Принцесса Шиповничек

И народные, и литературные волшебные сказки опираются на древнюю историю: они происходят из характерной борьбы за очеловечивание грубых и диких сил, которые вселяют реальный страх в наши души и сообщества, угрожая уничтожить свободу воли и человеческое сочувствие. Сказки пытаются победить этот страх метафорами.

    Джек Зайпс «Волшебные заклинания»

Дом

Источниками мифа в гораздо большей степени служат обрывки слухов – от отца к матери, от соседа к соседу, когда они болтают, облокотившись о забор. Намек, старательно перевранный секрет, палец, приложенный к губам в знак молчания, – и рассказы собираются, как дождевые облака. Можно было бы сказать, что ребенку и читать необязательно, достаточно подслушивать. Острый слух и неприметность – вот и все, что нужно. Пусть ребенка не видно, зато ему все слышно.

    П. Л. Трэверс «О Спящей красавице»

Кто не любит волшебные сказки? Ведь каждый раз хочется, чтобы все закончилось хорошо. Рассказываешь сказку – и в каком-то смысле говоришь неправду, хотя часто подозреваешь – то, что кажется ложью, на самом деле скрытая правда.

    Ральф Харпер «Спящая красавица»

Глава 1

– Гемма, ну пожалуйста, расскажи свою сказку, – умоляла Шана, обнимая бабушку и вдыхая такой особый, такой только ее запах – смесь талька с лимоном.

– Какую сказку? – Гемма продолжала крошить яблоки в деревянную миску.

– Сама знаешь какую.

– Да-да, сама знаешь, – подхватила Сильвия. Она придвинулась поближе к бабушке и вслед за сестрой окунулась в аромат талька и лимона.

– Пятая касава. Пятая касава, – принялась колотить ложкой по чашке крошка Ребекка.

Шана скорчила гримасу. Даже совсем маленькой она никогда не коверкала язык и не лепетала по-младенчески. Всегда полными предложениями, утверждала мама.

– Пятая касава? – улыбнулась Гемма. – Ну ладно.

Сестры дружно кивнули и немножко отодвинулись – словно для сказки нужно было бабушкино лицо, а не только бабушкин запах.

– Давным-давно, в стародавние времена, до всякого времени, но не в самое прекрасное время, – начала бабушка, а две старшие девочки вслед за ней шепотом повторяли зачин сказки, – в одной стране был замок, а в замке жил король, который ни о чем так не мечтал, как о ребеночке. «Твои слова да в Господни уши», – повторяла королева каждый раз, когда он заговаривал о ребеночке, но шли годы, а детей у них все не было.

– Не было, не было, не было, – запела Ребекка, колотя в такт ложкой по чашке.

– Заткнись! – хором велели Шана и Сильвия.

Гемма отобрала у Ребекки ложку и чашку и дала ей взамен ломтик яблока.

– Но в конце концов, в один прекрасный день, в самое что ни на есть подходящее время королева легла в постель и родила девочку с рыжей, как огонь, копной волос. – Гемма чуть дотронулась до своей головы, где седые кудри колючей проволокой перевивались с рыжими. – Девочка была хороша, как полевой цветок, и король решил назвать ее…

– Шиповничек, – хором выдохнули Сильвия и Шана.

– Шиповничек, – повторила Ребекка, но она жевала яблоко, и вышло не очень разборчиво.

Глава 2

Была весна, по крайней мере, по календарю, но всю ночь, укутывая улицы Холиока, падал мягкий снег. «Линкс» карабкался по скользкому холму и уже не мурлыкал, а издавал хриплое рычание, как до того «Мерседес», который пришлось оставить внизу на стоянке.

– Говорила же маме, что «Мерседес» полное барахло, а ей бы только смеяться. – Сильвия вновь принялась теребить витую золотую сережку. На этот раз левую, правую она уже оставила в покое.

– А я ей сказала – раз у папы кризис среднего возраста, ему бы лучше завести любовницу, а не «Мерседес». Любовницы, по крайней мере, обходятся дешевле. – Шана всегда норовила перещеголять сестру в остроумии.

Сестры обменялись понимающими улыбками. Да уж, они за словом в карман не полезут. Обе темноволосые, с широко расставленными глазами и высокими скулами, – похожие, словно близнецы, несмотря на полтора года разницы.

Бекка, младшая, взглянула на обеих и вздохнула – ей в их магический круг доступа нет. И никогда не было. Заставила недовольно урчащую бежевую машину вскарабкаться на следующий, последний, пригорок, удержала уверенной рукой, не дала забуксовать.

