Дочь

Я представила, как она садится, приглаживает волосы, смотрит, прищурившись, на будильник на прикроватном столике.

– Я ничего не поняла. Повтори, пожалуйста.

Я вздохнула и медленно произнесла:

– Наоми до сих пор нет дома. Они, наверное, пошли куда-то после ужина. Никита тебе ничего не говорила?

– Так ведь ужин у них намечен на завтра, Джен.

– Нет, завтра будет вечеринка. А сегодня просто ужин.

– Насчет сегодняшнего ужина я ничего не знаю. А Никита здесь. Она очень устала и сразу заснула, когда я привезла ее после спектакля.

– Что? – тупо произнесла я. Услышанное просто не укладывалось у меня в голове.

– Я забрала ее сразу после спектакля, – повторила Шен. А затем спустя секунду тихо добавила: – И никакого ужина не было.

– Но Наоми сказала… – я не могла говорить, во рту пересохло, – она надела новые туфли и сказала…

Я вела себя как ребенок, которому не хочется принимать действительность такой, какая она есть. Ведь она надела новые туфли и ушла с сумкой, полной одежды. Как это не было ужина? Может быть, Никиту не пригласили?

– Я спрошу у Никиты, – произнесла Шен после долгого молчания. – И сразу перезвоню.

Перед моим носом с легким щелчком захлопнулись ворота, отделяющие меня от мира, где дети спокойно спят в своих постелях, уютно свернувшись под одеялами, и не надо звонить приятельнице в половине третьего ночи.

Стулья на кухне были холодные и жесткие. Я посмотрела на Тэда, удивившись, какое у него бледное лицо, и хотела что-то сказать, но боялась раскрыть рот. Знала, что закричу.

Зазвонил телефон, я моментально схватила трубку, но к уху приложила не сразу.

– Дженни, ты меня слышишь? – Голос Шен звучал с придыханием. – Не было никакого ужина. После спектакля все сразу разошлись по домам.

В ушах возник слабый назойливый звон, заполняя тишину, возникшую после ее слов. Я ухватилась за край стола, чтобы унять головокружение. Вокруг меня закачался мир.

– А можно мне поговорить с Никитой?

Долгое молчание свидетельствовало о том, как плотно закрылись передо мной ворота, отделяющие от благополучного мира.

– Но она спит, – нерешительно проговорила Шен.

Что значит спит? Как это так? Никита, целая и невредимая, спокойно спит, а наша дочь неизвестно где. Меня охватила злость.

– Наоми, возможно, похитили, ей угрожает опасность. А Никита наверняка знает что-то такое, что поможет ее найти… – У меня перехватило дыхание.

Тэд выхватил трубку.

– Привет, Шанайя. – Он на секунду замолк. – Да, я понимаю, тебе не хочется будить Никиту… Его голос был спокойный, с повелительными нотками. Вот так он разговаривал с врачами-ассистентами, когда они звонили ему, чтобы сообщить о проблемах в отделении нейрохирургии. – Но, понимаешь, если Наоми не появится в ближайшие минуты, нам придется звонить в полицию. А Никита может сообщить какую-то полезную информацию… – он замолк. – Да. Хорошо, мы выезжаем. Скоро будем у тебя.

Перед отъездом я заглянула в комнаты мальчиков. Наклонилась над постелью одного, потом другого. Тео зарылся под одеялом с головой и мирно сопел. Эд разметался в постели. Черная челка была влажной от пота. Выпрямившись, я поймала в зеркале свое отражение, освещенное уличным фонарем из окна, и не узнала. Казалось, там стоит какая-то незнакомая женщина, намного старше. Волосы всклокочены. Я причесала их расческой Эда.

У школьного театра Тэд остановил машину, и мы вылезли.

Я до сих пор не знаю, почему нам потребовалось тогда проверить. Неужели мы в самом деле думали, что ты еще там, спишь, поджав ноги, на сцене? Мы что, надеялись тебя разбудить, увидеть, как ты, сонная, нам улыбаешься, потягиваешься, разминаешь затекшее тело, бормочешь какие-то объяснения: долго переодевалась, устала?.. А потом, после объятий, мы надеялись повезти тебя домой?

