Архивы Дрездена: Маленькое одолжение. Продажная шкура

– О, свет у нас есть, – возразил я.

Я пробормотал заклинание, и над правой рукой снова возник шарик солнечного света. В свободном от мрака пространстве круга он не уступал яркостью и жаром обычному, однако за пределами проведенной мелом черты свет его распространялся на футов пять-шесть, не больше.

– О боже мой! – выдохнула Кэрол.

– На самом-то деле нормальный свет тоже горит – просто лучи его блокированы. Электричества мрак не выключал. Например, вон те компьютеры включены – просто мрак не позволяет вам видеть свет индикаторов и экранов.

– Гарри! – окликнул Майкл.

– Будете торопить творца чудес – получите халтурные чудеса! – раздраженно отозвался я.

Оставшаяся часть заклятия обещала стать сложнее.

– К-как вы это делаете? – выдохнула Кэрол.

– Магия, – буркнул я. – А теперь цыц.

На левой руке я почти всегда ношу перчатку, которая хоть как-то защищает мою обожженную кожу. Тем не менее приятных ощущений мне это не обещало.

– Ignus, infusiarus, – пробормотал я и сунул плавкую вставку спринклера в паривший над моей правой рукой огонь.

– Но как это нам поможет? – поинтересовалась Кэрол, в которой страх боролся с любопытством.

– Здесь до сих пор есть электричество, – сказал я. Возможно, запах паленой кожи мне только мерещился. – Здесь есть компьютеры. И телефоны.

– Гарри! – произнес Майкл, глядя на потолок. – Они лезут на стену. Собираются прорваться через потолок.

Я начал ощущать жар – даже поврежденными нервами левой ладони. Что ж, придется потерпеть. Я еще сильнее сконцентрировал волю, поднял спринклер и огненный шар на уровень лица и как можно яснее представил себе то, что мне нужно: тонкие щупальца энергии, тянущиеся от окружавшей форсунку разбрызгивателя ауры ко всем спринклерам в здании.

– И спринклеры здесь тоже действуют.

Движением ноги я разорвал круг, и энергия ринулась из него, устремившись ко всем предметам на вокзале, напоминающим спринклер у меня в руке. Вместе с ней выплеснулся из круга и устремился во все стороны жар, и я добавил еще энергии в горевший у меня над рукой шар, которому теперь пришлось греть не один, а несколько десятков спринклеров.

Потребовалось, должно быть, секунд десять, пока не сработали пожарные датчики. Гулко взвыла сирена, и спринклерная система ожила. Послышались негромкие крики людей – на этот раз удивленные, и где-то на станции зазвучал сигнал экстренной помощи. Из стоявших на столе телефонов и компьютеров посыпались искры.

– Ах да, – поправился я. – Компьютеры здесь больше не работают. Но все остальное остается в силе.

Майкл посмотрел на меня и блеснул зубами в свирепой улыбке.

– Когда?

Я продолжал пристально смотреть на мой крошечный клубок солнечного света. Из спринклерных форсунок хлестала вода. С полминуты не происходило ничего, если не считать того, что мы промокли. Даже удивительно, как много воды вылилось на нас – я хочу сказать, удивительно в самом положительном смысле. Я хотел как можно больше воды.

Где-то в районе шестидесятой секунды мое заклятие начало слабеть: его энергия подавалась под напором потоков воды.

– Еще чуть-чуть, – сказал я. – Приготовились…

На рубеже второй и третьей минуты заклятие окончательно рухнуло, оборвав связь с остальными спринклерами. Огонек над моей ладонью мигнул и погас.

– Майкл! – сказал я. – Пошли!

Майкл крякнул и рывком распахнул дверь. Прежде чем он успел шагнуть за порог, пронизывавшая воздух энергия с негромким хлопком исчезла, и священный клинок вспыхнул так ярко, что на него стало больно смотреть.

Стоило сиянию Амораккиуса выплеснуться через дверь в зал, как десятки, если не сотни хобов разом взвыли от боли. Они голосили так громко, что я буквально ощущал давление их воплей на мои барабанные перепонки, как это бывает на по-настоящему громком рок-концерте.

