Гроза из Преисподней

– Еще один вопрос, и я оставлю все как есть, – сказал я. – Кого ты там увидел? Расскажи мне о нем.

– Не знаю я его. Не знаю, и раньше не знал. Какой-то парень с камерой, только всего. Я обошел дом – думал, может, задняя дверь не заперта – ну, и заглянул внутрь. На секунду только и заглянул. А он там стоял, весь в черном, и все фоткал своею камерой, – он помолчал, будто кто-то постучал в закрытую дверь. – О Боже, мистер, мне идти пора. Я вас не знаю. Ничего я не знаю, – послышался шум шагов, потом гудки в трубке.

Я повесил свою трубку и вернулся к взятому напрокат у Джорджа рыдвану. Всю дорогу домой я обдумывал то, что мне удалось узнать.

Кто-то другой звонил в «Пицца-Экспресс» незадолго до моего звонка. Кто-то еще интересовался мальчишкой-развозчиком. Кто?

Ну, конечно же, Виктор Селлз. Выслеживающий всех, кто знает что-то о нем, о его делишках в домике у озера. Виктор Селлз, устроивший там в ту ночь славный такой, маленький междусобойчик. Может, он напился пьян, а может, это кто-то из его гостей напился и заказал пиццу – и теперь он заметает следы.

Из чего следует, что Виктор знал, что кто-то за ним подглядывает. Черт, теперь я не сомневался в том, что он находился в доме, когда я приезжал туда вчера вечером. Это делало вещи еще интереснее. Много интереснее. Исчезнувший человек, который не хочет, чтобы его нашли, бывает опасен, если за ним шпионят.

А что фотограф? Некто, хоронящийся под окнами и щелкающий любопытные картинки? Я порылся в кармане ветровки и нащупал круглую коробочку из-под пленки. Как бы то ни было, теперь стало ясно, откуда она там взялась. Но с какой стати кому-либо ехать туда и снимать Виктора с дружками? Может, это Моника наняла кого-то еще, какого-нибудь частного детектива, а мне не сказала? Или это просто кто-нибудь из соседей, увлекающийся порнухой? Трудно сказать. Тайн становилось все больше.

Я остановил «Студебеккер» на стоянке у моего дома и заглушил мотор. Потом посидел немного, подводя итоги прошедшего вечера. Загадок – не сосчитать. Достижений – ноль.

Мое расследование для Моники Селлз вывело меня на мужа, который устраивает дикие оргии в своем летнем домике, потеряв работу, и прилагает изрядные усилия, чтобы его не нашли. Возможно, усугубленный случай мужского климакса. Моника не производила впечатления женщины, которая воспринимает такого рода новости легко и благосклонно – гораздо скорее она закроет на них глаза и обзовет меня лжецом, если я открою ей правду. Но эта история, по крайней мере, заслуживала того, чтобы уделить ей еще сколько-то внимания. Я мог выставить в счет еще несколько рабочих часов и, возможно, заработать на этом еще немного. Правда, я до сих пор ничего еще не знал.

Бьянкина линия расследования, дойдя до Линды Рэндалл, уперлась в тупик. Все, что у меня имелось – это новые вопросы к мисс Рэндалл, а она была недосягаема как банк в выходной день. У меня не было ничего достаточно солидного, чтобы помочь Мёрфи в ее следствии. Черт, придется мне все-таки проделать этот чертов опыт. Может, я и узнаю чего-нибудь полезного, какую-нибудь улику, способную вывести меня и полицию на убийцу.

А может, это будет стоить мне задницы.

Но у меня не было другого выхода, кроме как попытаться.

Поэтому я вылез из машины и зашагал к дому, чтобы взяться за работу.

Он поджидал меня за мусорными баками, стоявшими у ведущей к моим дверям лестницы. Бейсбольная бита, которой он замахнулся, угодила мне точнехонько за ухом; я скатился вниз по ступенькам и остался лежать там почти бесчувственной тряпкой. Я слышал, как он спускается ко мне, но не мог пошевелить даже пальцем.

Все сходилось. Это вполне достойно завершало прошедший день.

Я ощутил подошву его ботинка у себя на загривке. Почувствовал, как он поднимает бейсбольную биту. А потом она со свистом устремилась вниз, готовая сокрушить мой череп.

Только ударила она не по моей неподвижной голове, а с треском врезалась в асфальт у меня перед носом. А значит, и перед глазами.

