Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник

Она кивнула. Снова взглянула на меня и посоветовала без тени иронии:

– В таком случае приведи голову в порядок. О противостоянии двух миров подумаешь завтра. Сегодня и без того хлопот невпроворот.

Я сделал глубокий вдох, закрыл глаза, выдохнул и отгородился от океанчика тревожных мыслей, чьи волны уже бурлили у меня в голове. Сам же говорил, что не способен предотвратить эту напасть и встречу ее лицом к лицу. Другими словами, разделяй и властвуй. Решай проблемы по мере поступления.

А сегодня ночью у меня и у всех остальных ровно одна забота.

– Надо защитить Чикаго, – решительно произнес я.

– Вот именно, – подтвердила Мёрфи. – Итак, каким образом мы это сделаем?

Я мотнул головой:

– Насколько я понимаю, наша главная проблема – Этне.

– Почему? – без обиняков спросила Мёрфи. – Да, она представляет серьезную угрозу, но титанша – единственная в своем роде. Раздвоиться она не способна.

– Почему? – переспросил я. И напомнил: – Потому, что у нее глаз Балора.

– Что за Балор?

– Король древних фоморов, – сказал я. – Заклятый враг туатов, а те, насколько я понимаю, нечто вроде протосидхе. В доисторические времена правили Ирландией. Согласно пророчеству, Балор должен был погибнуть от руки своего внука. Поэтому он заточил единственную дочь в Стеклянной башне. На несколько тысяч лет.

– Этне, – предположила Мёрфи.

– Угадала с первой попытки.

– Тысячелетия за решеткой… Прямо-таки гарантия уравновешенности и здоровой психики, – заметила Мёрфи. – И что, Балор одолжил ей свой глаз?

– Вроде того. Один симпатичный туат по имени Киану прокрался в башню и обрюхатил Этне. В результате ее сын убил Балора, и тот скончался в страшных мучениях. Может, парнишка преподнес его глаз мамаше в качестве рождественского подарка. Не знаю…

– Что тебе об этом известно? – покосилась на меня Мёрфи.

– По большей части фольклор смертных, – покачал головой я. – Иначе говоря, попытка осмыслить историю посредством игры в «испорченный телефон». Но глаз Балора… Такого оружия мир не видел уже тысячи лет. Где бы ни собрались наши войска, этот глаз просто выжжет всех скопом. И коли я правильно понял, Этне практически неуязвима. Но если сидеть сложа руки, она – вернее, ее треклятый глаз – сотрет Чикаго с лица земли. В буквальном смысле.

– Как же ее победить, эту Этне? – спросила Мёрфи.

– Пес его знает, – ответил я. – Пока мы мотались на остров, Совет Старейшин собирал информацию. Может, нашлись какие-то варианты.

– Так вот зачем ты взял с собой кристалл, – поняла Мёрфи. – Думаешь заключить Этне в одну из камер Духоприюта?

– Думаю, что, если просто подойти к титанше и попробовать связать ее с помощью кристалла, она мне мозги наизнанку вывернет. – Я чуть было не положил ладонь на рукоятку атама, висевшего теперь на поясе. Честно говоря, лучше вообще о нем не думать. В мире хватает сущностей, способных улавливать мысли. – Допустим, можно сделать так, чтобы Этне выбилась из сил. Тогда, наверное, у меня появится шанс.

– Допустим… – проворчала Мёрфи. – Наверное… Сплошная неопределенность!

– Угу. – Я бросил на нее сердитый взгляд. – И это я еще оптимистично настроен.

– В таком случае пусть это будет план «Б».

– Бери ближе к концу алфавита, – посоветовал я. – Видишь ли, ситуация не похожа на обычную заварушку вроде тех, где я выступаю тяжеловесом. В этой весовой категории действуют такие персоны, по сравнению с которыми я середнячок, да и то не факт. Надеюсь… – Я снова покачал головой. – Надеюсь, у кого-то есть соображения получше моих.

Я инстинктивно насторожился и прикрыл дроссельную заслонку, чтобы уполовинить ход.

– Так. Мы уже близко. Если неприятности и начнутся, то между нами и берегом. Самое время предупредить остальных.

Мёрфи боднула меня в плечо, на мгновение прижалась ко мне и отпрянула:

– Уже иду.

