Падение

Кобольд нахмурился – ему не понравился тон друга, – но послушно сел, воззрившись на тлеющие угли, которые еще мерцали в груде пепла.

Глава 10

Забытые лики

Несун ворошил концом хупака пепел, оставшийся от троллей, и ворчал:

– Несун, сделай то. Несун, сделай это. Несун, принеси. Несун, оставайся здесь. Несун, от тебя пахнет, когда ты промокаешь. Несун, следи за огнем. Несун, Несун… – Он топнул ногой по мозаичному полу. – А мое имя – Илбрет!

Красные глазки кобольда пылали в сумраке пещеры, как два раскаленных уголька. Он перевел взгляд на ближнюю колонну, которую украшали изображения жрецов и храмовых воинов.

– И раз уж на Илбрета никто не смотрит, почему бы Илбрету не позаботиться хоть немножко о себе.

Кобольд смело подошел к колонне, оглянулся на ниши, чтобы удостовериться, что Мэлдред и Дамон пока не возвращаются, и полез наверх. Добравшись до первого жреца, он запустил острые коготки в деревянные глазницы и вырвал оттуда кусочки оникса. Внимательно осмотрев добычу, Несун улыбнулся – камни были большими и гладко отполированными. Поднявшись немного выше, он обнаружил жемчужины, служившие зрачками другому мрачному лицу. Они тоже были довольно крупными. Кобольд прополз вокруг колонны и на другой стороне обнаружил еще несколько шариков золота и меди, которые просто сами просились в руки.

Только две колонны из шести были украшены драгоценностями и обе стояли ближе всего к алтарю. Несун предположил, что остальные колонны кто-то обобрал до него и по какой-то причине был вынужден покинуть пещеру, не добравшись до остальных сокровищ, или… но другой причины, почему на двух последних колоннах остались украшения, он придумать не мог. Только в четыре пары глаз были вставлены драгоценные камни, в остальные – драгоценные металлы. Кобольд подозревал, что, скорее всего, камни и металлы добыты гномами прямо в этой самой горе. Отполированные шарики приятно побрякивали в его кармане, и Несун принялся развлекаться тем, что совал руку внутрь и пытался определить, из чего сделан очередной шарик – из золота, серебра или бронзы, а потом вытаскивал его, чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку. Но играл он так недолго – как и все остальное, кобольду это занятие быстро наскучило.

Так пролетело около часа. В пещере становилось все темнее, и барабанная дробь дождя по камням снаружи стала казаться Несуну чуть ли не угрожающей. Он чувствовал себя как перепуганный кролик, забившийся в глубокую, темную нору, и вообразил, что капли дождя – это шаги троллей, пастухов из Облачного Холма или гномов из Долины Хаоса, которые пришли, чтобы отнять у него драгоценные глаза, украденные с деревянных лиц.

– Не люблю, когда так темно, – пробормотал кобольд себе под нос. Несмотря на свое необыкновенно острое зрение, позволявшее видеть в любой темноте, Несун терпеть не мог ночь. Ему казалось, что, когда солнце садится, в любых вещах пробуждается новая, жуткая сущность. – Надо развести огонь, – решил кобольд. – Я разведу костер, и сразу станет тепло и уютно. А еще он осветит эту ужасную пещеру, – Он поежился и подумал, что, даже несмотря на непривычно жаркое лето, высоко в горах все равно холодно. – Тепло, уютно и светло… – повторил Несун.

Он обошел пещеру в поисках чего-нибудь, что могло бы гореть, – от троллей уже почти ничего не осталось.

Но алтарь был сделан из черного, наверняка драгоценного, камня, который был гладко отполирован и навряд ли мог загореться. Кроме того, на ощупь камень казался слишком холодным, и это кобольду не нравилось – представлялось каким-то неестественным. Его хупак был деревянным, но Несун не имел никакого желания сжигать его. Оружие ему досталось от кендера, с которым кобольд некогда был дружен. Правда, он сам и убил этого кендера, когда однажды они не смогли поделить украденные сокровища. Подумав еще немного, Несун решил поджечь одну из колонн, ту, на которой были вырезаны гномские женщины-воины. По его мнению, эта колонна была не такая красивая, как остальные, лица на ней не были украшены драгоценностями, а вот гореть она может очень даже хорошо.