Но еще громче гремел голос Майкла Карпентера, Рыцаря Креста, земного воплощения ангельской силы, носителя клинка, некогда принадлежавшего сквайру по имени Варт.

– Lava quod est sordium! – провозгласил Майкл так зычно, что не верилось, что такой рев может исходить из человеческой глотки. – In nomine Dei, sana quod est saucium!

Только когда меч покинул комнату, я увидел, что свет в помещении горит как ни в чем не бывало – равно как и по всему вокзалу.

– Мыш! – приказал я. – Остаешься здесь! Стереги раненых!

Я поспешил за Майклом, оглянувшись на бегу. Мыш рванулся вперед и встал между дверью и кучкой перепуганных людей, высоко подняв голову и широко расставив лапы – попробуй сунься.

В зале спринклеры устроили вполне внушительную имитацию вонючего тропического муссона. Не успев отойти от двери на несколько шагов, я поскользнулся в луже воды и горящей хобовой крови. Меч сиял так ярко, что мне пришлось прикрыть глаза рукой. Смотреть на Майкла или даже куда-либо рядом с ним я не мог, поэтому ориентировался по оставленным им за собой разрубленным телам хобов.

Десяток или полтора хобов нашли смерть от Майклова меча.

Им здорово повезло.

Многие другие – в поле моего зрения попало несколько десятков, но я наверняка видел далеко не всех – рухнули слишком далеко от Майкла, чтобы он достал их мечом. Они превратились в съежившиеся комки плоти, от которых шел жирный дым. Некоторые из них, сгорая, еще продолжали трепыхаться.

Адские погремушки!

Врагу не пожелаешь, правда.

Я следовал за Майклом, старательно избегая смотреть на меч. Должно быть, если в здании имелись спринклеры, отличные от того, который я использовал в своем заклятии, оно могло и не заставить их сработать. И если Майкл попадет в зону мрака, хобы, имеющие там хоть какую-то защиту от света, могли навалиться на него всем скопом.

Однако – возможно, по везению, а может, такова была судьба или воля Божья, а скорее всего, экономный подрядчик – все спринклеры в здании, похоже, оказались одного типа. Вода лилась отовсюду, смывая мрак, словно слой грязи, и замещая его тысячами тысяч крохотных радуг – так преломлялся в искусственном ливне свет Амораккиуса.

Спрятаться хобам было негде.

Я шел, ориентируясь по останкам порубленных врагов. Порубанных? Порубатых? Не смотрите на меня так. Я институтов не кончал. Возможно, правильное использование производных от глагола «рубить» проходят в институте. В моем экзаменационном билете этого слова точно не было.

Я остановился и, насколько позволяли ослепительное сияние меча и непрекращающийся дождь с потолка, огляделся по сторонам, пытаясь понять, куда направляется Майкл.

Странная короткая вибрация передалась мне через подошвы башмаков. Потом последовал тяжелый удар, сопровождаемый такой же вибрацией. Я резко повернулся в сторону входной двери – и в это мгновение она разлетелась вместе с изрядной частью кирпичной стены. В образовавшемся проеме не было видно ничего, кроме слабого мерцания, но стоило тому, кто скрывался за завесой, оказаться на свету Амораккиуса и под моим импровизированным тропическим ливнем, как заклятие дрогнуло и исчезло.

Из-за завесы показались двадцать футов роста и четыре или пять тонн веса Большого Братца Бебеки.

На этот раз он облачился в броню из прозрачного, напоминающего хрусталь материала, и меч в его руке был длиннее моей машины. Он открыл пасть, и я почувствовал его боевой рык – именно не услышал сквозь какофонию боя, а почувствовал кожей звук, столь низкий и громкий, что издать его мог, наверное, только кит.

– О да, – буркнул я. – Денек становится с каждой минутой все веселее и веселее.

Глава 25

Любой, обладающий хоть каплей мозгов, знает, что драться с кем-либо, имеющим значительное преимущество в росте, весе и оружии, нелегко. Если ваш противник тяжелее вас на пятьдесят фунтов, шансы на победу у вас, мягко говоря, сомнительны.