Книги Великой Альты

МИФ

Когда Великая Альта говорила, ее слова были как осколки стекла. Когда же солнце осветило их, они стали как озера чистейшего света. Слова, орошенные слезами ее дочерей, отливали радугой. Но каждый раз слова Великой Альты отражали мысли того, кто внимал им: образ в образ, тень в тень, свет в свет.

ЛЕГЕНДА

Был некогда великий учитель – он пришел в Долины с востока, вместе с солнцем. Слова его были столь чудесны, что всем, кто слышал их, они казались прекраснейшими кристаллами, издающими высокий, сладостный звон.

Учитель прожил меж обитателей Долин год и один день, а после ушел на запад вместе с солнцем. Никто не мог сказать потом, был ли он мужчиной или женщиной, высоким или низким, белокожим или смуглым. Но все слова, которые изрек учитель при свете луны – ибо он был нем и мог говорить лишь в полнолуние, – его ученики собрали и составили из них книгу. Все были удивлены тем, сколь маленькой и легкой вышла она, и назвали ее Книгой Света.

ПОВЕСТЬ

Дженне исполнилось семь лет, когда она впервые коснулась Книги Света. Она стояла в ряд с тремя другими девочками своего возраста – так ровно, как только сумели их выстроить Марна, учительница, и Зо, ее темная сестра.

Селинда все время ерзала, Альна же, которой весной было трудно дышать, громко сопела. Только Марга, прозванная Пинтой за свой малый рост, и Дженна стояли смирно.

Жрица улыбнулась, глядя на них, но в ее улыбке не было тепла – она просто приподняла уголки губ. Она напомнила Дженне волчицу в лесу около Селкирка – волки тоже скалятся так, когда их вспугнешь и им приходится бросать добычу. Дженна видела их стаю однажды. Темная сестра жрицы тоже улыбалась, но ее улыбка казалась куда более приветливой.

Дженна слегка повернула голову так, чтобы видеть только ее, но следила за жрицей краем глаза – так, как в лесу. Видит Альта, она всегда старалась угодить Матери – но той, как видно, ничем не угодишь.

Полная весенняя луна освещала каменный алтарь. Рябины при дуновении ветерка шелестели новыми листочками. Облако на миг закрыло луну, и темная сестра жрицы исчезла со своего трона. Никто не шелохнулся, пока луна не вышла опять, и все темные не вернулись. И тихий, удовлетворенный вздох сорвался с восьмидесяти пар губ в амфитеатре, когда это случилось.

Жрица слегка вскинула голову, посмотрев на небо. Облаков поблизости больше не было, и она начала, раскрыв на коленях большую книгу в кожаном переплете и отчеркивая острым ногтем каждое слово.

Дженна не могла оторвать глаз от этого ногтя. Никому больше не разрешалось носить такие, да никто бы и не захотел. Такие ногти, как у жрицы, все время ломались бы на кухне или в кузнице, мешали бы натягивать тетиву или управляться с ножом. Дженна украдкой покосилась на свою руку, думая, как оно было бы, если бы отрастить такие, – и решила, что ничего хорошего в этом нет.

Голос жрицы, тихий и ясный, обволакивал девочек.

– И та, которой минет семь лет, и та, которой минет семь осеней, и та, которой минет семь зим, и та, которой минет семь весен, придет к алтарю и изберет свой путь. Избравши же его, она будет следовать им еще семь лет, не колеблясь ни сердцем, ни разумом. И тогда Избранный Путь станет Верным Путем.

Жрица подняла глаза от книги, где буквы словно светились при луне, и обернула ее раскрытой стороной к себе, так что искорки заплясали на платье.

– Избрали ли вы свой путь, дети мои? – спросила она. Ее темная сестра подняла глаза заодно с ней, ожидая их ответа.

– Да, – ответили девочки хором, как их учили, только Селинда запоздала – она, как всегда, витала в облаках, и Марне с Зо пришлось дать ей тычка сзади.

Затем девочки одна за другой стали всходить по ступеням, чтобы коснуться книги у жрицы на коленях, – Селинда первая, поскольку была старше на девять месяцев, а Дженна последняя. Коснуться книги, произнести обет, назвать свой выбор. Так просто – и совсем не просто. Дженна вздрогнула.

Она знала, что Селинда будет работать в саду со своей родной матерью. Там она сможет беспрепятственно таращиться в никуда, предаваясь тому, что Марна и Зо называли грезами наяву.

Альна, тоже дочь садовницы, выберет кухню, где ее одышка не так сильна и где она сможет, как полагают все, нарастить немного мяса на свои хилые косточки. Дженна знала, что Альне не по душе этот выбор – она гораздо охотнее осталась бы с матерью и ее темной сестрой, которые нянчились с ней в тяжкие ночи, когда Альну одолевало удушье. Но обе сестры сошлись на том, что девочку нужно убрать подальше от весенней пыльцы и осенних паутинок. Лекарка Кадрин предупреждала снова и снова, что однажды промежуток между вдохами затянется слишком надолго и Альна умрет прямо в саду. Эти слова и заставили всех принять окончательное решение. Всех, кроме Альны, – последний месяц она плакала каждую ночь, думая о своем грядущем изгнании, она сама сказала об этом Дженне. Но она послушная девочка и в ночь Выбора скажет то, что нужно.