Усевшись перед колонной, он присмотрелся к фигурам уродливых ведьм, которые, должно быть, имели больше мускулов, чем мозгов, если так легко удерживали друг друга на плечах. Кобольд еще раз бросил взгляд в сторону ниш, а затем начал выпевать магическую мелодию, первое заклинание, которому научил его Мэлдред, и самое любимое. Прислушиваясь к себе, он искал внутри крошечную искорку, которая и составляла сущность магии. Мэлдред говорил, что он нашел Несуна, почувствовав эту искру, – они тогда встретились в дикой, пустынной местности, где на много миль вокруг больше никого не было. Отыскав искорку, он запел громче, выдав замысловатую руладу, которая не была частью заклинания, кобольд добавил ее просто для красоты. Он ощутил прилив магической энергии, зародившийся в его груди и хлынувший к рукам, в пальцы, а из них – в лицо деревянной фигуры.

– Дай-ка мне немного света, – сказал Несун женщине. Через мгновение резная фигура занялась огнем. Сначала это было слабое тление – огонь не мог справиться со старой плотной древесиной. Но кобольд был упорен. Он начал раздувать пламя, как делал всегда, когда разжигал походные костры, и вскоре огонь разгорелся. Удовлетворенный, Несун немного отошел от полыхающей колонны и сел, наслаждаясь светом и теплом.

«Подумаешь, всего одна колонна, – подумал он, глядя на весело потрескивающее пламя. – Остается еще пять, чтобы отдавать должное ушедшему гномскому Богу. Как там Дамон его назвал? Роке? Нет, Рорк?»

Кобольд поднялся и начал вышагивать вокруг колонны, протягивая к огню руки и запрокидывая лицо, чтобы поймать побольше живительного тепла. То и дело его взгляд падал на дальнюю стену, по которой плясали неверные блики пламени, освещая вырезанные в камне лица. Сполохи словно оживляли их, и казалось, что каменные гномы смеются. Несуну это показалось очень веселым, и он присоединился к смеющимся лицам. Давясь от смеха, кобольд пустился в пляс, изображая, будто возносит молитвы гномскому Богу. Он вообще любил танцевать, но никогда не делал этого, если рядом был Мэлдред. Танец был слишком легкомысленным занятием, а при своем большом друге и наставнике кобольду хотелось казаться серьезным и благоразумным. Но сейчас Мэлдред не мог его видеть, и Несун танцевал все быстрее и быстрее, пока не начало жечь в груди от усталости и нехватки воздуха.

Задыхаясь, он приблизился к смеющимся каменным лицам и заметил, что тени на некоторые из них падают по-другому и тогда лица кажутся грустными. Чтобы хоть чем-то заняться, он пробежал пальцами по барельефу и тут же придумал новую игру – принялся давать имя каждому лицу, которого касался.

– Веселый Ларс. Веселый Дреч. Веселая Рики, – приговаривал Несун – Грустный Мо. – Он коснулся лица, которое, казалось, взирало на него с невыразимой печалью.

Наигравшись, кобольд подошел к черному алтарю и снова принялся колдовать. На этот раз он творил заклинание, которое позволяло ему изменять свой облик я принимать вид других существ. Несун сосредоточился, и через несколько минут его лицо превратилось в лицо Веселого Ларса, но покрытое ярким здоровым румянцем: кобольд решил, что гном при жизни должен был выглядеть именно так. Потом он снова изменился и принял облик Веселого Дреча, но, чтобы получилось забавней, оставил лицо серым – цвета камня.

Но и эта игра быстро ему надоела. Тогда Несун снова вернулся к пылающей колонне. Огонь уже достиг самого верха и теперь лизал потолок пещеры.