Она осторожно ухромала обратно в каюту, а я еще сильнее прикрыл заслонку и вгляделся в ночь. Смотреть было не на что. Чуть южнее Ороры и на дальнем берегу озера от подбрюшья тяжелых туч отражался какой-то городской свет, но Чикаголенд окутывала кромешная тьма.

Разве что… не кромешная.

С такого расстояния я не видел огней.

На фоне чуть более светлого неба начали вырисовываться величественные, темные, безмолвные утесы домов. В окнах горели свечи, сотни свечей, одинокие светлячки во всей этой тьме. На улицах наверняка развели множество костров, и на первых этажах зданий играли румяные тусклые отблески.

Я сбавил скорость до минимума. Благодаря ментальной связи с оставшимся позади Духоприютом я неплохо чувствовал местоположение катера, но уверенность моя простиралась ярдов на сто, а управлять «Жучком» в темноте не так-то просто. Мне вовсе не хотелось пропустить вход в гавань и распороть брюхо катера о прибрежные камни.

В обычном случае я включил бы навигационные огни, но они вышли из строя, когда Последняя из титанов разомкнула иссеченные веки и магическая энергия глаза Балора проделала дыру в потолке практически нерушимой штаб-квартиры Общества Светлого Будущего, пробила крышу и полностью вырубила энергетическую систему Чикаго – в том числе электронику автомобилей, самолетов и электрическую сеть «Жучка-плавунца». Старинный дизельный движок пыхтел как ни в чем не бывало, но все остальные устройства не пережили суперпроклятия, наложенного глазом Балора. На носу и корме я закрепил химические светильники, но лишь для того, чтобы в нас никто не врезался. Хотя маловероятно, что той ночью озеро Мичиган бороздили другие катера.

Сквозь грязное стекло рулевой рубки я высматривал в сумраке тусклые пятна белой краски, маркирующие вход в гавань. Света на причале, конечно же, не было, а освещение, свойственное восемнадцатому веку, не особенно содействует безопасному управлению катерами.

Ни с того ни с сего послышался хруст вкупе с протестующими взвизгами обшивки и судовых надстроек «Жучка-плавунца», и несколькими секундами позже малый ход катера сменился полной неподвижностью. Чтобы не упасть, я ухватился за приборную панель, а штурвал крутануло так внезапно, что я не успел отдернуть руку и рукоятки отбили мне все пальцы.

Я выскочил из рубки и увидел, как под аккомпанемент стонов деревянной обшивки катер клюет носом и заваливается на левый борт.

Из каюты появилась Мёрфи: на портупее – химический светильник, у плеча – маленький автомат. Она оступилась, врезалась раненым плечом в переборку и охнула от боли, но все-таки выбралась на палубу и твердо встала на ноги, положив руку на рейлинг.

– Что такое, Гарри?!

– Сам не знаю! – крикнул я в ответ. Сунул руку под рубашку и высвободил цепочку с материнским пентаклем, древней серебряной вещицей с красным камнем в центре пятиконечной звезды. Прошептал нужное слово, сопроводил его легким усилием воли, и серебро засияло голубым чародейским огнем. Когда катер со скрежетом качнулся назад, я бросился на бак и поднял амулет, пытаясь хоть что-то разглядеть. – Похоже, мы сели на мель!

Однако, перешагнув через запутанный клубок линей, под носом катера я увидел лишь темную воду. Свет амулета отражался от пленочных и пластиковых рефлекторов на причале, впереди и чуть слева. На языке мореходов это вроде бы называется «по левому борту».

Мы по-прежнему находились на глубине.

Что за чертовщина?

Катер застонал, качнулся, и тут на меня обрушился запах – вернее, невыносимая вонь дохлой рыбы.

О черт.

Я развернулся и поднял амулет, освещая клубок линей, через который только что перешагнул.

Веревки? Черта с два. Передо мной была резиноподобная, пульсирующая, живая конечность, красно-фиолетовое щупальце, покрытое кожистыми узелками, похожими на бородавки, окаймленное зубастыми присосками и, пожалуй, вполовину толще телеграфного столба.

Я не приказывал телу двигаться замедленно, как в кошмаре, но организм, видать, сам принял такое решение. Тихо-тихо вдоль щупальца, приклеившегося к палубе многими дюжинами блюдечек-присосок, я пробрался к рейлингу – туда, где щупальце уходило за борт, в воду, к тучной массе, размером едва ли не превосходившей наш катер.