Черненькая Пинта, родная дочь воительницы, решила избрать стезю своей матери, хотя была маленькой и хрупкой, в отца. Если бы кто-то стал отговаривать Пинту, она полезла бы в драку. Она непоколебима – преданность у нее в крови.

А что же сама Дженна? Общая и ничья дочь, она перебирала в уме разные возможности. Сад наводил на нее тоску своими ровными посадками. Кухня была и того хуже – все на своем месте. Она даже провела несколько месяцев около жрицы и обкусала себе все ногти – верный знак, что это выбор неправильный. Лучше всего ей было в лесу или во время воинских игр, в прутья, скажем, хотя женщины очень редко допускали детей в свой круг. И потом, они с Пинтой были дружны, как светлая и темная сестры. У Дженны в лесу даже зрение становилось острее – а на будущий год, когда она сделает выбор, ее научат обращаться с луком и ножом.

Дженна смотрела, как сперва мышка Селинда, потом сопящая Альна, потом решительная Пинта всходят по трем ступеням к алтарю, где жрица и ее темная сестра сидели на своих тронах без спинок. Каждая возлагала правую руку на Книгу, а левой касалась четырех мест, посвященных Альте: лба, сердца, пупка и лона. Затем девочки повторяли за жрицей слова клятвы и называли ей свой выбор. И как они сказали, так и будет, столь сильны эти слова: Селинда пойдет в сад, Альна на кухню, Пинта в лес.

Пинта сошла вниз с широкой ухмылкой на лице и дернула Дженну за руку, шепнув:

– У нее изо рта плохо пахнет.

После этого Дженне трудновато было сохранить серьезность, делая первый шаг. Губы так и разъезжались, хотя она долго училась плотно сжимать их. Но на второй ступени все изменилось. Дженна приближалась к своему выбору. Когда она поднялась на третью, ее охватила дрожь. Не из страха перед жрицей или трепета перед Книгой – такую дрожь лисенок, подобранный и выращенный Амальдой, испытывал при виде кур. Даже не будучи голодным, он дрожал от предвкушения – то же чувствовала и Дженна.

Положив руку на Книгу Света, она удивилась холоду, который ощутила. Буквы были выпуклыми, и ей казалось, что они отпечатываются у нее на ладони. Левой рукой она коснулась лба, холодного и сухого. Сердце придало ей уверенности своим ровным биением, и она быстро завершила обряд.

Жрица заговорила – от нее пахло не столько плохо, сколько чуждо: возрастом, достоинством, обязанностями ее сана.

– Повторяй за мной, Джо-ан-энна, общая наша дочь.

– Хорошо, Мать Альта, – прошептала Дженна внезапно надломившимся голосом.

– Я, дитя семи весен… – начала жрица.

– Я, дитя семи весен…

– Я выбираю, и я избрана.

Дженна перевела дух.

– Я выбираю, и я избрана.

Жрица улыбнулась, и Дженна увидела, что улыбка у нее не столько холодная, сколько печальная, и что жрица не привыкла улыбаться.

– Путь, который я избираю, это…

– Путь, который я избираю, это… – повторила Дженна.

Жрица кивнула. Она смотрела странно-выжидающе.

Дженна снова перевела дух. Сколько дорог открывалось перед ней в этот миг. Она закрыла глаза, чтобы осознать это, открыла их снова, и хищный взгляд жрицы поразил ее. Дженна слегка повернула голову и, обращаясь к темной сестре, сказала громче, чем намеревалась:

– Путь воительницы. Охотницы. Хранительницы леса. – И она вздохнула, радуясь, что все позади.

Жрица помолчала немного с почти сердитым видом. Потом она и ее сестра наклонились и обняли Дженну, шепча ей:

– Ты хорошо выбрала, воительница. – В этих словах не было тепла.

Дженна сошла вниз, еще слыша эхо слов, которые шепнула ей одна только жрица. Вот бы знать, говорила это жрица другим девочкам или нет. Дженне почему-то казалось, что нет – жрица добавила, одолеваемая странной дрожью: «Избранное дитя самой Альты».

На следующее утро уроки начались всерьез. Лес и раньше не был местом для игр, но настоящее учение – вопросы, ответы, запоминание и, наконец, игра – начиналось только после Выбора.

– Вот это наперстянка, – сказала мать Пинты Амальда, опускаясь на колени около тускло-зеленого растения. – Скоро она зацветет маленькими пурпурными колокольчиками.

– Почему бы ее тогда не назвать колокольчиком? – пробурчала Дженна, но Амальда только улыбнулась в ответ.

– Она красивая! – сказала Пинта и хотела погладить листок, но Амальда шлепнула ее по руке и сказала, видя, что Пинта обиделась:

– Запомни, дитя: «Лучше воду пролить, чем кувшин разбить». Не трогай ничего, если не знаешь твердо, что можешь это сделать. Чертополох и шиповник колются, крапива жалит, а есть и более хитрые растения, вред от которых сказывается долгое время спустя.