Ты должна была знать

Аманда уже вскочила на ноги и принялась лихорадочно собирать бумаги. Сразу видно – не хотела терять ни минуты. Малага, приведя ребенка в более или менее вертикальное положение, не выказывала ни малейшего желания прикрыться.

– Приятно было познакомиться, – лицемерно заявила Аманда. – Кажется, ваш сын учится с одной из моих дочерей. Вы ведь в четвертом? В классе мисс Левин?

Малага кивнула.

– В этом году ни с кем из новых родителей познакомиться не успела, – продолжила Аманда, убирая бумаги в светло-коричневую сумку «Биркин». – Надо как-нибудь собраться всем вместе, поболтать…

– Как Мигель? – спросила Салли. – Очень милый мальчик.

Малага чуть-чуть оживилась и, похлопывая девочку по спинке, едва заметно улыбнулась:

– Да. Мигель молодец. Учительница сказал. Она с ним работать.

– Пайпер рассказывала, как они вместе играли на крыше, – прибавила Аманда.

Во время перемен учеников младших классов выпускали на крышу, на которой постелили безопасное резиновое покрытие. Там же находился яркий детский инвентарь, а возле краев в целях предосторожности была натянута сетка.

– Хорошо, – кивнула Малага.

Девочка громко, совершенно не по-девичьи рыгнула. Больше всего Грейс захотелось уйти.

– Всем пока! – жизнерадостно объявила она. – Салли, захочешь еще что-нибудь обсудить – звони. Но, по-моему, все идет по плану. Удивительно, как ты организовала мероприятие подобного уровня за такое короткое время.

– Сьюки Спенсер помогла, – рассмеялась Салли. – Найди мультимиллионершу с собственным виноградником и бальным залом в квартире – и дело в шляпе!

– Увы, такими знакомствами не обладаю, – старательно изображала доброжелательную непринужденность Грейс. – До свидания, Малага, – прибавила она, заметив, что миссис Альвес наконец убрала груди в чашечки черного лифчика. Грейс повесила на плечо кожаный портфель с длинной ручкой.

– На работу идешь? – спросила Сильвия.

– Нет. Надо отвести Генри на занятия музыкой. Он ведь на скрипке играет.

– Ах да, конечно. Такой талантливый мальчик! Программу Сузуки[6 - Методика доктора Сузуки – программа раннего музыкального развития ребенка. Рассчитана не на то, чтобы отыскивать среди учеников одаренных детей, а на то, чтобы раскрыть способности каждого ребенка посредством игры на музыкальном инструменте.] проходит?

– Вообще-то нет. На восьмой или девятой книге мы переключились на более… специальные занятия.

– Неужели до сих пор сама его водишь? – с легким неодобрением произнесла Салли. – Боже мой, если бы всех своих отвозила и забирала, ни на что другое времени бы не осталось! Двое занимаются гимнастикой, потом еще фортепьяно, балет и фехтование. Не говоря уже про Джуну. Она пока ходит только на музыку для малышей и занятия по системе «учимся, играя», но сами подумайте! В четвертый раз программу «учимся, играя» мне не выдержать! Поэтому Джуну отводит Хильда. Мамаши там совершенно полоумные. «Ой, мой ребенок – гений, он сам съехал с горки!» Так и хочется ответить: «Ты, конечно, извини, но у меня четверо детей, и все они съехали с горки с первого раза, потому что это не гениальность, а обыкновенная гравитация!» Да и на музыке еле-еле в руках себя держу. Пришлось это дело тоже на Хильду спихнуть. Такое чувство, будто уже десять лет подряд трясу у детей перед носом одними и теми же маракасами.

– Я бы тоже одна не справлялась, будь у меня несколько детей, – заверила Грейс. – С единственным ребенком проще.

– Может, мне тоже записать Селию на уроки игры на скрипке? – произнесла Аманда.

Сестры-близнецы Селия и Пайпер обе были в четвертом, но учились в разных классах. Как выяснилось, одноклассницей Мигеля была Пайпер.

– Куда ездите заниматься? – полюбопытствовала Аманда.

Грейс едва удержалась от соблазна ответить, что не важно, где Генри учится музыке – его учитель в любом случае не станет давать уроки десятилетней девочке, ни разу не державшей в руках скрипку, и ему будет глубоко безразлично, кто ее родители и сколько у них денег. Наставник Генри, язвительный и депрессивный старик лет семидесяти, родом из Венгрии, согласился обучать мальчика только после чрезвычайно сложного прослушивания и тщательной оценки его музыкальных способностей. Хотя всем заинтересованным сторонам было ясно, что Генри будет поступать в университет, а не в консерваторию – это положение дел устраивало и Грейс, и Джонатана, и больше всего самого Генри, – мальчик обладал достаточным талантом, чтобы войти в крайне ограниченное число учеников мастера. Грейс могла бы ответить на вопрос Аманды, с гордостью заявив, что Виталий Розенбаум преподает в Джульярдской школе (до недавнего времени это было правдой). Или даже в Колумбийском университете. Это тоже отчасти было правдой – во всяком случае, некоторые ученики Розенбаума, не ставшие поступать в консерваторию, учились в этом заведении и в свободное время по-прежнему приходили брать уроки в квартиру на Морнингсайд-Хайтс. Однако Грейс рассудила, что третий вариант лучше всего поможет закруглить разговор.

– Учитель живет на Западной Сто четырнадцатой улице, – ответила она, и это тоже была чистая правда.

– А-а, – разочарованно протянула Аманда. – Далеко.

