Она взглянула на меня, словно спрашивая: «Я в самом деле вернусь туда?», и я, пользуясь тем, что мастер Гюрло не видит, на миг сжал ее ледяную ладонь в своей.
– А вон там…
– Подожди. У меня есть выбор? Существует ли способ уговорить вас… применить одно приспособление вместо другого?
Голос ее звучал по-прежнему твердо, но несколько тише и глуше.
Мастер Гюрло отрицательно покачал головой.
– В этом мы не вольны, шатлена. Как и ты сама. Мы приводим в исполнение присланный нам приговор. Ни более, ни менее. – Он смущенно кашлянул. – Вот это, пожалуй, окажется интересным – «Ожерелье Аллоуина», как мы его называем. Клиента привязывают к этому креслу, причем на грудину ему накладывается эта подушечка. Каждый вдох, сделанный после этого, туже затягивает вон ту цепочку; таким образом, чем больше клиент дышит, тем меньше воздуха получает с каждым следующим вдохом. Теоретически данная процедура может длиться бесконечно – если вдохи очень неглубоки и натяжение цепочки, соответственно, возрастает понемногу.
– Какой ужас! А как называется та путаница проводов и стеклянный шар над столом?
– О-о, – ответил мастер Гюрло, – это наш «Революционер»! Клиент ложится сюда… не угодно ли шатлене лечь?
Текла застыла на месте. Ростом она была гораздо выше любого из нас, однако невообразимый ужас на лице полностью скрадывал и ее рост, и величественную осанку.
– Иначе, – продолжал мастер Гюрло, – подмастерья будут вынуждены уложить тебя силой. И это тебе, шатлена, безусловно, не понравится.
– Я думала, – прошептала Текла, – что ты покажешь мне все эти механизмы…
– Мне просто нужно было отвлечь чем-либо мысли клиентки перед процедурой. На этом нам придется закончить экскурсию, шатлена. Теперь, пожалуйста, ляг: я не стану повторять просьбы.
Она тут же опустилась на стол – быстро, изящно, как ложилась на свою койку в камере. Ремни, которыми мы с Рохом пристегивали ее к столешнице, оказались такими старыми и растрескавшимися, что я даже засомневался, выдержат ли они.
Из конца в конец комнаты для допросов тянулись провода, подсоединенные к реостатам и динамо-машинам. На пульте управления, точно кроваво-красные глаза, замерцали древние огни. Зал наполнился гулом наподобие жужжания какого-то огромного насекомого. На несколько мгновений древние двигатели башни ожили вновь. Какой-то провод выскочил из гнезда; вокруг бронзовых штырей на его конце замерцали искры – голубые, будто пламя горящего бренди.
– Молния, – объяснил мастер Гюрло, вгоняя штыри в гнездо. – Для этого есть и другое название, но я забыл. Во всяком случае, «Революционер» приводится в действие посредством молнии. Конечно же, эта молния не ударит тебя, шатлена, но именно сила, заключенная в ней, заставляет механизм делать свое дело. Севериан, передвинь свою рукоять до этого шпенька.
Рукоять, мгновением раньше холодная, точно гадюка, успела ощутимо нагреться.
– Что же этот механизм делает с клиентами?
– Не могу описать, шатлена. На себе, понимаешь ли, пробовать ни разу не довелось.
Мастер Гюрло коснулся ручки на пульте управления, и распростертую на столе Теклу залил ослепительно-белый, обесцветивший все, чего коснулся, свет. Текла закричала. Я всю свою жизнь слышу крики, однако этот был самым ужасным, хотя и не самым громким из них, ибо обладал размеренностью скрипа плохо смазанного колеса.
Когда ослепительный свет погас, Текла еще пребывала в сознании. Широко раскрытые глаза ее смотрели в потолок, однако руки моей она словно бы не увидела, а прикосновения не почувствовала. Дыхание ее участилось.
– Может быть, подождать, пока она не сможет идти? – спросил Рох, явно представив себе, как неудобно будет нести женщину столь высокого роста на руках.
– Нет, забирайте, – велел мастер Гюрло, и мы взялись за дело.
Покончив с дневными работами, я спустился в темницы навестить Теклу. К тому времени она вполне пришла в себя, но встать еще не могла.
– Мне следовало бы возненавидеть тебя, – сказала она.
Чтобы расслышать ее, пришлось наклониться к самой подушке.
– Я бы не удивился.
– Но я не стану… Нет, не ради тебя… если я возненавижу последнего своего друга, что мне останется?
На это сказать было нечего, и потому я промолчал.
– Знаешь, каково это? Долгое время я даже думать об этом не могла…
Ее правая рука вдруг медленно поползла вверх, подбираясь к глазам. Я поймал ее и прижал к кровати.
– Я словно увидела своего злейшего врага, сущую дьяволицу. И дьяволица эта – я сама.
Скальп ее кровоточил. Достав чистую корпию, я промокнул ранки, хотя и знал, что вскоре кровь свернется сама. В пальцах левой руки Теклы запутались пряди вырванных с корнем волос.
– После этого я уже не властна над собственными руками… могу управлять ими, только если специально думаю об этом и понимаю, что они намерены сделать. Но это очень тяжело, а я так устала… – Склонив голову набок, она сплюнула на пол кровавой слюной. – Кусаю сама себя – щеки изнутри, язык, губы… Один раз собственные руки хотели задушить меня, и я подумала: «Вот и хорошо, наконец я умру…» Но стоило мне потерять сознание, они, должно быть, тоже утратили силу – я очнулась. Совсем как с тем механизмом, верно?
– Да, как с «Ожерельем Аллоуина», – подтвердил я.
– И даже хуже. Теперь мои руки пытаются ослепить меня, вырвать веки. Я в самом деле ослепну, да?
– Да, – сказал я.
– А долго ли я еще проживу?
– Возможно, с месяц. Эта тварь внутри тебя, подспудная ненависть к себе самой, разбуженная «Революционером», будет слабеть вместе с тобой, ведь ее сила – твоя сила. В конце концов вы умрете вместе.
– Севериан…
– Да?
– Впрочем… Эта тварь от Эреба или Абайи – вполне подходящий для меня компаньон. Водал…
Я наклонился еще ближе к ней, но не смог расслышать ни слова и наконец сказал:
– Я хотел спасти тебя. Украл нож и целую ночь ждал удобного случая. Но заключенного может вывести из камеры только мастер, и мне пришлось бы убивать…
– …своих друзей.
– Да, своих друзей.
Руки ее вновь зашевелились; из уголка рта потекла кровь.
– Ты принесешь мне этот нож?
– Он у меня с собой.
Я вынул нож из-под плаща – обычный кухонный нож, около пяди в длину.
– С виду острый…