– Ну, давай же, еще чуть-чуть, Росинант, – бормотала она. Бекка купила машину весьма и весьма подержанной, и имя Росинант напросилось само. Ей было неуютно, если у верой и правдой служащих механизмов не было собственного имени. – Давай, голубчик, еще немного в горку.

Машина добралась до вершины холма. Бекка привычно свернула направо, на Кэбот-стрит, и затормозила перед трехэтажным кирпичным зданием дома престарелых.

– Ну все, приехали, – сказала она то ли машине, то ли сестрам.

Сильвия и Шана быстро выскочили из машины и, проклиная погоду, поспешили внутрь. Даже не остановились, чтобы стряхнуть мокрый снег с модных сапожек.

Заперев все четыре дверцы автомобиля, Бекка последовала за сестрами. Перед тем как войти в здание, она запрокинула голову и поймала на язык несколько снежинок. Волшебство! Даже если в такую погоду водить машину, снег все равно кажется каким-то чудом. Особенно в этом году, когда по всем телеканалам прогнозы обещали полное отсутствие осадков.

Музыкальный утренник в просторной гостиной дома престарелых был в самом разгаре. Руководил процессом лысоватый мужчина с банджо. Торопливо, от энтузиазма глотая слова, он убеждал присутствующих спеть хором. Его указаниям пытались следовать около сорока обитателей дома. Они образовали пять довольно ровных рядов из кресел-каталок и стульев с прямыми спинками. Все, кроме миссис Хартсхорн. Она, как всегда, сидела в углу и теребила свои длинные выцветшие косички, похожие на дреды. Даже медсестры не обращали на нее внимания.

– Здравствуйте, миссис Хартсхорн, – дружески поприветствовала ее Бекка, проходя мимо. Ответа не последовало, да она его и не ожидала.

Хор нестройно затянул «Сюзанну». Делу кое-как помогала пара медсестер. Бекка машинально посмотрела, не сидит ли там бабушка, хотя знала, что их вызвали сюда именно потому, что Гемма резко сдала. Кое-кто из обитателей дома престарелых узнал Бекку, а мистер Силверс даже помахал. Она послала ему воздушный поцелуй, и он ответил смешной детской гримасой.

Шана продолжала давить на кнопку лифта, словно от этого напора тот не выдержит и приедет быстрее. Сильвия оставила сережки в покое и теперь пыталась натянуть темно-серый свитер на плоский живот.

Бекка не торопилась. Она знала, что капризный механизм по привычке тянет время, а потом придется еще дольше ждать, покуда он соизволит с пронзительным лязгом опуститься на первый этаж.

Дверь лифта наконец отворилась, и оттуда вышли две медсестры.

– Здравствуйте, Бекка, – сказала с улыбкой одна из них. – Сегодня утром она была вполне бодра и спрашивала о вас.

Другая просто кивнула. Это была персональная медсестра миссис Хартсхорн.

Бекка улыбнулась в ответ особенно ласково, словно восполняя то, что Шана и Сильвия не обратили на медсестер никакого внимания, будто белые халаты делали тех невидимыми. Бекка втиснулась в тесную кабинку лифта вслед за Шаной.

– Третий, – подсказала Бекка на всякий случай: сестры были тут лишь дважды за четыре года. Обе жили далеко, – одна в Лос-Анджелесе, другая в Хьюстоне.

– Знаю, знаю, – с нарочитым вздохом произнесла Шана, – я уже здесь бывала.

– Мы обе бывали, – поспешила добавить Сильвия. Теперь она играла толстой золотой цепочкой на шее, словно хотела напрочь сорвать хамсу – подвеску в виде ладони. – Это ж так тяжело, Бекка. Не понимаю, как тебе удается приходить сюда каждый день.

– Ну, не каждый, – прошептала Бекка.

– Уверена, – продолжила Сильвия, казалось, не услышав слова сестры. – Живи я поблизости, все равно каждый день не смогла бы. Не здесь. Не в нынешнем ее состоянии.

Бекка улыбнулась и прикрыла глаза: боялась – откроешь, и сестры заметят подступающие слезы. Тут Шана и Сильвия снова начали рассуждать, как хорошо, что Гемма в ее возрасте, да еще с артритом и диабетом, ничего не понимает, а значит, и не страдает. Будто тело не чувствует боли, если ум заблудился в далеком прошлом. «Но Гемма еще не совсем одряхлела и из ума не выжила!» – сердито подумала Бекка, и гнев немедленно помог справиться со слезами.

Она уже готова была произнести это вслух, но лифт остановился, и дверь открылась прямо напротив поста медсестры. Там никого не было, но открытый блокнот и разбросанные по столу бумаги выдавали недавнее присутствие кого-то из персонала.