаниях наших гостей. Я очень ошибаюсь, если для некоторых из нас бал не явится скорее наказанием, чем удовольствием.

– Если ты о Дарси, – воскликнул ее брат, – то он может, если захочет, отправиться спать еще до начала. Ну а бал – дело решенное, и как только Николс все подготовит, я разошлю приглашения.

– Мне балы нравились бы бесконечно больше, – ответила она, – если бы их устраивали по-другому. Но есть что-то нестерпимо скучное в обычных балах. Несомненно, было бы куда разумнее, если бы они посвящались не танцам, а беседе.

– Гораздо разумнее, дорогая Каролина, не спорю, но тогда бы бал не был балом.

Мисс Бингли ничего не ответила, но вскоре встала и начала прохаживаться по комнате. Фигура у нее была очень грациозная, походка – изящная, но Дарси, для которого предназначался этот маневр, был все так же погружен в чтение. Отчаявшись, она решилась на еще одну попытку и, повернувшись к Элизабет, сказала:

– Мисс Элизабет Беннет, не могла бы я убедить вас взять с меня пример и пройтись по комнате? Уверяю вас, после того как долго сидишь в одной позе, это очень освежает.

Элизабет была удивлена, но тотчас согласилась. А мисс Бингли преуспела и в достижении своей истинной цели. Мистер Дарси поднял глаза от страницы. Он не менее Элизабет понимал неожиданность такого знака внимания и машинально закрыл книгу. И тут же был приглашен присоединиться к ним, однако отказался, заметив, что видит лишь две причины, почему они решили прогуляться по комнате, и в обоих случаях он окажется для них помехой. Что он подразумевал? Она умирала от желания узнать, что означают его слова, и спросила Элизабет, поняла ли она его.

– Нисколько, – ответила та, – но не сомневайтесь, он намерен нас осудить, и вернее всего мы его разочаруем, если не зададим ни одного вопроса.

Однако мисс Бингли была не способна хоть в чем-нибудь разочаровать мистера Дарси, а потому продолжала настойчиво спрашивать его, о каких двух причинах он говорил.

– Я нисколько не прочь объяснить, – сказал он, едва она дала ему возможность произнести хоть слово. – Вы выбрали такой способ скоротать вечер либо потому, что вы задушевные приятельницы и вам надо обсудить какие-то свои секреты, либо вы знаете, что вы, пока прогуливаетесь, выглядите особенно выгодно. Если верно первое, то я могу лишь помешать вам, а если второе, то восхищаться вами мне лучше всего, сидя у камина.

– Невыносимо! – вскричала мисс Бингли. – Никогда не слышала ничего возмутительнее. Как нам наказать его за эти слова?

– Нет ничего легче, если вам этого хочется, – сказала Элизабет. – Нам всем дано наказывать друг друга и выводить из терпения. Поддразнивайте его, поднимите на смех. При вашей короткости вам должно быть известно, как его пронять.

– Но, честное слово, я понятия не имею. Уверяю вас, наша короткость еще не открыла мне этого. Поддразнивать такого невозмутимого и находчивого человека! Нет-нет! Не сомневаюсь, он возьмет над нами верх. А что до смеха, мы, с вашего позволения, не станем смеяться, не найдя к тому повода. Мистер Дарси только поздравит себя с победой!

– Над мистером Дарси не должно смеяться! – воскликнула Элизабет. – Какое редкостное преимущество! Уповаю, оно редкостным и останется. Для меня было бы большой потерей, окажись у меня много подобных знакомых. Я очень люблю посмеяться.

– Мисс Бингли, – сказал он, – приписала мне слишком много. Самые лучшие и самые мудрые из людей… нет, самые мудрые и лучшие их деяния могут быть представлены в смешном свете теми, для кого шутка – главная цель в жизни.

– Бесспорно, такие люди есть, – ответила Элизабет, – но, надеюсь, я к ним не принадлежу. Надеюсь, я никогда не стану высмеивать то, что мудро и прекрасно. Глупость и вздорность, капризы и причуды меня, правда, развлекают. Но, полагаю, вам ничто подобное не свойственно.

– Пожалуй, никто не может быть вполне от них свободен. Но я посвятил жизнь тому, чтобы избегать тех слабостей, из-за которых даже большие умы становятся предметом насмешки.

– Например, тщеславия и гордости?

– Да, тщеславие – это поистине слабость, но гордость при подлинном уме никогда не выйдет из границ.

Элизабет отвернулась, чтобы спрятать улыбку.

– Полагаю, вы кончили изучать мистера Дарси, – сказала мисс Бингли. – И к какому же выводу вы пришли?

– Я полностью убедилась, что мистер Дарси во всех отношениях безупречен. Он сам в этом откровенно признается.

– Нет, – сказал Дарси, – ни на что подобное я не претендую. У меня немало недостатков, но, надеюсь, не в области ума. За свой характер я не смею поручиться. Он, как мне кажется, слишком неуступчив. Во всяком случае, для требований света. Я не умею забывать сумасбродства и пороки других так быстро, как следовало бы, не говоря уж об оскорблениях, мне нанесенных. Мои чувства нелегко поддаются попыткам воздействовать на них. Пожалуй, мой характер можно назвать непреклонным. Если кто-то упадет в моем мнении, то навсегда.

– Да, это настоящий недостаток, – сказала Элизабет. – Обидчивая неумолимость портит любой характер. Но вы хорошо выбрали свою слабость. Над ней я не могу посмеяться. От меня вам ничто не грозит.

– Мне кажется, в любой натуре есть склонность к тому или иному пороку – изъян, какого не может исправить никакое воспитание.

– И ваш порок – склонность презирать всех людей.