Отыграть назад

Рон, в это время уже смотревший в объектив одной из своих камер, поинтересовался:

– А что именно?

– Он лечит больных раком детей.

– Он педиатр-онколог, – сдержанно сообщила Грейс. – В Мемориальном центре.

Вообще-то клиника называлась «Онкологический мемориальный центр имени Слоуна-Кеттеринга», но она очень надеялась, что репортеры сейчас сменят тему разговора.

– У меня бы ни за что не получилось. Он, наверное, святой.

– Он хороший врач, – согласилась Грейс. – Это сложная область.

– Боже мой! – подхватил Рон. – У меня бы тоже ничего не вышло.

«Ну и хорошо, что вас об этом никто и не просит», – раздраженно подумала Грейс, а вслух добавила, надеясь отвлечь их от этой темы:

– Я пыталась придумать, что мне сделать с волосами. А вы как считаете? – Она дотронулась до тугого пучка на затылке. – Я могу их распустить, у меня есть массажная щетка.

– Не надо, оставим так. Лицо хорошо видно. Ладно? – спросил Рон. Правда, эти слова были адресованы не ей, а Ребекке.

– Давай попробуем, – согласилась та.

– Хорошо.

Он снова взял камеру, посмотрел в нее и произнес:

– Значит, пока что потренируемся, хорошо? Не волнуйтесь!

И прежде чем Грейс успела отреагировать, раздался громкий металлический щелчок.

И в тот же миг она буквально окаменела.

– Только не это, – рассмеялся Рон. – Я же сказал: будет совсем не больно. Вам удобно?

– Вообще-то нет, – отозвалась Грейс и попыталась улыбнуться. – У меня раньше ничего такого не было. Я хотела сказать, меня никогда не фотографировали для журнала.

«Вот так и сформировалась окончательно моя инфантильность на публике», – подумала она, и остатки храбрости тут же покинули ее.

– Что ж, для первого раза лучшего журнала и не найти! – весело заявил Рон. – А я все сделаю так, что вы будете выглядеть потрясающе и даже подумаете, что сюда приходила какая-то супермодель и выдавала себя за вас.

Грейс выдала какой-то совсем уж неестественный смешок и расслабилась, устроившись поудобнее.

– Очень хорошо! – бодро поддержала ее Ребекка. – Только поменяйте положение ног, скрестите их по-другому, ладно? Тут нужен другой угол наклона.

Грейс повиновалась.

– А теперь начали! – жизнерадостно объявил Рон и тут же с дикой скоростью принялся за работу. Щелк-щелк-щелк. – А как же, – продолжал он, изгибаясь, подаваясь то вперед, то в сторону, добиваясь, как догадалась Грейс, едва заметных изменений ракурса в каждом кадре, – как же называется ваш роман?

– Роман? Но я писала не роман. Да и не смогла бы я написать роман.

Тут до нее дошло, что, возможно, сейчас не стоит разговаривать. Как будут выглядеть губы и рот в кадре, если она станет что-то при этом говорить?

– Так у вас нет новой книги? – продолжал Рон, не отрываясь от камеры. – А я думал, вы писательница.

– Нет. То есть да. Я написала книгу, но я не писательница. Я хотела сказать… – Грейс нахмурилась. – Это книга о браке. Я специализируюсь на работе с супружескими парами.

– Она психоаналитик, – пришла на помощь Ребекка.

«Но неужели я при этом еще и не писательница?» – подумала Грейс, и это ее возмутило. Она написала книгу, разве это не делает ее писательницей? Тут ей в голову пришла еще одна мысль.

– Я никого не нанимала, чтобы писать, – убедительно продолжала она, как будто Рон ее в чем-то обвинил. – Я написала ее сама.

Рон остановил съемку и теперь что-то разглядывал на цифровом мониторе.

– Вообще-то, – начал он, даже не поднимая на нее глаз, – мне хотелось бы, чтобы вы сели чуть левее. Простите, с моей стороны левее. И немного отклонились назад, можно?.. Хорошо. – Он о чем-то задумался и добавил: – Мне кажется, мы все-таки ошиблись насчет волос.

– Согласна, – не стала спорить Ребекка.