Кобольд решил, что старое дерево, сгорая, пахнет намного приятней, чем плоть троллей, и уж значительно лучше, чем духи, которые так любила Рикали. Несун фыркнул и попытался вообразить, что испытывает поросенок, поджариваясь на костре, но у него ничего не получилось. Бросив это бесполезное занятие, кобольд стал просто смотреть в костер, который зачаровывал его все больше и больше.

– Мэлдред говорит, что я слишком часто играю с тобой, – сказал он огню. – Но я так не думаю. Просто ты мне очень нравишься.

Через мгновение он отправился к соседней колонне и, остановившись в дюйме от нее, воззрился на лицо старика-гнома с глубоко прорезанными морщинами и раскосыми глазами. На этой колонне тоже не было никаких ценных украшений.

– Не смотри на меня так, – сказал Несун. – Ах, ты не слушаешься? Хорошо, тогда я и тебя сожгу.

Он снова принялся выпевать заклинания, нащупывая в себе магическую искру, и довольно ухмыльнулся, когда колонна запылала.

Мэлдред и Фиона медленно, тщательно ощупывая дорогу, спускались по лестнице, которая то мягко изгибалась и шла полого, то делала резкие повороты и становилась крутой. Казалось, дороге во тьме не будет конца. Ступени были скользкими, стесанными временем и множеством ног, которые некогда, должно быть, проходили по ним. Путь вниз занял больше часа. Силач и девушка останавливались на отдых в нишах, где стояли деревянные и каменные статуи Реоркса. У ног изваяний находились керамические чаши с пожертвованиями. Их содержимое от времени стало ломким, и невозможно было определить, что это такое. Продолжая спускаться, Мэлдред и Фиона каждый раз пытались определить, как глубоко они уже зашли относительно верхней пещеры.

– Интересно, сколько всему этому лет? – Задумчиво спросила Фиона. Она провела пальцами по стене и нащупала высеченные лица гномов, которые были расположены через равные промежутки. Их рты были вырезаны в форме буквы О. Девушка забрала у Мэлдреда факел и вставила его в один из ртов, убедившись, что маски предназначены именно для того, чтобы служить держателями для факелов.

Вытащив из заплечного мешка последний факел, она зажгла его и сказала силачу:

– Теперь я понесу, ладно? Но особенно далеко мы все равно не уйдем, разве что придется идти в темноте. Так сколько всему этому лет, как ты думаешь?

– Не меньше нескольких сотен. А возможно, и тысяча, – наконец ответил он, тоже останавливаясь, чтобы осмотреть маску, подобную тем, что Фиона разглядела выше. – Предки Доннага с давних пор правили этой землей. Он знает собственные владения как свои пять пальцев, как жадный дракон – каждую монету в своей сокровищнице, но об этом Храме, уверен, ему неизвестно. Если бы Вождь знал о нем, то обязательно рассказал бы мне. Мы сообщим ему, когда вернемся. Возможно, стоит прихватить с собой статую Реоркса, поменьше и деревянную, как доказательство. Доннаг будет просто счастлив. И ты права, скоро надо возвращаться к Несуну. Нам еще потребуется время, чтобы дойти обратно.

– Тысяча лет… – задумчиво повторила девушка. – Тогда Боги еще не покинули Кринн.

– На Кринне и без них хорошо. – Мэлдред посмотрел вниз, насколько позволял свет факела. Первый час из отмеренных трех давно прошел и, возможно, подходил к концу второй, а путь вверх должен был занять гораздо больше времени, чем спуск. – Может быть, даже немного больше, – засмеялся он. – Не удивлюсь, если эта лестница выведет нас прямо к подножию гор, если вообще не на равнину. – Силач жестом пригласил Фиону следовать за собой. – А возможно, мы выйдем прямо к Блотену. Тогда я сразу же поведу тебя к Гриму, чтобы он вылечил твою щеку.