– Слышишь, Дрезден? – произнес нападавший. Голос его звучал негромко, нарочито хрипло. – Больно длинный у тебя нос. Не суй его куда не надо. И рот у тебя больно велик. Прекрати говорить с людьми, с которыми тебе не нужно говорить. А то мы тебе его сами заткнем, – он выждал подобающую театральную паузу. – Навсегда, – добавил он. Шаги его поднялись вверх по ступенькам и стихли.

Некоторое время я лежал, глядя на звезды у меня перед глазами. Из ниоткуда возник Мистер – возможно, его привлекли стонущие звуки – и принялся лизать меня в нос.

В конце концов я вновь обрел способность двигаться и сел. Голова отчаянно кружилась, и меня мутило. Мистер с басовитым мурлыканьем потерся о мой бок, словно чувствовал, что со мной не все ладно. Тогда я ухитрился даже подняться на ноги и продержаться в вертикальном положении достаточно долго, чтобы отпереть дверь, запустить внутрь Мистера, войти самому и запереть ее за собой. Потом я доплелся в темноте до кресла и с блаженным вздохом рухнул в него.

Я посидел, не шевелясь, до тех пор, пока голова не перестала кружиться хотя бы настолько, чтобы я снова смог открыть глаза, и пока грохот в висках не поутих немного. Грохот в голове. Должно быть, кто-то продолжал молотить по ней бейсбольной битой как кузнечным молотом, придавая ей всякие причудливые формы, в равной степени не годные для сознательной деятельности. Кто-то выковывал из Гарри Дрездена славного такого покойника.

Я обрубил этот ход рассуждений.

– Ты не какой-нибудь жалкий кролик, Дрезден, – напомнил я себе не без резкости в голосе. – Ты чародей старой школы, заклинатель крупного калибра. Ты не должен валяться тряпкой под ногами всяких говнюков с бейсбольными битами только потому, что они приказали тебе так!

Наэлектризованный звуком собственного голоса (а может быть, внезапным и не самым приятным осознанием того факта, что я начал заговаривать с собой), я встал, затопил огонь в камине и принялся, пошатываясь, бродить перед ним взад-вперед, пытаясь думать.

Не мои ли вечерние визиты привели к этому предупреждению? У кого имеется повод угрожать мне? От каких таких открытий пытаются меня удержать? И главное, что мне в этой связи делать?

Возможно, кто-то видел, как я разговариваю с Линдой Рэндалл. Или, что еще вероятнее, кто-то видел меня у Бьянкиного дома задающим вопросы. Голубой Жучок, конечно, не верх роскоши, но и спутать с любой другой машиной его трудно. У кого имеется повод следить за мной?

Ну, разве Джентльмен Джонни Марконе не следовал за мной, чтобы побеседовать? Чтобы попросить меня держаться подальше от истории с убийством Томми Томма? Еще как следовал. Так что это запросто могло оказаться еще одним напоминанием от криминального босса. Вполне, между прочим, в мафиозном духе.

Я проковылял к плите и заварил себе травяного чая от головной боли, потом добавил туда пару таблеток аспирина. Целебные травы, конечно, хороши, но я предпочитаю действовать наверняка.

Продолжая действовать согласно этому же принципу, я достал из ящика свой «Смит-и-Вессон-Чифс-Спешл» тридцать восьмого калибра, размотал тряпицу, в которую он был завернут и проверил, заряжен ли он. Потом сунул револьвер в карман куртки.

Если не брать в расчет чародейства, надоедливым типам с бейсбольными битами в руках справляться с пистолетом гораздо сложнее. И будь я проклят, если позволю даже Джонни Марконе с его душой тигра вытирать об меня ноги, отталкивать меня с пути или хотя бы думать, что может вертеть мной как захочет. Черта с два.

Моя голова гудела как котел, руки тряслись, но я спустился в лабораторию и принялся вычислять, как вырвать чье-то сердце из груди с пятидесятимильного расстояния.

Кто там сказал, что я не умею найти себе развлечения в пятницу вечером?

Глава 11

Мне пришлось потратить остаток ночи и добрую часть утра, но я все-таки вычислил, как убить кого-то так, как убили Томми Томма и Дженнифер Стентон. Проверив свои расчеты в пятый или шестой раз, я отшвырнул их на стол и тупо уставился на листки бумаги.

Во всем этом не было никакого смысла. Это было просто невозможно.

А может, мы все просто чертовски недооценивали убийцу.