Ловкими движениями Грейс удалила из прически три внушительные шпильки. Пучок ухоженных волос распустился и темно-каштановым водопадом мягко лег ей на плечи. Грейс уже собиралась распушить пряди, но Рон вовремя остановил ее.

– Нет, не надо, – попросил он. – Так лучше. Рельефнее, что ли. Вам не видно, но темные волосы прекрасно контрастируют с цветом вашей блузки.

Грейс не стала его поправлять. Разумеется, это была не блузка, а тонкий и мягкий свитер светло-кофейного цвета, один из примерно пяти имевшихся у нее. Но ей действительно не хотелось разговаривать с Роном о блузках, пусть даже он и работал фотографом в журнале «Вог». Затем последовала очередная перестановка вазы. И небольшое перемещение книги на столике.

– Отлично, – объявил Рон. – Теперь все правильно. Давайте начнем.

Он приступил к съемкам. Ребекка молча наблюдала за процессом. Грейс пыталась выровнять дыхание.

Она крайне редко садилась сюда, и вид с кушетки показался ей непривычным. Она отметила, что плакат с пейзажем Элиота Портера висит криво, а на стене возле выключателя образовалось жирное пятно. «Надо этим заняться», – подумала она. И, возможно, уже пора снять Элиота Портера и заменить на что-то другое. Она устала от этой картинки. И разве все остальные тоже не устали от нее?

– Брак, – неожиданно произнес Рон. – Это же просто жуть как важно. Похоже, ничего нового уже и сказать-то нельзя.

– Сказать что-то новое всегда можно, – парировала Ребекка. – Ведь именно в браке никому не хочется оступиться и совершить ошибку.

Рон встал на одно колено и сделал снимок под большим углом. Грейс попыталась вспомнить, какой эффект давал такой кадр: казалась ли от этого шея длиннее или короче.

– А я об этом как-то сильно и не задумывался. Мне казалось, вот ты встретил кого-то, и если это правильный, твой человек, то сразу все становится понятно. То есть когда я познакомился со своей женой, мне сразу было все ясно. Я вернулся домой и тут же сказал парню, с которым мы вместе снимали жилье: «Это та самая девушка». Ну типа там, любовь с первого взгляда и все такое.

Грейс закрыла глаза. Потом вспомнила, что происходит, и снова открыла их. Рон отложил одну камеру, взялся за другую и, пока он колдовал над ней, Грейс поняла, что разговаривать можно.

– Сложность заключается в том, что если человек считает, что ему уже «все понятно», он может не обратить внимания на других, попросту теряя их. Я искренне считаю, что у каждого человека существует множество подходящих кандидатов для счастливого брака, и они постоянно встречаются нам на жизненном пути. Но мы все так преданы идее о любви с первого взгляда, что можем пропустить куда более подходящий вариант, потому что этот человек не ослепил нас при первой встрече и гром в этот момент не прогремел.

– Вы не могли бы посмотреть вот сюда? – попросила Ребекка.

«Другими словами, не могли бы вы заткнуться?» – тут же пронеслось в голове у Грейс. Она взглянула на Ребекку. Та устроилась в личном кресле Грейс за ее личным столом. Чтобы как-то сгладить этот неприятный факт, Грейс попыталась улыбнуться. И от этого ей сделалось еще хуже.

Но было кое-что еще. Пока она сидела, напряженная, зажатая и перекрученная, это кое-что начало движение у нее в голове, несмотря на серьезную фотосессию для журнала «Вог». (Ну, читатели-то уж точно никогда не перепутают ее с фотомоделью!) Еще на Грейс подействовал дискомфорт ситуации – не должна она была сидеть на этой кушетке. И вот теперь это «кое-что» уже ясно вырисовывалось в голове. Это был неопровержимый факт. Потому что ей – точно так же, как фотографу Рону, как множеству ее пациентов в этой самой комнате, как неведомому числу будущих читателей ее книги – все сразу же стало абсолютно понятно, как только она увидела Джонатана Сакса. Она сразу поняла, что выйдет за него замуж и будет любить его до конца своей жизни. Эту правду она скрывала и от агента Сарабет, и от редактора Мод, и от публициста Дж. Колтон, как скрывает и сейчас от журналистки Ребекки, которая вот-вот сама вый – дет замуж, и от Рона, которому, как и ей самой, сразу, при первой же встрече стало все понятно насчет его будущей жены.