Застекленная дверь была заперта. Я подергала ручку, вгляделась. В фойе горел ночник. Были видны выстроенные в ряд бутылки в баре, на полу недалеко от двери валялась разорванная программка. Мне даже удалось разглядеть набранные крупным красным шрифтом слова: «Вест» и «История», а также фрагмент изображения девушки в синей юбке с вихрящимся подолом.

Тэд вел машину очень осторожно. Хотя я знала, как он устал. Он нажал кнопку на приборной доске, чтобы включить подогрев спинки моего сиденья. От жары меня замутило. Я взглянула на него. Он смотрел прямо перед собой. Не в его характере было поддаваться панике. Я рожала Наоми очень трудно, и его спокойствие мне очень помогло. Он быстро организовал эпидуральную анестезию для кесарева сечения и присутствовал, когда приняли ее маленькое, все в крови, тельце. Пытаясь отвлечься от этих мыслей, я посмотрела в затуманенное брызгами моросящего дождя окно на пустынную улицу. Что было на ней? Дождевик? И, кажется, шарф? Оранжевый. Я вгляделась в деревья вдоль обочины, как будто надеялась увидеть этот шарф, запутавшийся в мокрых черных ветках.

Тэд позвонил в дверь Шанайи. Кругом царили тишина и спокойствие, и если бы кто-то проходил мимо, то увидел бы лишь припозднившихся супругов – обыкновенных, ничем не отличающихся от других. На нас были теплые пальто, начищенные туфли, мы стояли тихо, скрываясь от дождя под навесом.

По лицу Шанайи было видно, что она готова к неприятному разговору. Она обняла нас со спокойной серьезностью. В ее опрятной гостиной был жарко натоплен газовый камин. Никита сидела на диване ссутулившись, обняв подушку и подобрав под себя длинные ноги в пижамных брюках с изображением кроликов. Я улыбнулась ей застывшими губами, дрогнули лишь уголки рта. Шен села рядом с ней на диване, мы – напротив. Тэд взял мою руку.

– Детка… – Шанайя обняла дочку. Та смотрела вниз, наворачивая на палец прядь своих густых волос. – Дядя Тэд и тетя Дженни приехали спросить тебя насчет Наоми.

Я пересела на диван к Никите, по другую сторону от матери. Девочка слегка напряглась и отодвинулась.

– Где она, Ник? – я пыталась говорить как можно мягче.

– Не знаю, – Никита наклонилась, уткнув голову в подушку. До нас доносился ее приглушенный голос: – Я ничего не знаю. Не знаю, не знаю.

Шанайя встретилась со мной взглядом поверх ее головы.

– Тогда можно я начну и расскажу тете Дженни то, что ты говорила мне? – Шен дождалась кивка дочери и продолжила, не поднимая на нас глаз: – Значит, Наоми сказала Никите, что после спектакля у нее встреча с парнем.

– С каким парнем? – спросил Тэд. Его слова совпали с моим прерывистым вздохом.

Вопрос звучал угрожающе. Значит, не мальчик, а парень, то есть старше. Мое сердце заколотилось что есть силы, и я испугалась, что Никита услышит и откажется рассказывать дальше.

– Она сказала… – робко продолжила Никита. – сказала, что у нее встреча с одним парнем. И что он очень сексуальный.

Я внимательно посмотрела на нее.

– Сексуальный? Наоми так и сказала?

– А что? Вы спросили, я ответила. – Никита наморщила лоб, на глаза у нее навернулись слезы.

– Да-да, конечно.

Боже, она никогда не произносила при нас подобных слов. Я попыталась вспомнить наши разговоры. Мы иногда затрагивали темы секса – контрацепция и все такое, но, кажется, Наоми это мало интересовало. Или я ошибаюсь?

– А он, что… она… – Я заблудилась среди предположений. – Он из вашей школы?

Никита отрицательно покачала головой.

Наконец голос подал Тэд. Заговорил легко, как о чем-то не очень важном.

– А этот парень… она давно с ним встречается?

Плечи Никиты чуть опустились, она перестала вертеть свои волосы. Прием Тэда сработал. Мне даже стало завидно, что у меня так легко никогда не получается. Вот и сейчас предательски подрагивал голос.