Я схватил свою куртку в охапку и вышел из дома, не позаботившись о том, как я выгляжу. Я не держу у себя зеркал. Слишком много всяких тварей могут использовать зеркала в качестве окон – или дверей. Впрочем, я и так знал, что выгляжу как ходячий труп. Зеркало заднего вида в «Студебеккере» подтвердило это. Лицо мое осунулось и заросло щетиной, под налитыми кровью глазами красовались темные круги, а по степени всклокоченности моих волос можно было сделать вывод, что я гонял на мотоцикле сквозь облако жирного дыма. Вот что выходит, если в ваших привычках то и дело приглаживать волосы потными руками. Особенно если заниматься этим четырнадцать часов подряд.

Впрочем, все это не значило ровным счетом ничего. Мёрфи хотела эту информацию; она была ей просто необходима. Дела обстояли паршиво. Собственно, они обстояли паршивее некуда.

Я погнал машину к ней на работу, понимая, что она хочет услышать это из первых уст и с глазу на глаз. Отдел, в котором работала Мёрфи, размещался в одном из ветшающих зданий, входивших в комплекс городского полицейского управления. Оно облезло и кое-где слегка просело в землю – так старый солдат, стоя в строю по стойке «смирно», пытается подобрать отвисшее пузо. На одной из стен виднелись граффити, которые не соскребут до утра понедельника.

Я оставил машину на стоянке для посетителей – в субботнее утро это гораздо проще – и поднялся по крыльцу в дом. Увы, дежурным офицером оказался не мой давний знакомый, старый служака с моржовыми усами, а пожилая матрона с глазами цвета стального клинка. Она с первого взгляда не одобрила ни меня, ни моего образа жизни и заставила меня ждать, пока сама связывалась с Мёрфи.

Пока я ждал, в вестибюль вошли двое полицейских, волочивших какого-то типа в наручниках. Он вовсе не сопротивлялся; скорее, наоборот. Голова его бессильно свешивалась вниз, и он то и дело почти музыкально стонал. Крепостью телосложения он явно не отличался, и вообще он производил впечатление совсем еще мальчишки. Джинсы и куртка были изорваны и перепачканы, шевелюра всклокочена. Копы проволокли его мимо дежурного.

– Обдолбанный вусмерть, – пояснил один из них. – Придется подержать его взаперти, пока он не сможет видеть нормально.

Тетка-дежурная сунула им табель, один из них сунул его подмышку, и они потащили парня дальше, на лестницу. Я терпеливо ждал, то и дело протирая слипающиеся от усталости глаза, пока тетка пыталась связаться с кем-то там, наверху.

– Хмф, – довольно удивленно хмыкнула она наконец. – Хорошо, лейтенант. Я пропущу его к вам, – она махнула мне рукой, чтобы я проходил. Всю дорогу к лестнице я ощущал спиной ее неодобрительный взгляд и непроизвольно приглаживал рукой волосы и щетину на подбородке.

У отдела специальных расследований имелась своя небольшая приемная – сразу за дверью с верхней лестничной площадки. Меблировку ее составляли четыре деревянных стула и продавленный диван, попытка уснуть на котором, возможно, закончилась бы переломом позвоночника. Кабинет Мёрфи располагался в дальнем конце поделенного на рабочие клетушки зала.

Мёрфи стояла за дверью, прижимая к уху телефонную трубку. Вид она имела изрядно побитый. Больше всего она напоминала мне городского подростка, имевшего неосторожность подраться с деревенской шпаной, хотя она и оторвала бы мне голову, доведись ей услышать от меня такое сравнение. Она ткнула пальцем в сторону приемной и захлопнула дверь у меня перед носом.

Я выбрал себе стул и уселся, блаженно прислонившись затылком к стене. Но стоило мне закрыть глаза, как я услышал визг, доносившийся откуда-то из коридора. Послышался шум борьбы, несколько тревожных восклицаний, а потом визг повторился, на этот раз ближе.

Я отреагировал, не раздумывая – для того, чтобы думать, я слишком устал. Я встал и вышел на лестничную площадку, откуда доносились эти звуки. Налево от меня спускались вниз ступени, направо тянулся коридор.

Из глубины коридора большими скачками бежала ко мне мужская фигура. Это был тот самый человек, который всего несколько минут назад мешком висел в руках тащивших его копов. Он-то и визжал. Я услышал шлепанье подошв, и из-за угла вывернулись двое копов, которых я видел внизу. Оба были, мягко выражаясь, не мальчики, так что бежали, распустив животы, тяжело отдуваясь и придерживая кобуру на боку.

– Стой! – задыхаясь, крикнул один. – остановите его!