– А как же Риг? И Несун, которого мы оставили наверху…

Мэлдред нежно коснулся подбородка девушки:

– Они уже большие мальчики и не пропадут, уверен, что в случае необходимости сами смогут найти путь назад. А, кроме того, вместе с Ригом идет Дамон, и я точно знаю, что он в любом случае вернется к Доннагу.

Он пошел вниз по ступеням, и Фиона последовала за ним, в одной руке неся факел, а другой ощупывая стену и маски, вырубленные в ней. Ее тревожил невысказанный вопрос, и, наконец, соламнийка сказала;

– Почему ты считаешь, что на Кринне хорошо без Богов? Это они создали наш мир. И Винас Солами, который основал Орден Соламнийских Рыцарей…

– Лично для меня Боги ничего не сделали, – ровно ответил Мэлдред. – И по правде говоря, я доволен, что они ушли. – Внезапно он остановился и закинул руку за спину, выхватывая из ножен меч, – снизу донесся какой-то шум, эхом отозвавшись от стен. Громко хлопая кожистыми крыльями, над их головами пролетела большая летучая мышь, и силач успокоился, поняв, кто шумел. – Хотя, думаю. Боги могли держать в узде драконов.

За его спиной раздался вздох. Мэлдред обернулся и оказался лицом к лицу с Фионой, которая стояла двумя ступенями выше.

– Мне не нравятся такие речи, – строго сказала девушка, выдвинув подбородок. – Боги нужны Кринну, и, думаю, они скоро возвратятся. Хотя, возможно, на моем веку этого и не случится. Но когда-нибудь – обязательно, Мэлдред. И гномы снова будут приходить в этот Храм. Я уверена в этом. Мне прямо слышатся их сильные голоса, возносящие молитвы Реорксу, и эхо от них… – Она мигнула, словно прогоняя видение, и тряхнула головой. – А как ты думаешь, где сейчас Риг?

Силач ласково коснулся пальцем кончика носа девушки и заглянул в ее глаза:

– Ты не должна беспокоиться о нем. И забудь о том, что хотела выйти за него замуж, – сказал он своим приятным, звучным и мелодичным, чарующим голосом, – Леди-рыцарь, сейчас тебя должны волновать только две вещи: я и то, что находится в конце этих бесконечных ступеней.

Фиона наслаждалась речью Мэлдреда, его колдовскими интонациями, как в первый раз, когда они сидели у походного костра. Глаза силача искрились и тогда, но сейчас, в неверном свете факелов, их блеск был особенно чудесен.

– Меня должен волновать только ты… – повторила она за силачом и, когда он развернулся, последовала за ним по истертым каменным ступеням все дальше и дальше вниз.

– Свинство какое! Эти проклятые ступени будут продолжаться вечно, милый, – капризно воскликнула Рикали. Они остановились отдохнуть, поскольку от постоянных прыжков со ступеньки на ступеньку полуэльфийка натерла пятки. – До чего же мне не везет! Сначала взбирались на гору, теперь зачем-то полезли сюда и вот уже сколько времени тащимся вниз. Кто бы мог подумать, что лестница будет такой крутой! Ведь она построена глупыми гномами для их коротеньких ног. Уверена, она ведет прямо в Бездну. В моем прекрасном доме ни за что не будет таких крутых лестниц. Да в нем вообще лестниц не будет!

– Недавно ты кричала, какая это прекрасная идея – все здесь осмотреть, – парировал Дамон. – Более того, мне кажется, эта идея принадлежала тебе.

– Женщина всегда имеет право передумать, милый.

Грозный Волк снова пошел вниз, поглядывая на стену, где были вырезаны лица гномов, такие же реалистичные, как и в пещере наверху. Впрочем, теперь маски сменились фигурами в полный рост, стоящими в профиль, как будто гномы спускались по лестнице вместе с Дамоном. Выделив одного, с коротко подстриженной бородой, Грозный Волк подумал о Джаспере.

– Мне жаль, что Джаспера нет с нами и что он не может увидеть все это, – задумчиво сказал Дамон.