– Обожаю Генри, – объявила Салли. – Такой вежливый, при встрече всегда здоровается… А до чего хорошенький! Мне бы его ресницы. Видела, какие у Генри ресницы? – обратилась она к Сильвии.

– Э-э… не обращала внимания, – улыбнулась та.

– Ну зачем мальчикам красивые ресницы? Так нечестно! Тратишь бешеные деньги на наращивание, а Генри Саксу только моргнуть достаточно!

– Д-да… – нерешительно протянула Грейс. Кажется, Салли хотела похвалить Генри или, что более вероятно, сделать приятное Грейс, однако комплимент прозвучал неуместно и немного вульгарно. – Пожалуй, ты права, – наконец выговорила она. – Я как-то не задумывалась… Но, когда Генри только родился, помню, что заметила – ресницы у него длинные…

– У нее длинные ресницы, – вдруг проговорила Малага Альвес и кивнула на дочку, лежавшую у нее на коленях. Малышка спала, и было хорошо видно, что ресницы у нее действительно довольно длинные.

– Красивая девочка, – сказала Грейс, радуясь возможности сменить тему. Благо все родители считают своих младенцев самыми хорошенькими. – Как ее зовут?

– Элена, – ответила Малага. – В честь моя мать.

– Чудесное имя, – проговорила Грейс. – А теперь извините, мне пора. Мой мальчик с длинными ресницами расстраивается, когда из-за меня опаздывает на занятия. Всем пока. – Грейс повернулась к двери. – Увидимся в школе или… в субботу! Уверена, аукцион пройдет превосходно!

Набросив сумку на плечо, Грейс направилась к двери.

– Подожди секунду, я с тобой, – окликнула Сильвия.

Утешало то, что Грейс хотя бы находила Сильвию самой приятной женщиной из всех собравшихся. Однако в коридоре ее ждала безо всякого энтузиазма. Захлопнув за собой дверь, обе остановились на крыльце и переглянулись.

– Ничего себе, – покачала головой Сильвия.

Грейс, может, и согласилась бы, но не знала, к чему именно относится комментарий, поэтому ничего не ответила. Просто спросила:

– В школу пойдешь?

– Да, на очередную встречу с Робертом. Наверное, уже сотую по счету. Удивляюсь, как про нас до сих пор сплетни не распустили.

Грейс улыбнулась. Роберт был директором школы Реардон. Когда он вступил в брак с многолетним партнером, арт-директором небольшого театра, это была одна из первых гей-свадеб, освещенных в колонке «Таймс» «Обменяйтесь кольцами».

– По какому поводу встречаетесь? Обсуждаете, что делать с Дейзи? – спросила Грейс.

– Да, повод всегда один и тот же. Переводить ее в следующий класс, и если да, то в какой? Что для ребенка полезнее – тригонометрия с десятиклассниками или основы гигиены с пятиклассниками? Пропустить введение в биологию и сразу перейти к углубленной химии или и дальше изучать социологию вместе с седьмым классом? Ужасно утомительно! Все понимаю – жаловаться не имею права. Знаю, что должна поддерживать дочь и гордиться ее успехами, но так не хочется, чтобы она торопилась. Не годится, чтобы ребенок мчался через детство галопом. Эта пора раз в жизни бывает, пусть наслаждается, пока можно, – рассуждала Сильвия.

Вместе они зашагали на запад к Лексингтону, потом направились в сторону центра. Сильвия не заметила, как брошенные мимоходом слова больно кольнули Грейс. Генри, как и Дейзи, был единственным ребенком, и Грейс тоже чувствовала, что скоро его детство закончится. Она по-прежнему видела в нем Генри-ребенка, а иногда даже Генри-малыша, но скоро, слишком скоро он превратится в подростка, и Грейс это понимала. То, что других детей у нее не было, делало предстоящее отдаление еще более трудным и болезненным. Когда Генри выйдет из-под ее опеки, Грейс снова почувствует себя бездетной.

Конечно, они с Джонатаном с самого начала не планировали ограничиться одним ребенком. Теперь Грейс понимала, что понапрасну растратила драгоценное время, когда Генри был маленьким, – беспокоилась, «потянут» ли они второго. Потом Грейс пыталась лечиться от бесплодия, но Джонатан, как онколог, после полудюжины не принесших результата циклов кломида заявил, что в интересах собственного здоровья жена должна отступиться. Со временем Грейс привыкла к «Генри-центрическому» устройству семьи. Но, как и с любой семейной конфигурацией в Нью-Йорке, здесь были свои подводные камни. Если семьи с двумя детьми считались идеально сбалансированными, а родители трех и более заслуживали уважения как сделавшие воспитание детей своим призванием, то папы и мамы единственного ребенка должны были испытывать гордость особого рода. Считалось, что надо давать окружающим понять – их идеальное чадо требует усиленного внимания, усилий и забот. Это настолько выдающееся дитя, что необходимость в пополнении семейства попросту отпадает. Неординарный ребенок один способен дать миру намного больше, чем несколько обыкновенных, заурядных детей. У родителей единственных сыновей и дочерей была раздражающая привычка представлять отпрысков с таким видом, будто знакомство с ними – огромная честь. Грейс давно уже была знакома с этим феноменом. Вместе с лучшей подругой детства Витой они как-то раз даже сочинили о нем песенку. Приливу вдохновения немало способствовал коктейль «Банка скорпионов», которым они угощались в одном из ресторанов Кембриджа, штат Массачусетс. Мелодию позаимствовали из известного мюзикла «Bye, Bye Birdy»:

Один прекрасный ребенок,
Ему все вниманье с пеленок,
Зачем вам второй или третий?

Никто вас не отвлекает,
Никто вам не помешает,
К чему вам другие дети?..